Пьесы - читать онлайн

Дитя слепого старца, Антигона,

Куда пришли мы? Как зовут страну?

Кто в ней живет? Кто бедному скитальцу

Предложит скудный милостыни дар?

Ах, о немногом просит он – и меньше

Немногого ему дают – и этим

Доволен он. Довольству научили

Его и горести, и долгий век,

И прирожденный благородства дух.

Итак, дитя, сиденье поищи мне

¹⁰ В мирском ли месте, иль в святой ограде.

Узнать пора, куда с тобой пришли.

Мы странники; что граждане прикажут,

Тому должны мы следовать, дитя.

Отец-страдалец, городские стены

Еще не близко – если глаз меня

Не обманул. А место здесь святое:

Все виноградом поросло оно,

Маслиной, лавром; рокот соловьиный

Повсюду льется в зелени ветвей.

Но вот сиденье из живого камня;

Согни ж колени; старческой стопою

²⁰ Измерил путь ты долгий, мой отец.

Изволь, присяду; помоги ж слепому!

Мне не учиться стать; не в первый раз!

Куда ж зашли мы? Можешь мне сказать?

Афины узнаю я, местность – нет.

Да, так нам каждый встречный говорил.

Но эта местность – расспросить велишь?

Да, расспроси, коль жителей в ней видишь.

Как им не быть! – Но и ходить не надо:

Какой-то путник к нам направил шаг.

³⁰ К нам, подлинно? Уж близко подошел он?

Он пред тобою; если что надумал

Ему сказать ты – смело говори.

Услышав, чужестранец, от нее,

Чьи очи видят за обоих нас,

Что в добрый час ты к нам направлен богом

Недоуменье наше разрешить…

Об этом после; ты же рощу эту

Оставь: не место здесь стопе твоей!

Она – святая? Кто ж владеет ею?

Земли и Мрака грозные исчадья,

⁴⁰ Никто иной да не войдет сюда.

Но как наречь, молясь, святых богинь?

Их Евменидами зовет народ наш

Всезрящими; но у других людей

И имена пристойны им другие.

О да не минут милостью своей

Просителя святые Евмениды!

Из рощи их я боле не уйду.

Что это?

Знаменье судьбы моей.

Послушай, странник. Без народной воли

Тебя изгнать отсюда не дерзну я;

Но доложить я должен о тебе.

О ради бога, не презри скитальца!

⁵⁰ Открой мне все, что знать мне надлежит.

Что ж, спрашивай; я отвечать согласен.

В какую местность привели нас боги?

Что сам я знаю, все скажу тебе.

Вся эта местность благодатью дышит;

Ее владыка – Посидон святой.

Здесь чествуют и бога-огненосца,

Титана Прометея; место ж это,

Что простирается у ног твоих,

У нас зовется «медный праг земли»:

Оплотом создан он Афинам нашим.

В соседстве – стогны; здесь Колон-наездник —

⁶⁰ Вот этот самый – пращуром слывет.

Его же именем почтенным всех мы

Сообща селян привыкли величать.

Такой наш край, прославленный не в сказах,

А в нашей всенародной вере, гость.

Так эту местность населяют люди?

Конечно: соименники Колона.

Кто ж правит ими? Иль в народе сила?

Царю афинскому они подвластны.

Совета вождь и лютой брани – кто он?

Покойного Эгея сын – Фесей.

⁷⁰ К нему гонца могли бы вы отправить?

Весть передать? Или сюда позвать?

За малый труд снискать большую прибыль.

Какая ж прибыль от слепого старца?

Не бойся: зрячей будет речь моя.

Ты благороден, мнится, чужеземец,

Хоть и печальной доле обречен;

Послушай же меня, и будет лучше.

Здесь оставайся, где тебя я встретил;

Я ж о твоем приходе доложу

Селянам только – горожан не надо.

Они решат, как быть тебе – остаться

⁸⁰ Почтенным гостем, иль покинуть край.

Дитя мое, ушел ли чужеземец?

Да, мой отец; спокойно говори

Все, что желаешь: мы одни с тобою.

О рой могучих, грозноликих дев!

У вас впервые я согнул колени,

Пройдя рубеж аттической земли;

Явите ж милость Фебу, милость мне.

Он сам в тот день неслыханных гаданий

От долгих мук мне отдых предвещал.

«В предельный край, – так молвил он, – придешь ты.

⁹⁰ Богинь Почтенных утомленный гость;

Там склон настанет горемычной жизни,

И будешь ты приявшим – благостыней,

Изгнавшим же – нещадною грозой.

А знаменьем признаешь необманным

Земли внезапный трепет, грома гул

Иль пламень ясный Зевсовой зарницы».

Я знаю, вашей волею влекомый,

Нашел я к роще вашей верный путь.

Недаром первыми я встретил вас,

¹⁰⁰ Я, трезвый, вас, бесхмельных сотрапезниц,

И камень ваш, не тронутый булатом,

Сиденьем первым труженику стал.

Итак, богини, ниспошлите мне

Во исполненье Фебовых обетов

Судьбы земной предел и завершенье,

Коль стал достоин милости я вашей,

Испив до дна страдания фиал.

Внемлите, дщери изначальной Тьмы!

Внемли, Паллады град непобедимый,

Столица славы, древние Афины!

Пред вами тень несчастного Эдипа:

¹¹⁰ О сжальтесь же! Не тот уж я, что был…

Умолкни! Старцев шествие я вижу:

Тебя, знать, ищет их тревожный взор.

Я умолкаю. Отведи с дороги

Меня подальше в рощу. Знать я должен

Их замыслы; лишь в знании для смертных

Благоуспешной мудрости залог.

Смотри! Его нет… Где же он?

Уж не покинул ли рощу, след скрывая,

¹²⁰ Пришелец, не знавший удержу!

Исследуй все вокруг,

Повсюду взор мечи!

С чужбины, с чужбины этот старец в наш

Край прибрел: не дерзнул бы он

Так своей осквернить стопой

Рощу сильных, суровых дев…

Их мы назвать дрожим.

¹³⁰ Да, без оглядки мы проходим

Мимо, робкой молитвы вздох

Им мы голосом тихим шлем.

И что ж? Их оскорбил скиталец

Без стыда, без страха!

И напрасно кругом озираемся мы

По ограде святой:

Ускользнул он от нашего взора.

Это я, тот скиталец: по голосу вас

¹⁴⁰ Я, селяне, узнал.

Это ты! Это ты!

Неприветлив твой образ, нерадостен глас.

Не должны вы меня нечестивцем считать.

О защитник наш Зевс! Кто пред нами стоит?

Перед вами – несчастный, жестокой судьбе

Обреченный, старейшины этой земли!

Я чужими глазами свой путь нахожу:

Посмотрите, бреду,

Большой, за малою следом!

О да! Твоих глаз свет потух.

¹⁵⁰ С детства ли был ты незряч в своей дороге

Столь долгой и столь бедственной?

Но не прибавь к беде

Проклятий божества!

Зашел ты, зашел ты далеко за грань:

Берегись заповедных мест,

Где в кратиру воды святой

Сладкий ярого меда сок

¹⁶⁰ Жертвой благой течет:

Их берегись, несчастный путник,

Отстранись, удались, уйди —

Ты стоишь далеко от нас —

Слышишь речь мою, горький странник?

Из запретной чащи

Уходи! Если хочешь мне дело сказать —

Из дозволенных мест

Говори, а дотоле – ни слова!

¹⁷⁰ Что велишь ты мне делать, родная моя?

Мой отец, волю граждан почтить мы должны,

Уступая, где надо, и слушаясь их.

Прикоснись же ко мне.

Дай мне руку, отец.

Чужестранцы! Не будет вреда мне от вас,

Если сень я покину, доверившись вам?

Никто против воли твоей не посмеет

Увести тебя, старец, отсюда.

Сюда?

Дальше, старец, дальше!

¹⁸⁰ А теперь?

Дальше, дальше, дева!

Ты разве меня не слышишь?

. . . . . . . . . . .

Слабой поступью, не спеша,

Следуй дальше, отец, за мной.

. . . . . . . . . . . .

Помни, странник: в земле чужой

Воля граждан – тебе завет:

Что им любо – воздай почет.

Что не любо – чуждайся!

Так веди меня, дочь,

Чтобы, местную веру смиренно почтив,

¹⁹⁰ Мог я слово сказать и услышать ответ.

С неизбежностью нам ли бороться?

Дошел ты до края земли каменистой,

Оставаться здесь можешь без страха.

Вот здесь?

Я сказал: довольно!

Можно сесть?

Да, на камень, сбоку

Он низок; согни колено!

Это мне предоставь, отец…

Ох, тяжко, тяжко!

Шаг за шагом со мной иди.

²⁰⁰ Силе любящих рук доверь

Тела старого слабый вес.

Слепая, жестокая доля!

Здесь, несчастный, спокойно вздохни

И ответствуй: откуда ты?

Что за горе тебя ведет?

Кто ты, откуда родом?

Я изгнанник, друзья! Не пытайтесь…

К чему запрет, скиталец, твой?

²¹⁰ Не пытайся узнать, кто я!

Нет, прекрати расспросы!

Почему?

Страшен род мой!

Молви!

О дитя! Что мне делать?

Ты какого семени сев?

Кем рожден? Говори, пришлец!

Страшно, родимая, мне! Что мне сказать?

До предела дошел ты; признайся!

Да, мне признаться пора; правды не скрыть!

Слишком долго вы медлите; молви!

²²⁰ Ведом вам Лаия сын?

Увы!

Род Лабдакидов?

О боги!

Ведом несчастный Эдип?

Так это ты?

Не пугайтесь же этого слова!

Горе, горе!

Горе мне!

Горе!

Моя дочь, что случилось со мною?

Уходите из нашего края!

Вы не то обещали мне, старцы.

Нет от богов рокового возмездия

Тем, кто обиды карает обидами;

²³⁰ Тщетно к обману обман прибавляешь ты:

Им не добро, а лишь боль порождается.

Нет, нашу землю покинуть обязан ты,

Прочь уходи от предела священного,

Чтоб не обрушилась

Божья на город кара!

Где же ваша кротость, друзья?

Старца вид почтенный

Вам противен стал

В миг, что напомнил вам

²⁴⁰ Весть о делах его невольных,

Дайте же мне умолить вас, безрадостной;

Хоть надо мной сжальтесь вы!

Я за отца вас прошу горемычного,

Я; не слепыми встречаю глазами я

Взор ваших глаз, точно племени вашего

Отпрыск; о сжальтесь над долей несчастного!

Как перед богом, пред вами предстали мы.

Сирых обрадуйте: радость нежданную

Нам подарите.

²⁵⁰ Всем, что вам дорого, вас заклинаю я,

Чадом, женою, имением, богом, —

Сжальтесь! Не встретить под солнцем вам смертного,

Кто б мог богов ниспровергнуть волю.

Верь, дочь Эдипа: и тебя нам жаль,

И об его мучениях скорбим мы.

Но гнев богов нам страшен; ради них —

Мы не изменим прежнего решенья.

Когда поток струится праздной славы

В устах людей, какая польза в нем?

²⁶⁰ Благочестивы, слышал я, Афины

Превыше всех; лишь в них гонимый странник

Найдет надежный, ласковый приют.

Что ж? Оправдалась ли на мне их слава?

Не вы ли из священного приюта

Меня подняв, изгнать хотите вон?

Чего боитесь? Имени пустого!

Иль образ мой смутил вас? Нет, не он;

Свои ж деянья, если молвить правду,

Я претерпел скорее, чем свершил.

Отца проклятье, матери проклятье —

Они пугают вас, ведь так? Но где же

²⁷⁰ Моя порочность тут сказалась, где?

На зло ответил злом я; будь я даже

В сознанье полном – и тогда б вины

Тут не было. Но нет: когда я пал —

Я пал в неведенье; а кто казнил —

Те ведали, кого они губили.

О взвесьте все, богами вас молю!

Принудив кров покинуть благодатный,

Нас не оставьте помощью своей.

Негоже из почтения к блаженным

Святые их заветы попирать.

Нет, верьте, старцы: видит божий глаз

²⁸⁰ И благочестье смертных, и нечестье,

И нет злодеям от него спасенья.

Не омрачайте ж родины счастливой

В богопротивном рвении своем.

Просителю залог спасенья давши,

Храните верность до конца ему.

Я знаю сам, нерадостен мой вид —

И все ж страшиться вам меня не должно:

Я освящен и просветлен страданьем,

И счастлив будет мой приход для вас.

²⁹⁰ Когда придет ваш царь – вы все поймете;

Пока ж – стерпите, не творите зла!

Твои советы, старец, мне внушают

Немалый страх: его в словах немногих

Не выскажешь. Но мы согласны: дело

Пускай решит державный царь Афин.

А где же ныне пребывает он?

В отцовском граде правит он; тот страж,

Что нас прислал, гонцом к нему умчался.

Как мните вы? Уважит он желанье

³⁰⁰ Слепого старца? Выйдет он ко мне?

Конечно, выйдет: имя привлечет.

Кто ж возвестит его царю афинян?

Хоть путь не близок, но молва привыкла

Гонцов перегонять; ее услышав,

Царь будет здесь, не бойся. Все народы

Твое, бедняга, имя облетело.

Хотя б и спал он, вялостью объятый —

На твой призыв он быстро поспешит.

О, да придет он, городу на благо

И мне: глупец лишь сам себе не друг.

³¹⁰ О Зевс! Что вижу? Что сказать, отец мой?

Родная, Антигона, что случилось?

Там – женщина к нам близится; везет

Ее этнейский конь. Ее чело

Убор дорожный фессалийский кроет,

От солнца защищая. Кто она?

Что мне сказать?

Ужель она? Иль нет? Иль заблуждаюсь?

То признаю, то нет; как быть, не знаю…

О боги!

Она, она! Улыбкою приветной

³²⁰ Ее глаза сияют; нет сомненья,

То он, возлюбленный Исмены лик!

Дитя, что молвишь?

Дочь твою я вижу,

Мою сестру; по голосу узнаешь.

Отец, сестра! О, нет имен дороже

Душе моей. Я с болью вас искала —

И с болью новою смотрю на вас.

Дитя, ты здесь?

О зрелище печали!

Ты к нам пришла?

Пространствовав не мало.

Дай руку, дочь!

Даю ее обоим.

³³⁰ О, дочери мои!

О, сколько бедствий!

Над ней и надо мной?

И надо мной.

С чем ты пришла?

С заботой о тебе.

Тоска томила?

Да, и весть несу.

Помог мне он – в других угасла верность.

А братья где? Чем заняты, скажи!

Не спрашивай, ужасна участь их.

Что это! Видно, у египтян нравам

Они учились и укладу жизни!

Там, говорят, мужчины в теремах

³⁴⁰ Сидят у кросен, жены ж той порою

Вне дома средства к жизни промышляют.

Так и у вас. Те, коим долг велит

Нести обузу трудовой заботы —

Как девы, нежатся в тени хором,

И вместо них уход за горемычным

Лежит на вас. Ты, друг мой Антигона,

Едва подросши и окрепнув телом,

Со мной повсюду спутницей несчастной

Невзгоды старца делишь. Сколько лет

Блуждаешь ты без пищи, босонога,

В глуши лесной! Да, молодой главою

³⁵⁰ Дождя удары, зной палящий солнца

Ты выносила, ни во что не ставя

Уют домашний, лишь бы от меня

Нужды голодной отвратить страданья!

А ты, Исмена, тайно от фиванцев

И раньше вестницей гаданий Феба

Ко мне ходила, верный страж отца,

С тех пор как был я изгнан из отчизны.

И ныне, дочь моя, какую весть мне

Приносишь ты? Что привело тебя?

Уж не с пустыми ты пришла руками

³⁶⁰ Ко мне, я знаю; чует страх душа.

О мой родитель, как томилась я.

Следя пути твоих скитаний – это

Оставлю я; к чему рассказом грустным

Испытанное горе повторять?

Твоих несчастных сыновей невзгоды

Тебе пришла поведать я, отец.

Сначала в рвенье праведном Креонту

Они престол хотели уступить,

Спасая град от пагубы старинной,

³⁷⁰ Что твой несчастный обуяла род.

Так разум им советовал. Но вскоре —

По воле бога и в порыве духа

Преступного – они в мятежном споре

За царский ухватилися венец.

И вот, в отваге юношеской, младший

Лишает власти старшего, в изгнанье

Его ссылая. Тот в гористый Аргос —

Так убеждает нас молва – идет.

Там – новый брак, там – смелая дружина,

³⁸⁰ И там – решенье: покорить Кадмею

Или погибнуть в славе до небес.

Да, мой отец. Не слов лишь вереницы,

Нет, дел грозу я принесла тебе;

И как средь них твоим страданьям отдых

Богов готовит милость – не пойму.

С чего решила ты, что их заботы

Я стал достоин и спастись могу?

Так новые пророчества вещают.

Пророчества? Какие, дочь моя?

Живой и мертвый станешь ты желанным

³⁹⁰ Залогом счастья гражданам навек.

Но что за счастье дать могу я людям?

В твоих руках победы дар для них.

Теперь я муж, когда ничем уж стал я!

Губили боги – и возносят боги.

Низвергли юного – возносят старца!

Так знай: пророчеств ради этих вскоре —

Уж близок час – Креонт сюда придет.

В чем замысел его? Скажи мне, дочь!

Ты будешь жить в земле, подвластной Фивам,

⁴⁰⁰ Но на фиванский не взойдешь порог.

Какой же прок томиться у дверей?

Твоя могила им была бы скверной.

Не нужен бог, чтоб это понимать.

Вот почему он хочет, чтобы ты

Жил рядом, но не сам себе хозяин.

Но буду ль я покрыт землей родною?

Нельзя, отец: ты кровь родную пролил.

Тогда вовек им мною не владеть!

Но им и это сбудется бедою.

⁴¹⁰ Какой бедою? Почему, дитя?

Твой гнев сразит их у твоей могилы.

Откуда же пришли такие вести?

Из Фебова чертога, от послов.

Сам Феб меня вещанием почтил?

Так говорят вернувшиеся мужи.

А сыновья мои об этом знают?

Обоим ведом Фебов приговор.

О нечестивцы! Знали ведь – и все же

Милей отца престол им царский был!

⁴²⁰ Мне больно слышать, но роптать не смею.

О разгорись же, распря роковая!

О боги! Мне исход отдайте в руки

Грядущей битвы, поднятых мечей!

Тогда ни тот, кто ныне властью грозен,

Не сохранит ее, ни тот изгнанник

Своей отчизны не увидит вновь.

Да, горе им! Когда родитель их

Бесчестно из отечества был изгнан —

Никто из них его не удержал,

Не заступился, нет: детей раченьем

Меня глашатай всенародно в Фивах

⁴³⁰ Изгнанником безродным объявил!

Не говори, что родина мне этим

Желанный дар по праву поднесла!

Да, было время: пыл души мятежный

Мгновенной смерти жаждал; я готов

Принять был гибель от меча иль камня —

Но нет; никто той просьбы не исполнил!

Прошли года; остыл душевный жар;

Я понял, что раскаяньем безмерным

Жесточе жизнь разрушил я свою,

Чем юности моей грехом невольным.

⁴⁴⁰ И вот, тогда решеньем запоздалым

Меня народ насильственно изгнал,

Они ж, родные дети, не хотели

Помочь отцу и, слова не замолвив,

Скитаньям горьким обрекли меня.

Лишь эти девы помогают мне

По мере сил своей природы женской;

Их милостью и пищу я имею,

И мой приют, и родственную помощь.

А те отцу державу предпочли:

Им любо властвовать, землею править…

⁴⁵⁰ Что ж, в добрый час! Но другом им не буду,

И впрок им власть лихая не пойдет.

Я верю, да; и из твоих вещаний

Я эту веру черпаю, дитя,

И из того старинного завета,

Которым Феб меня благословил.

Пусть искушать меня Креонт приходит,

Иль кто другой из городских вельмож:

Но вы, мои гостеприимцы, вместе

С богинями, блюдущими ваш край,

Явите только вашу мне защиту.

И вы во мне спасителя найдете,

⁴⁶⁰ От тех, кто нынче стал моим врагом.

И ты, Эдип, достоин состраданья,

И эти девы. А за то, что края

Ты нашего спасителем приходишь,

Ты и от нас совет благой прими.

Советуй, друг; я все готов исполнить.

Очиститься ты должен перед теми,

Чья сень тебя впервые приютила.

Очиститься; но как? Скажите мне!

Святой струи рукой благоговейной

⁴⁷⁰ Из родника живого зачерпни.

Что ж делать мне с той непорочной влагой?

Там чаши есть, художника изделье;

Их рукоятки и края обвей…

Чем? Зеленью иль шерстяной повязкой?

Волною чистой агницы младой.

Дальнейший ход обряда объясни мне!

К заре поднявши лик свой – возлияй.

Из тех же чаш, что указал ты, лить мне?

Да, три струи; но третью чашу всю —

⁴⁸⁰ Я чем наполнить должен? Все скажи!

Водой и медом, а вина не лей.

Дар примет черная земля; а дальше?

Стеблей маслины трижды девять ей

Ты возложи и сотвори молитву.

Ее прочти мне; вся ведь святость в ней.

«Как мы Благими их зовем – благою

Душой пусть примут гостя во спасенье».

Так ты молись, иль за тебя другой,

Но шепотом, неслышными устами.

⁴⁹⁰ Затем уйди, лица не обращая.

Все это ты исполни – и без страха

В свою среду тебя мы примем; ныне ж

Мой ум встревожен за тебя, мой гость.

Селян советы слышали, родные?

Да, слышали; повелевай, отец.

Мне прегражден тот путь двойной преградой:

И зренья нет, и телом я ослаб.

Одна из вас пусть заместит меня.

Суть не в числе: и одного довольно,

Когда полно в нем сердце благочестья.

⁵⁰⁰ Итак, спешите, но одним меня

Не оставляйте: неспособен стал я

И краткий путь без помощи пройти.

Охотно все свершу.

Лишь укажите,

Как путь найти к святилищу богинь.

У той опушки рощи, чужестранка;

Там страж живет; он даст тебе, что нужно.

Иду. Останься, Антигона, здесь.

Отца храни. Дочерняя забота

Хоть тяжела, родным она не в тягость.

⁵¹⁰ Хоть жестоко будить древнее зло,

Что в глубине сердца заснуло,

Но все же спросить я должен.

О чем же?

О том, как грянул удар нещадный

И счастье твое разрушил.

Во имя гостеприимства

Не трогай моих страданий!

О деле идут смутные слухи, —

Друг, правды весть я хочу услышать.

Горе!

Не томи отказом!

Увы!

⁵²⁰ Молви, друг! Я ли уж не был к тебе уступчив?

Испытал я беду, злую беду,

Сам не гадав, бог мне свидетель:

Моей в том не было воли.

Но чья же?

Греховным браком меня опутал

Народ; ничего не знал я.

Ты матери ложе, молвят,

Растлил в нечестивой неге?

О горе мне! Смерть в вашем вопросе.

⁵³⁰ Да! Эти две рождены в том браке!

Боги!

Дочери проклятья.

О Зевс!

Да, со мной в том же они зачаты лоне.

Итак, они и дщери тебе…

И дщери, да, и сестры отцу.

Увы!

Тысячу раз я стенал – увы!

Ты страдал?

Нет страданьям забвенья!

Ты свершил?

Не свершил!

Как?

Я принял дар —

⁵⁴⁰ Ах, не такою наградой спасителя

Почтить был должен град, спасенный мною.

Несчастный, дальше! Пролил ты кровь?

К чему вопрос? Что хочешь ты знать?

Отца?

Новый удар, на боли боль.

Ты убил?

Да, убил. И однако

Что, скажи?

Нет вины!

Как?

Услышь ответ:

Если б не тронул я, был бы я сам убит.

Я пред законом чист: свершил, не зная.

Наш царь идет – Фесей, Эгея отпрыск;

⁵⁵⁰ Твоя, знать, просьба вызвала его.

Сын Лаия, и раньше много раз

Весть о твоем кровавом ослепленье

Мне приходилось слышать; уж по ней

Я догадался, кто ты. Вид твой ныне

У всех сомнений отнимает почву:

Одежда жалкая, несчастный лик —

Тебя бесспорно выдают и сердце

Мне заливают жалости волной.

Ответь же мне, безрадостный Эдип,

С какой нуждою к нам пришли вы – сам ты

И спутница несчастная твоя?

⁵⁶⁰ Пожалуй, лишь в неслыханном желанье

Ты мог бы получить у нас отказ.

И сам чужим я вырос на чужбине

И много бедствий у чужих людей

Своей главою вынес – как и ты.

А потому и помощь чужестранцам —

Таким, как ты, – мой неуклонный долг.

Как ты, я смертен, и тебя не боле

Уверен в счастье завтрашнего дня.

Фесей, ты кратким, благородным словом

⁵⁷⁰ Мне длинной речи тягость отпустил.

Ты сам сказал, кто я, кто мой родитель,

Какой земли я гражданином был.

Одно осталось: моего желанья

Предмет назвать – и речи всей конец.

Ты прав; его услышать жажду я.

Пришел я с даром: собственное тело

Несчастное тебе принес я. Знаю,

Что нероскошен с виду этот дар:

Не красотою важен он, а пользой.

Какая польза мне – тебя принять?

⁵⁸⁰ Увидишь сам, когда наступит время.

В какой же час объявится она?

Когда умру и ты мне дашь могилу.

Ты говоришь о жизненном пределе,

Как будто жизнь тебе уже ничто?

Нет, но с пределом и ее мне дашь ты.

Изволь; желанье скромное твое.

Не говори! Напасть грозит лихая.

Кому же? Мне, иль сыновьям твоим?

Они домой меня влекут насильно.

⁵⁹⁰ Что ж, согласись: нерадостно изгнанье.

Когда хотел остаться, – изгнан был!

Глупец, от гнева пользы нет в несчастье!

Узнай сначала все – затем кори.

Что ж, молви; в знанье лишь совета сила.

Фесей! Мой жребий – зло превыше зла.

Ты о несчастьях рода речь заводишь?

К чему? И так их вся Эллада знает.

Но где ж еще чрезмерность зол твоих?

Вот где она. Своя же кровь изгнала

⁶⁰⁰ Из родины меня. А возвратиться

Не волен я: ведь я – отцеубийца!

И все ж, сказал ты, за тобой пришлют?

Да; их заставит божьей воли слово.

Какой бедой пророчество грозит им?

В твоей земле им гибель суждена.

Но разве есть нам отчего раздорить?

О сын Эгея дорогой, богов лишь

Ни старость не касается, ни смерть;

Все прочее всесильною рукою

Стирает время. Убывают силы

⁶¹⁰ И наших тел, и матери-земли,

Хиреет верность и коварство крепнет,

И мягкий ласки ветерок – не вечно

Он будет веять, ни от друга к другу,

Ни от страны к стране. Сегодня – здесь,

Заутра – там менять готовы люди

Раздор на дружбу, дружбу на раздор.

Пусть ныне ясен небосвод, и в мире

Живут фиванцы с родиной твоей:

Бог времени в теченье непрерывном

Рождает много и ночей, и дней;

Из них любой ударом прихотливым

⁶²⁰ Пожатий верных узы рассечет.

И вот тогда струя их жаркой крови

Мой хладный прах в могиле утолит,

Коль Зевсом – Зевс, и вещим – Феб остался.

Довольно: страх в вещаньях нерушимых

Живет для смертных. Дай мне кончить тем,

С чего я начал: соблюди мне верность —

И будешь ты доволен поселенцем

Мест этих, если правду молвил бог.

Да, государь; в таких словах и раньше

⁶³⁰ Земле он нашей благодать сулил.

Как я дерзну твою отринуть дружбу,

Когда незыблем в нашем доме общий

Очаг стоит, куначества залог?

Когда, проситель Евменид почтенный,

Земле несешь ты дар благой и мне?

Все это свято нам; твою приемлю

Я благодать: живи в стране моей.

Приятно здесь тебе остаться – старцам

Твою охрану поручу; а нет —

⁶⁴⁰ Иди со мной. Сам выбирай, что лучше;

Твой выбор будет и моим, Эдип.

О Зевс! Будь ласков к благородству их!

Что ж скажешь ты? Согласен жить со мною?

Я был бы рад; но нет, нельзя. Лишь здесь…

Что ж дальше? «Здесь»? Не буду прекословить.

Я поражу врагов, меня изгнавших.

То был бы дар, достойный пребыванья.

Так будет, знай. Лишь ты будь верен слову!

На том стою: не выдам я тебя.

⁶⁵⁰ Связать тебя присягой не дерзаю.

Она не крепче слова моего.

Как быть теперь!

Чего же ты боишься?

За мной придут!

Твоя охрана – здесь.

Не уходи!

Учить меня бесцельно.

Но в страхе…

Страх душе моей неведом.

Ты знаешь ли угрозы их?

Я знаю,

Что нет того, кто б против воли нашей

Тебя отсюда увести дерзнул.

Пусть тешат гнев угрозами пустыми, —

⁶⁶⁰ Придут в себя, – и больше нет угроз.

Пусть земляки твои в тщете речей

Тебя страшат насильственным уводом, —

За дело лишь возьмутся, – путь сюда

Покажется им морем неприютным.

Ты и помимо слова моего

Дрожать не должен: Феб – твоя защита.

Но где бы сам ни пребывал я – имя

Тебя мое убережет от зла.

В землю гордых коней, мой гость,

Ты пришел, красоты отчизну дивной —

⁶⁷⁰ В край блестящий Колона; здесь

День и ночь соловей поет;

Звонко льется святая песнь

В шуме рощи зеленой.

Люб ему темнолистый плющ,

Люб дубравы священной мрак,

Кроткого бога листва многоплодная,

Приют от бурь и зноя;

И здесь, увлекая хор

Его воспоивших нимф,

Кружится

⁶⁸⁰ Он сам – Дионис желанный!

Здесь, небесной росой взрощен,

Вечно блещет нарцисс красой стыдливой,

Девы-Коры венечный цвет;

Здесь горит золотой шафран

Словно пламень над пеной волн

Вдоль ручьев неусыпных.

В них Кефиса журчат струи;

День за днем по полям они,

Грудь орошая земли материнскую,

⁶⁹⁰ Живой играют влагой.

Хор муз возлюбил наш край,

И к нам с золотых колес

Нисходит

Волшебница Афродита.

Есть и древо у нас – равного нет в Азии дальней,

Нет и в дорийской земле – ею же царь

Древний Пелоп некогда правил:

Природы дар, смертных рук не знавший,

Дружины вражеской гроза,

⁷⁰⁰ Земли родной отпрыск благодатный,

Кроткий пестун детей – древо маслины.

Ни стар, ни млад рук ударом дерзких

Ввек не сгубит его: видит врага

Сну непокорный и день и ночь

Зевса-Мория лик и взор

Ясноокой Афины.

И еще нам одну славу хранит наша отчизна;

⁷¹⁰ Бог могучий ее нам даровал —

Ею навек нас он прославил:

Он бог коней – бог он мореходства.

О Кронов сын! Тебе гремит

Хвалебный гимн – Посидон владыка!

Гнев коней укротил здесь ты впервые,

Вручив узду в помощь человеку.

Здесь же прянул в лазурь, сотнею рук

Быстро по влажным путям гоним,

Первый струг, Нереид морских

Среброногих товарищ.

⁷²⁰ Колон прославленный! Готовься ныне

Тех слов хвалу на деле оправдать.

Что нового, дитя мое?

Креонт

К нам близится; с ним ратников немало.

О старцы дорогие! В вас одних

Предел я вижу своего спасенья.

Не бойся, друг! Хоть мы и старцы – сила

Земли афинской вечно молода.

Селяне благородные Колона!

Я вижу, страх напрасный ваши очи

⁷³⁰ Вдруг затуманил при моем приходе.

Зачем робеть вам и недобрым словом

Меня встречать? Я не со злом пришел.

И сам я стар, и знаю, что ваш город

В Элладе славен силою своей.

Нет; послан я – его, такого ж старца,

Уговорить вернуться в землю Кадма.

Того желает не один лишь муж,

Нет, город весь; а послан я, как родом

Ему ближайший и печальник первый.

⁷⁴⁰ А ты, Эдип несчастный, не отринь

Желаний наших: в дом родной вернись!

Тебя кадмейцы все зовут по праву,

И всех усердней – я. Я был бы худшим

Из всех людей, когда б ответной боли

Твои страданья не внушали мне.

Ты здесь, несчастный, средь чужих чужой,

Скиталец вечный; жизнь полна лишений;

Одна опора – дева молодая.

Жаль и ее мне; мог ли кто подумать,

Что на нее такой падет позор?

⁷⁵⁰ Все о твоей печется нищей доле,

Не зная мужа, всякому добыча.

О стыд! О жалость! О каким бесславьем

И ты, и я, и весь наш род покрыт!

О ради бога – ведь того не скроешь,

Что́ на глазах у всех, – Эдип несчастный,

Послушайся меня, вернись без спора

К родному очагу, в отцовский град.

С Афинами простимся дружелюбно —

Они достойны нашей ласки – все же

Чтить выше всех повелевает Правда

⁷⁶⁰ Твой край родной, которым вскормлен ты.

Вития дерзкий, что во всяком деле

Умеешь слов лукавым изворотом

Вид лживый правды кривде придавать!

Зачем меня ты искушаешь, сети

Вторично стелешь мне таких мучений,

Что всех больнее сердцу моему?

Когда, внезапным ужасом сраженный,

Как избавленья я изгнанья жаждал —

Ты утолить меня не пожелал.

Когда же стих прибой мятежной страсти,

И стал мне мил уют домашней сени —

⁷⁷⁰ Тогда безжалостно меня изгнал ты,

Презрев родства ненарушимый долг!

И вот теперь, когда народ афинский

Прием мне благосклонный оказал,

Меня сманить задумал ты коварно

Красивой оболочкой темных дел.

К чему? Любовь взаимностью сладка:

Оставь меня! Когда, нуждой томимый,

Ты лишь отказ встречаешь у людей,

Позднее же, когда беде конец,

К тебе спешат с ненужною подмогой, —

⁷⁸⁰ Ужель на ласку лаской ты ответишь?

Такая же и здесь твоя услуга:

В ней на словах добро; на деле ж – зло.

В чем это зло – скажу гостеприимцам!

Да, ты пришел за мною; но не с тем,

Чтоб дать мне жить у очага родного:

За рубежом меня укрыть ты хочешь,

Чтоб от Афин я вам оплотом стал!

Тому не быть! Но вот что будет: в Фивах

Дух-мститель мой, навеки поселенный;

Земли ж отцовской сыновьям моим

Пространства столько, сколько, умирая,

⁷⁹⁰ Они займут в падении своем!

Тебя ли хуже Фив судьбу я знаю?

Нет, верь мне, лучше: вразумил меня

И Феб, и Зевс, отец державный Феба.

А ты, сюда шаги направя, ложью

Коварных уст речистость отравил,

Забыв о том, что слов пустых избыток

Урона больше, чем добра таит.

Ты мне не веришь, знаю я; ну, что же!

Уйди отсюда, а меня оставь.

Пусть в незавидной доле я – не так уж

Она горька, коль ей доволен я.

⁸⁰⁰ Тебя послушать, враг тебе я злейший.

Меж тем как сам себе ты худший враг.

Коль ты мне друг – не искушай напрасно

Притворной речью ни меня, ни их.

Ужель в тебе твой долгий век ума

Не вырастил? Зачем порочить старость?

Язык твой остр; но кто во всяком деле

Красноречив, тот праведным не будет.

Кто говорит обильно, кто – уместно.

Твоя, знать, речь уместна и кратка!

⁸¹⁰ Нет, не для тех, чей ум с твоим согласен.

Приют мой здесь; твое усердье тщетно;

Они со мной тебе твердят: уйди!

Они и подтвердят, что был я добр,

Когда я вновь тобою овладею.

Мной овладеешь? При такой защите?

Да, и при ней я огорчу тебя.

Что ты задумал? Чем мне угрожаешь?

Из дочерей твоих уже одну

Я захватил; теперь схвачу другую.

⁸²⁰ О боги!

Скоро завопишь не так.

Дочь – у тебя?

Пока – одна; но вскоре…

И вы потерпите, друзья? С позором

Отсюда не изгоните злодея?

Уйди скорее, чужестранец! Правду

Ты оскорбил и оскорбляешь вновь.

Теперь за вами дело: силой деву

Ведите, если честью не пойдет.

Меня хватают! Помогите, боги!

О люди, сжальтесь!

Что ты сделал, гость?

⁸³⁰ Его не трону, но она – моя.

О, властные!..

Пришелец, ты неправ!

Нет, прав!

Как прав?

Беру свое, не боле.

Сюда, народ!

Как ты посмел, пришелец? Боя жаждешь ты?

Отступи скорей!

Прочь!

Ни шагу прочь, пока буйствуешь!

Мои обиды Фивы взыщут с вас!

Я говорил вам это?

Отпусти

Ее скорей!

Приказ без власти празден.

⁸⁴⁰ Эй, руки прочь!

Ступай своей дорогой.

К нам, селяне, к нам! Весь народ восстань!

Град отвагой их, град наш оскорблен!

К нам, народ, скорей!

Меня уводят! Старцы, заступитесь!

Где ты, дитя?

Увлечена насильем!

Дай руку, дочь!

Нет мочи, мой отец.

Скорее, в путь!

Несчастный я, несчастный!

Да, уж не стало этих двух опор;

Без них скитайся! Победить ты вздумал

⁸⁵⁰ Свою отчизну и друзей природных,

Приказу коих повинуясь, я,

Хоть сам вельможа, за тобой явился, —

Что ж, побеждай! Со временем поймешь ты,

Что, как в те дни, так и теперь, себя

Ты сам караешь, угождая гневу,

Всегдашнему злодею твоему!

Стой, чужестранец!

Вы, подальше, старцы!

Ты не уйдешь, не возвратив нам дев!

А, если так – готовьте выкуп больше:

Я к той добыче новую прибавлю.

⁸⁶⁰ Какую?

В плен и старика возьму.

Кичишься тщетно ты!

За словом дело!

Лишь только б мне ваш царь не помешал…

Хвастун бесстыдный! Ты меня коснешься?

Замолкни!

Нет! Для одного проклятья

Мне сохранят еще богини эти

Мой голос. Да, будь проклят ты, злодей!

Ты вырвал у меня последний светоч,

Что мне светил во мраке слепоты —

Так пусть же Солнца зоркая зеница

Тебе такую же дарует старость,

⁸⁷⁰ Бессветную и сирую, как мне!

Вы слышите, почтенные селяне?

Они обоих слышали – и знают,

Что я на дело словом возразил.

Конец терпенью! Хоть один и стар я

Его сумею силой увести.

Несчастный я!

Ужель ту мысль, пришелец, дерзости твоей

Ты исполнить мнишь!

Да!

Ужели мы не в своей земле?

⁸⁸⁰ И слабый сильного сразит – во правде!

Вы слышали угрозу?

Зевс не даст

Свершиться злу.

Со мной да будет Зевс!

Насильник ты!

Пусть так; стерпеть придется.

К нам, вожди страны! Весь народ, сюда,

Поспешай скорей! Уведут гостей

За рубеж страны!

Что за крики? Что случилось? Что за страх меня зовет

С алтаря морского бога, где я жертву приносил,

Покровителя Колона? Знать хочу я, кто виной,

⁸⁹⁰ Что пришлось прийти быстрее, чем хотелось бы прийти!

О друг – по голосу тебя узнал я —

Насилья жертвой стал я без тебя!

Насилия? Какого? Кто обидчик?

Креонт – вот этот – отнял у меня

Моих детей единственных чету.

Что ты сказал?

Что претерпел, не боле.

Беги скорей, людей от алтаря,

Всех ратников и конных вмиг и пеших

⁹⁰⁰ Отправь туда, где устием единым

Дороги две торговые сошлись.

Не то – уйдут, и страннику я стану

Посмешищем, насилью покорясь.

Иди скорей, исполни все.

Его же

Мой правый гнев – когда б его вине

Он равен был – не отпустил бы целым.

Но нет; лишь своего закона кару

Мой суд его заставит испытать.

Ты не уйдешь из этих мест, покуда

⁹¹⁰ Похищенных мне дев не возвратишь.

Своим поступком и мою попрал ты,

И родины своей, и предков честь.

Придя в страну, где уважают правду,

Где лишь законом власти длань крепка,

Ты сам себе управой стать задумал.

Берешь, что хочешь, присвояешь силой;

Как будто средь рабов ты, иль в безлюдье,

И царь земли в глазах твоих – ничто!

А ведь не Фивы злым тебя вскормили:

⁹²⁰ Неправды облик ненавистен им.

Дай лишь узнать им, как мою державу

И божью ты обитель оскорбил,

Как ты увел просителей несчастных —

Они осудят первые тебя!

Как мог бы я, в твою пришедши землю —

Хотя б вся правда за меня была —

Презрев законную владыки силу,

Свое добро схватить и унести?

Нет; раз ты гость – не забывай о чести,

Что воздавать ты гражданам обязан!

А ты безвинно город опозорил —

⁹³⁰ Свой собственный, и твой преклонный век

Тебя и старцем ставит, и безумным.

Приказ мой слышал ты; услышь еще раз.

Скорей гонца за девами пошли,

Не то – в земле афинской поселенцем

Невольным весь свой век ты проведешь.

Вот какова и речь моя, и воля.

Ты понял, чужестранец? Род твой знатен,

Но рода честь ты делом запятнал.

Нет, сын Эгея, не презрел я силу

⁹⁴⁰ Земли твоей, но и безумным дело

Мое напрасно ты назвал, поверь.

Не мог я думать, что моих племянниц

Внезапно так возлюбит ваш народ,

Что у меня насильно их отнимет;

Иль что его он примет, что́ себя

Отцеубийства осквернил нечестьем

И матери священный одр растлил.

О нравах здесь печется благомудрый

Ареопаг – так думал я; он доступ

В страну таким скитальцам преградит.

⁹⁵⁰ Вот почему своим считал я правом

Его схватить – и все ж сдержал себя.

Но он проклятье страшное извергнул

На род мой и меня. Тогда, вскипев,

На зло и я ответил злом, не спорю.

Ведь нет для гнева старости иной,

Чем смерть одна; лишь мертвые безбольны.

В делах своих, конечно, волен ты;

Хоть я и прав – на слабость обречен я

Уж тем, что я один. Но все же знай —

Как я ни слаб, в долгу я не останусь.

⁹⁶⁰ О верх бесстыдства! И кого ж порочит,

Меня ль язык твой лживый, иль тебя?

Убийством, браком ты меня коришь —

Двойным несчастьем, посланным богами

На юную, безвинную главу!

Да, боги так судили; почему?

Того не знаю; видно, ненавистен

Им был и раньше Лабдакидов род.

Но где ж ты разыскал во мне вину

Что и меня, и род мой погубила?

Ответствуй мне: когда отцу вещанье

⁹⁷⁰ Лихую смерть от сына предрекло —

Заслуживаю я ли в том упрека?

Ни от отца тогда еще не принял

Зародыша грядущей жизни я,

Ни от нее, от матери моей.

Затем, родившись, бедственный подвижник,

Отца я встретил – и убил, не зная,

Ни что творю я, ни над кем творю;

И ты меня коришь невольным делом!

Затем, тот брак… и ты не устыдился

Сестры родной несчастье разглашать

И вырывать из уст моих признанье

⁹⁸⁰ Ее позора!.. А молчать нельзя:

Ответа ждет язык твой нечестивый.

Страдалица! Мне матерью была ты,

И мы не знали; и родному сыну

Себе на срам детей ты родила!

Зато я знаю: ты по доброй воле

Ее позоришь и меня, Креонт;

Я ж с нею грех тогда свершил неволей,

Неволей ныне помянул его.

Не потерплю я, чтоб и в их глазах

Меня порочил ты упреком вечным,

Что мать свою познал я в брачном ложе

⁹⁹⁰ И пролил кровь священную отца.

Скажи мне, праведник: когда б тебя —

Вот здесь, вот ныне, враг убить задумал, —

Выпытывать ты стал бы, кто такой он,

И не отец ли он тебе – иль быстро

Мечом удар предупредил меча?

Я думаю, коль жизнь тебе мила,

Ты б дело сделал, а вопрос о праве

Ты отложил до лучшей бы поры.

В такое же несчастье ввергнут я

Богов раченьем; это бы признала

Она сама, родителя душа.

¹⁰⁰⁰ Но нет, не правде служишь ты; свободу

Себе и честных, и запретных слов

Ты разрешил во всем; не то – не стал бы

Меня так злобно пред людьми корить.

Фесею льстишь ты, и хвалой Афины

Возносишь за достойное житье.

Но многого не помнишь ты; не знаешь,

Что, если где-либо почет богам

Умеют воздавать – Афины в этом

Все города Эллады превзошли.

И в их земле просителей похитить

Дерзнул ты – старца с дочерьми его?

¹⁰¹⁰ О вы, богини грозные! С молитвой

Взываю к вам: заступницами будьте

Моими; пусть узнает нечестивец,

В каких мужей охране этот град!

Наш гость оправдан, государь; несчастьем

Погублен он, – помочь ему твой долг.

Довольно слов; обидчики спешат,

А мы, их жертвы, здесь стоим и спорим!

Я беззащитен, – что прикажешь мне?

Ты нам вожатым будешь; я ж, как спутник,

¹⁰²⁰ Пойду с тобой. И если дев от нас

Ты здесь укрыл – ты сам их нам укажешь.

А если похитители в тревоге

Бегут к границе – мне исход не страшен:

За ними и другие поспешат,

И не придется им за счастье в бегстве

Из этих стран богов благодарить.

Итак, веди. Схвативший схвачен сам;

Ловца судьба словила. Так бывает:

Нейдет нам в прок неправое добро.

Защитника не жди себе, хоть знаю:

Не одиноким ты, не безоружным

¹⁰³⁰ На нашу честь так дерзко посягнул:

Заруку сильную иметь ты должен.

Тут осмотрительность нужна, чтоб землю

Не дать в обиду мужу одному.

Ты понял ныне? Или снова ветер

Развеет слово властное мое?

Пока мы здесь, упрека не услышишь;

А буду дома – делом дам ответ.

Грози, но шествуй. – Ты, Эдип, спокойно

Останься здесь. Во мне уверен будь:

¹⁰⁴⁰ Коль не умру – трудиться не устану,

Пока детей тебе не возвращу.

Сторицей пусть тебе вовек воздастся

За благородство и заботу, царь!

О там бы нам быть, где крик,

И шум, и булатный звон

Услышит родимый край!

То будет ли Пифийский брег,

Иль луг светозарный,

¹⁰⁵⁰ Где вечных тайн пестуют людям цвет святой

Могучие богини, где

Ключ златой уста смыкает элевсинского жреца?

Там Фесей, бесстрашный в бою,

Там невинных сестер чета

Ликующим криком

Миг победы славной возвестят полям

Нашей отчизны.

Иль пройден эатский кряж,

И виден вечерний им

Горы снеговерхой склон?

Ужель умчит их бег коней

В пределы родные?

Не быть тому! Грозен Колона бранный пыл,

Грозна младая мощь Афин!

Всюду медь удил сверкает, вся вперед устремлена

Рать лихая; милостив к ней

¹⁰⁷⁰ Бог-земледержец, бог морской,

Сын Реи любимый;

Милостива бурных госпожа коней,

Дева-Афина!

Все ль ждут? Иль грянул бой?

Надежда к сердцу льнет:

Спасенья близок час!

Не будет им обид истоком крови родственной союз —

Свершит, свершит Зевс свое дело;

¹⁰⁸⁰ Чует дух сражений славу.

Стать бы мне на миг голубкой быстролетной!

С тучей небесною вскоре я б вернулся, взор свой

Насытив всласть зрелищами брани.

О Зевс, всевышних царь!

Вождям земли моей,

Всевидящий, даруй

Удачливой облавой в сети похитителей загнать!

¹⁰⁹⁰ И ты внемли, Дева Паллада,

Феб-ловец, и ты с сестрою,

Что́ пугливых ланей гонит, Артемидой,

Помощь двойную яви нам, на святое дело

Благослови город наш и граждан!

Скиталец-гость, не назовешь ты лживым

Вещателя: под слуг охраной верных

Уж близко, близко дочери твои.

Где, где? Что молвишь ты?

Отец, отец мой!

¹¹⁰⁰ О дал бы бог тебе увидеть мужа,

Который нас вернул в твои объятья!

О дети! Здесь вы?

Доблестью Фесея

И дорогих соратников его.

О, ближе, дети! Я уж и не чаял

Вас вновь в свои объятья заключить.

Изволь, отец; тоске равна отрада.

Ах, где вы, где вы?

Здесь, с тобою рядом.

О дорогие!

Для отца родного!

Моя опора!

Горе к горю льнет.

¹¹¹⁰ Со мной, со мной! Теперь и смерти жало

Не страшно мне, когда все вместе мы.

Нежней к отцу прижмитесь, дорогие.

И ты, и ты! Вздохните полной грудью:

Пришел разлуке горестной конец.

И расскажите, как спаслись вы, кратко:

Юницам речь нехитрая к лицу.

Он – наш спаситель. Тот да молвит слово,

Кто дело сделал. Вот вся речь моя.

О государь, прости, что так я с ними

¹¹²⁰ Разнежился. Я потерял надежду

Увидеть их – и вот, они со мной.

Но все ж я знаю, что тебе лишь этим

Благодеяньем я обязан; ты,

Да, ты их спас, единственный из смертных.

Да воздадут тебе достойно боги,

Тебе и всей земле твоей. У вас лишь

Нашел и правду я, и благочестье,

И ласковость, и верность обещанью.

Я только словом отплатить могу,

Но в знанье тверд я: все, что я имею,

Я от тебя имею одного.

¹¹³⁰ О дай мне руку, царь, дозволь коснуться

Главы твоей, облобызать ее…

Что говорю? Проклятьем я отмечен,

Нельзя к тебе мне прикоснуться… столько

Ужасных скверн на мне: не надо, нет.

Лишь тот, кто сам несчастием запятнан,

Лишь тот товарищем мне может быть,

Тебе же издали привет пошлю я

И попрошу, чтоб ты и впредь таким же

Мне был заступником, как в этот день.

Я б не дивился, если б ты и доле

¹¹⁴⁰ Дочерней лаской душу услаждал.

Не упрекну тебя и в том, что первым

Приветом их ты встретил, не меня.

Не в тягость мне такое предпочтенье:

Пусть жизнь моя делами блещет – речи

Мне не нужны. Тому свидетель – ты.

Не запятнал своей я клятвы ложью:

Твоих детей к тебе привел я, старец,

Живыми, здравыми, на зло врагам.

А как победа нам досталась – хвастать

Я не хочу: от них узнаешь все.

¹¹⁵⁰ Другая встреча душу мне волнует:

Взвесь речь мою, прошу тебя: она,

Хоть и кратка, достойна удивленья:

В делах людских пренебреженье – грех.

Что видел ты? Скажи, Эгеев сын;

Моя душа полна недоуменья.

Муж некий – не согражданин тебе,

Но родственник – в ограду Посидона

Проникши незаметно, к алтарю

Припал, где жертву я принес недавно.

¹¹⁶⁰ Кто он? Чего святым залогом просит?

Одно лишь знаю: речью нелукавой

Твоих ушей коснуться хочет он.

Какою? Неспроста такая просьба?

Его желанье – подойти к тебе,

Сказать свое и удалиться с миром.

Но кто он, этот странник безыменный?

Ты сам припомни: в Аргосе дорийском

Родных ли нет, чтоб с просьбою пришли?

О милый мой, ни слова!

Что с тобою?

¹¹⁷⁰ Не требуй от меня —

Чего? Скажи!

Я понял, понял, кто проситель этот!

Кто ж он, скажи! Ужель его отвергнем?

Он сын мой, государь; и сын, и враг.

Изранит душу слов поток постылых.

Но выслушать – не значит сразу сделать.

Какая ж боль от слова может быть?

Один уж голос ненавистен слуху

Отца; молю тебя, не принуждай!

Все ж помни: Посидона он проситель.

¹¹⁸⁰ Ужель пред богом не смиришься ты?

Дозволь, отец, хотя и молод ум мой,

Тебе советом добрым услужить.

Когда наш царь и бога волю хочет

Почтить, и голос совести своей, —

Подумай, вправе ль ты ему перечить?

А с ним и мы того ж желаем: дай нам

Увидеть брата. Ведь не может силой

Он изменить решенья твоего;

А слово выслушать – какой тут вред?

Коли он зло в душе своей замыслил,

Не слова ль свет изобличит его?

Тобой рожден он; будь он даже сыном

¹¹⁹⁰ Из нечестивых нечестивым – все же

Ты злом на зло не должен отвечать.

Пусть он придет. И у других бывает,

Что дети возбуждают гнев отца;

Но все ж возможно ласковым уветом

Заворожить души мятежный пыл.

Забудь на миг о нынешних невзгодах;

Припомни день, когда удар сугубый —

От матери и от отца – ты принял:

Печален страсти яростной исход!

Так учит страшный памятник и вечный —

¹²⁰⁰ Угасший свет истерзанных очей.

О, уступи! Упорствовать не должно

В неправом гневе; а за благостыню

Платить неблагодарностью – не честь.

Дитя мое, о горьком угожденье

Вы просите; ну что ж! Да будет так.

Когда ж придет он – пусть никто, о друг мой,

Не властвует душой моей свободной.

Такое слово раз один лишь слышать

Довольно мне. Я хвастать не хочу.

Но все же знай: ты невредим, покуда

¹²¹⁰ Меня оставит невредимым бог.

Кто за грани предельных лет

Жаждет жизни продлить стезю —

Тщетной дух упоив мечтой,

Станет для всех суеты примером.

День за днем свой исполнит бег,

Горе к горю прибавит он;

Редко радости луч сверкнет,

Раз сверкнет – и угаснет вновь.

И все ж пылаем жаждой мы

¹²²⁰ Большей доли; но утолитель

Равноудельный

Ждет нас, подземной обители жребий,

Чуждая свадеб и плясок и песен

Смерть – и конец стремленьям.

Высший дар – нерожденным быть;

Если ж свет ты увидел дня —

О, обратной стезей скорей

В лоно вернись небытья родное!

Пусть лишь юности пыл пройдет,

¹²³⁰ Легких дум беззаботный век:

Всех обуза прижмет труда,

Всех придавит печали гнет.

Нам зависть, смуты, битвы, кровь

Несут погибель; а в завершенье

Нас поджидает

Всем ненавистная, хмурая осень,

Чуждая силы и дружбы, и ласки.

Старость, обитель горя.

В старости не я один несчастен:

¹²⁴⁰ И он, как берег северный угрюмый,

Всюду открыт волн и ветро́в ударам —

Так в него отовсюду

Безустанным прибоем

Валы ударяют мучений вечных:

Те от закатной межи морей,

Те от восточных стран,

Те от стези срединной,

А те от полуночных граней.

Уж близится пришелец к нам, отец мой.

¹²⁵⁰ Он одинок и весь в печали; слезы

Без удержу струятся из очей.

Кто он?

Тот самый, о котором сразу

Ты догадался: пред тобой – твой сын.

О, что мне делать? Собственное горе

Оплакать раньше, сестры? Иль его,

Родителя, печальный вид? Заброшен

Он на чужбине, странник бесприютный,

Одетый в рубище; зловонный тлен

Лохмотьев ветхих старческое тело

¹²⁶⁰ Его бесчестит; на главе слепца

Свободный ветер развевает космы

Нечесанных волос; а там, в суме

Несет он пищи нищенской остатки.

О горе мне! Как поздно понял я,

Неблагодарный, что с тобой я сделал!

Сознаться должен я: средь сыновей

Нет нечестивее меня на свете!

Я сам в том признаюсь тебе, отец,

Но ведь недаром у престола Зевса

Во всяком деле Милость восседает;

И ты, отец, совет ее прими,

Мой грех велик и больше стать не может,

¹²⁷⁰ Но искупить его возможно мне.

Молчишь ты?

Отец, не отвращай лица, ответь!

Ужель, ни слова не сказав, с бесчестьем

Меня отпустишь ты? Хоть взрывом гнева

Молчание ужасное прерви!

О дочери измученного старца,

О сестры милые, уговорите

Его хоть вы, чтоб разомкнул застылость

Окаменелых, неприветных уст,

Чтоб убоялся отпустить с презреньем

Просителя смиренного богов!

¹²⁸⁰ Нет, лучше сам скажи ему, несчастный,

Зачем ты здесь. Нередко слова звук,

Внушая радость, иль печаль, иль злобу,

Устам безмолвным голос возвращал.

Да, здрав совет твой; расскажу вам все.

Ты ж, Посидон, яви мне помощь ныне!

У твоего святого алтаря

Поднял меня страны властитель этой

И повелел мне, под залогом слова,

Бесстрастной речью облегчить нужду.

И вас прошу о помощи, селяне,

¹²⁹⁰ И вас, родные, – и тебя, отец.

Итак, зачем пришел я? – Вот зачем.

Я изгнан кривдой из земли фиванской

За то, что я, по праву первородства,

Престол державный твой занять хотел.

Изгнал меня брат младший, Этеокл,

Не пожелав ни словом убежденья

Меня склонить, ни меч скрестить в бою —

Нет, граждан он увлек лукавой речью.

Опутал, видно, сердце нечестивца

Дух-мститель твой; так сам я смутно чуял,

¹³⁰⁰ Так и пророки возвестили мне.

Итак, я беглецом явился в Аргос,

Дорийский град; там стал Адраст мне тестем;

Там собрались вокруг меня герои,

Чей бранный меч в земле Пелопа славен.

Мы поклялись – походом семиратным

Идти на Фивы, чтобы с честью пасть

Иль, город взяв, низвергнуть супостата.

Ты спросишь, для чего теперь я здесь?

К тебе пришел я, мой отец, с мольбою

¹³¹⁰ И от себя, и от дружины всей, —

Нас семь вождей, и ратью семеричной

Мы окружили кремль и стены Фив.

Там – царственный Амфиарай, боец

Прославленный и прорицатель мудрый;

Второй – Тидей, сын старого Энея,

Этолец; третий – Этеокл аргосский;

Гиппомедонт – четвертый, сын Талая;

Вождь пятый – тот, что зарево пожара

Возжечь поклялся в Фивах, Капаней;

¹³²⁰ Шестым пришел Парфенопей аркадский, —

По матери он назван, что лишь поздно

Отдавшись мужу, родила его, —

Прекрасной Аталанты верный отпрыск;

А я – седьмой, твой сын – пускай не твой;

Сын рока злобного; но все ж твоим

По отчеству привык я величаться —

На Фивы рать бесстрашную веду.

И все тебя, отец, мы заклинаем

Душой твоей и дочерьми твоими:

О, отпусти нам гнев тяжелый свой,

Дай наказать мне брата, что отчизну

¹³³⁰ Из длани братней вырвал и похитил!

Вещаньем верным суждена победа

Той рати, что своей признаешь ты.

О ради вод, питающих отчизну,

Богов родимых ради: пожалей!

И я ведь нищ и странник, как и ты;

Чужой подвластны прихоти мы оба,

Судьбы одной печальные рабы.

А он, о низость! Негой окруженный,

И надо мной глумясь, и над тобой,

В дворце твоем властителем сидит!

¹³⁴⁰ Но если ты за нас, родитель, – быстро

Завянет спеси скошенной убор.

Его я свергну, и опять, как прежде,

Царем ты будешь – и с тобою я!

Дозволен мне полет мечтаний гордых,

Но лишь с тобой, а без тебя и жизни

Не вынесу из брани я, отец!

Почти пославшего, Эдип. Ответ

Дай человеку – и пускай уходит.

Вы правы, старцы, этою землею

Владеющие. Если б не Фесей

¹³⁵⁰ Его прислал услышать мой ответ —

Остался б нем я на его мольбы.

Теперь, отцовской удостоен речи,

С ответом он нерадостным уйдет.

Да, нечестивец! Скиптром и престолом

Владел и ты, как ныне брат твой, в Фивах;

И ты отца из родины изгнал,

Лишил земли, пустил ходить в лохмотьях,

О коих ныне, зритель сердобольный,

Ты слезы льешь, скитальцем став и сам.

¹³⁶⁰ Теперь уж поздно плакать! До могилы

Их донесу, на память о тебе,

Моем убийце! Да, им стал ты явно:

Ты жизнь мою страданьем отравил;

Ты отнял дом; из-за тебя, скитаясь,

Я подаяньем у чужих живу,

И если б дев-защитниц не взрастил я,

Я б смерть вкусил – по милости твоей!

Они – мои спасительницы; пищей

Я им обязан, в бедственных скитаньях

Мужей я в них, не слабых жен нашел,

А вам отец – кто хочет, но не я.

Зато теперь карающего бога

¹³⁷⁰ Взор беспощадный на тебе почил.

И все ж ничто весь нынешний твой ужас

Пред тем, что будет, если рать на Фивы

Воистину ты двинешь. Не мечтай

Разрушить город: раньше сам ты кровью

Прах осквернишь, и брат твой заодно.

Таким я Карам вас обрек; и раньше

Я их призвал в союзницы себе,

И ныне призываю – чтоб вы знали

Впредь уважать родителя главу

И не считали для себя бесчестьем,

Что вы слепцом, вельможи, рождены, —

Иначе поступили девы эти!

¹³⁸⁰ Да! Если истинны заветы предков,

Что в небесах блюстительница Правда

Среди законов Зевса почтена, —

То на твоем теперь престоле Кара

Взамен тебя недвижно восседает.

Иди, отвергнутый отцом преступник,

Негодный из негоднейших! Тебе

Я посылаю вслед свое проклятье.

Ты не добудешь родины желанной,

В гористый Аргос не вернешься ты.

Братоубийственной враждой пылая,

Падешь и ты, – и он, обидчик твой.

¹³⁹⁰ Да внемлет мне ужасного Эреба

Мрак изначальный, твой приют навек!

Да внемлют эти грозные богини,

Да внемлет он, что ваши души ядом

Нещадной злобы отравил, Арес!

Иди! Иди! И возвести кадмейцам

И доблестным союзникам твоим,

Каким наследством сыновей любимых

В последний раз порадовал Эдип!

Не в добрый час отправился ты в Аргос;

Теперь – конец. Оставь нас, Полиник.

О слезный путь! о горестный исход!

¹⁴⁰⁰ О, для какой, товарищи, судьбины

Оставили мы Аргоса поля!

О я, несчастный! не сказать друзьям,

Что́ ждет нас впереди; и нет возврата.

Одно осталось: молча смерть принять.

О сестры, дети гневного отца!

Вы слышали его молитвы: сжальтесь

Хоть вы, родные, надо мною! Если

Исполнятся отцовские проклятья

И доступ вам откроется домой, —

Не отдавайте в поруганье прах мой,

¹⁴¹⁰ Его почтите жертвой и могилой.

Венец прекрасной верности дочерней,

Который ныне осеняет вас,

Вы этой новой службой завершите.

Одну мне просьбу, Полиник, исполни!

Какую, Антигона, друг? Скажи!

Скорее рать отправь обратно в Аргос,

Избавь от смерти граждан и себя!

Нет, Антигона. Трусом раз прослыв —

Уж не собрать вторично мне дружины.

¹⁴²⁰ К чему ж вторично гневу угождать?

Ужель спасет тебя отчизны гибель?

Мне, старшему, позорно перед младшим

Бежать и стать посмешищем ему.

Итак, стезю прямую ты готовишь

Отца проклятьям – смерть обоим вам?

Он хочет так – мне уступать нельзя.

Кто ж за тобой последовать дерзнет,

Отца вещанья грозные услышав?

Кто ж станет разглашать их? Умный вождь

¹⁴³⁰ Благое молвит, о дурном молчит.

И ты решенья не изменишь, брат мой?

Не убеждай. Мой путь начертан мне —

Путь скорбный, мрачный – путь, покрытый мглою

Его вражды и памятливых Кар.

Но ваш да будет светел путь… лишь брата

Почтите после смерти! А в живых

Уже нам не увидеться. Прощайте!

О брат мой, брат мой!

О не плачь, родная!

Не плакать? Мне? Когда ты устремился

¹⁴⁴⁰ Навстречу смерти явной, неизбежной?

Умру, коль надо.

Уступи, родимый!

Честь не велит – не убеждай!

О горе!

Погибнешь ты!

Погибну ль я, иль нет —

Решит сам бог… За вас молиться буду,

Чтоб чист от зла был жизненный ваш путь:

Вы всякого достойны счастья, сестры!

Несчастье от слепого старца снова,

Несчастье тяжкое грозит,

¹⁴⁵⁰ Если рок спастись нам не даст!

Тая́т исход живой и верный

Знаменья богов для нас.

Всегда, всегда помнит их

Время; ждет порой,

Но порой и вмиг шлет конец…

Грянуло в горних! Зевс, Зевс!

О дети, дети, кто бы мог немедля

Ко мне Фесея славного призвать?

Его призвать – но для какого дела?

¹⁴⁶⁰ Перун, возвестник Зевса окрыленный,

Меня зовет в подземную юдоль.

Смотрите! Снова бич небесный грянул.

И снова дрогнул небосвод

Сердце охватил властный страх

Душа сраженная поникла,

Небо в молниях горит.

Какой исход дает нам бог?

Горе нам сулит

¹⁴⁷⁰ Гнев его; боюсь, быть беде!

Боже, что в горних! Зевс, Зевс!

О дети, близок боговозвещенный

Кончины час; пошлите же скорей!

Зачем? Где знанья твоего исток?

Я знаю твердо; торопитесь, старцы!

Пусть царь афинский поспешит ко мне!

Внемли! Внемли!

Снова грянул гром! Гул стоит.

¹⁴⁸⁰ Милостив, боже, будь! Милостив будь! Зачем

Покрыт мраком лик матери-Земли?

Неправой мздой нас не карай,

Хоть проклят гость – но вид его

В бездну зла да не ввергнет нас!

Тебя, Зевс, молю!

Идет он, дети? Встречу ли при жизни

И в полноте сознания его?

Какой завет ему оставить мнишь?

За благостыню – дар обетованный,

¹⁴⁹⁰ Могучий благоденствия залог.

Сюда! Сюда!

К нам, о к нам гряди, царь земли!

Там над обрывом ты в честь Посидона огнь,

Святой огнь возжег, тельчей жертвы знак!

Тебе и граду и друзьям

Страдалец-гость возжаждал свой

Долг отдать – за добро добром!

Спеши, царь, спеши!

¹⁵⁰⁰ Что значит крик ваш громкий и совместный —

И ваш, селяне, зов, и твой, Эдип?

Ниспала ль градом туча грозовая?

Иль гром вспугнул вас? В звоне бури – бог,

И много бедствий гнев его сулит нам.

Желанным царь, явился ты; на благо

Твои шаги ко мне направил бог.

Ты звал меня, сын Лаия? Зачем?

У грани я. Хочу обет пред смертью

Сдержать тебе и родине твоей.

¹⁵¹⁰ Где ж знаменье удара рокового?

Его сам бог мне явно возвестил,

Явив исход гаданьям необманный.

В чем объявил свою он волю, старец?

Ты слышал грома неустанный гул,

Удары стрел победоносной длани?

В твоих устах вещаний клад нелживых:

Тебе я верю. Молви, что мне делать.

Вот мой завет, Эгеев сын, – отчизне

Твоей – зари порука незакатной.

¹⁵²⁰ Урочный холм, где смерть мне суждена —

Его я сам тебе в пути насущном,

Проводником нетронутый, явлю.

Его ты бойся выдавать другому,

И где он сам, и чем он окружен:

Тебе оплотом станет он навек

От копий и щитов соседских ратей.

Обряд же таинств, ввек ненарушимых,

Ты там узнаешь от меня один.

Я б не доверил ни друзьям-селянам,

Ни дочерям возлюбленным его —

Нет, сам ты тайну береги святую;

¹⁵³⁰ Когда ж конец почуешь жизни – сыну

Любимому в наследье передай,

Тот – своему, и так пребудет град

Ваш безопасен от сынов дракона.

Затем – еще внемли мне, сын Эгея.

В несметном сонме городов нетрудно

Гордыне завестись, хотя б достойный

В них вождь царил. Ведь боги зорко видят

Да медленно остановляют взор,

Когда, безумьем обуянный, смертный

В пренебреженье топит их закон.

О да не будешь ты тому причастен!

Хоть ты и мудр, но помни мой завет.

¹⁵⁴⁰ А ныне – в путь! Торопит божья воля:

Идти пора, не вправе медлить мы.

Вы, дети, следуйте за мной. Доныне

Вы темный путь указывали мне;

Теперь же я вам проводник чудесный.

Идите, не касайтесь; дайте мне

Тот холм священный самому найти,

Где рок мне сень укромную готовит.

Сюда, друзья! Сюда идти велит мне

Гермес-вожатый и богиня мглы.

О свет бессветный! Некогда своим ведь

Я звал тебя. Теперь в последний раз

¹⁵⁵⁰ Меня твой луч ласкает; в безднах ада

Отныне скрою душу я свою.

Хозяин дорогой! Навеки счастлив

Будь ты, и люди, и земля твоя;

А в счастия сиянье не забудьте,

Друзья, и мне честь памяти воздать.

Если доступна ты

Гласу мольбы моей,

Тьмы вековой царица —

Если ты внемлешь мне,

¹⁵⁶⁰ Аидоней! Аидоней!

Вас молю:

Пусть наш гость

Смертью безбольною,

Смертью бесслезною

Снидет к вам

В мглистый приют теней,

В незримого царства

Укромный покой!

Несчетных мук в жизни дни

Жала испытал Эдип:

Да будет он богом возвеличен!

Силы подземные!

Необоримый зверь —

¹⁵⁷⁰ Ты, что у врат всем открытых

Бодрствуешь день и ночь,

Ада жилец! Ада жилец!

Ты, чей вой

В тьме звучит,

Страшный в преданиях

Бездны полунощной

Грозный страж!

Кротко введи его,

Земли и Эреба

Суровая дщерь.

На тихий луг, где в тени

Мреет душ бесплотных рой.

Тебя молю: сон дай гостю вечный.

Эдип, селяне, вечным сном почил.

¹⁵⁸⁰ Вот весть моя в немногих слов убранстве.

Но как он умер – вкратце не расскажешь:

Столь многих дел свидетелем я стал.

Почил страдалец?

Вытянул у бога

Он жребий вечной жизни для себя.

Но как? Безбольной, богоданной смертью?

Чудес немалых весть услышишь ты.

Ты видел сам, как он ушел отсюда:

Без помощи участливой руки —

Нет, сам ведя нас, проводник бесстрашный.

¹⁵⁹⁰ И вот, придя к обрывистой стезе,

Что медными устоями недвижно

В глубоких недрах почвы коренится —

Остановился он у разветвленья,

Близ Полой Чаши, где погребены

Залоги дружбы вечной Пирифоя

С царем Фесеем. Здесь, среди святынь —

Скалы Фориковой, дуплистой груши

И каменной могилы – сел он, снял

Лохмотья ветхие и крикнул девам,

Ему воды проточной принести

Для омовенья и для возлиянья.

¹⁶⁰⁰ Послушно дочери, на ближний холм

Деметры-Хлои отойдя, поспешно

Исполнили веление отца;

Омыв его, одели благолепно.

Когда ж во всем угоду получил он,

И всех желаний завершен был ряд —

Вдруг загремел подземный Зевс, и девы

От страха задрожали и, припав

К отца коленям, воплем безутешным

Заголосили; не было предела

Ударам в грудь и слез струям горючих.

¹⁶¹⁰ Эдип же, зов нерадостный услышав,

Сложивши руки над главами их,

Сказал им: «Дети, час настал мой ныне.

Уж нет у вас отца; прошли навеки

Для вас ухода тягостного дни.

Немало мук я причинил вам, знаю, —

Одним лишь словом искупляю их:

Такой любви не встретите нигде вы,

Какую к вам родитель ваш питал.

Все кончено уже; в путь новый жизни

Вы без меня отправитесь теперь».

¹⁶²⁰ И плакали они навзрыд, руками

Обвив друг друга; наконец, устав

От плача долгого, умолкли все.

Все тихо стало. —

Вдруг какой-то голос

К нему воззвал. Страх нас объял, по коже

Прошел мороз, и волосы внезапно

У оробевших дыбом поднялись.

А голос звал, протяжно, многократно:

«Эдип! Эдип! Тебя зову! Давно уж

Идти пора; не в меру медлишь ты».

Поняв, что бог его зовет, Фесея

¹⁶³⁰ К себе он требует, царя земли.

Тот подошел. «О друг желанный! – молвит

Ему Эдип, – залог священной клятвы,

Десницу, детям протяни моим —

И вы свою ему подайте, дети —

И обещай, что не покинешь их

И все исполнишь, что к их благу нужным

Найдешь». Не медля, благородный муж

Торжественную клятву гостю дал.

Тогда Эдип, бесчувственной рукою

В последний раз детей своих коснувшись,

¹⁶⁴⁰ Сказал им: «Дети, стойко и смиренно

Стерпите благородный ваш удел;

Оставьте нас; не пожелайте видеть

Запретное и гласу тайн внимать.

Ступайте и оставьте здесь Фесея:

Лишь он достоин таинство узреть».

Послушались мы все его приказа

И с девами в обратный путь пошли,

Горюя, плача. Отойдя немного,

Вспять обернулись мы и видим – странник

¹⁶⁵⁰ Исчез, а царь рукою заслоняет

Глаза, как будто страх невыносимый

Ему привиделся. Прождав немного,

Молитву сотворил он и послал

Привет совместный и богам Олимпа,

И матери-Земле. —

Какою смертью

Погиб тот муж – сказать никто не может,

Опричь царя Фесея. Не перун

Его унес, летучий пламень Зевса,

¹⁶⁶⁰ Не черной вьюги бурное крыло.

Нет, видно, вестник от богов небесных

Ниспосланный его увел; иль бездна

Бессветная, обитель утомленных,

Разверзлась ласково у ног его.

Ушел же он без стона и без боли,

С чудесной благодатью, как никто.

И если кто меня безумным ставит —

То мне его не надобно ума.

А дети где? Где спутники-друзья?

Они вблизи, все громче и яснее

Приход несчастных возвещает стон.

¹⁶⁷⁰ Сестра, сестра! Время приспело

Плач вознести по родителю! Вот оно,

Крови родной врожденное проклятье!

В долгих скитаниях

Мзду ненасытному злую платили мы;

Ныне ж очами и сердцем изведали

Исход непредставимый.

Какой исход?

Вам известен он, друзья!

Он умер, да?

Так и всем бы нам почить.

¹⁶⁸⁰ Не в пылу кровавой сечи,

Не в волнах морской пучины,

Нет, ведомый тайной силой

В недра тайные земли.

Но мы, но мы! Злосчастный мрак

Нам покрыл чело и очи.

Где, в каких пределах суши,

На какой ладье пловучей

Уготован для страдалиц

Жалкий, горестный приют?

Ах, не знаю. Пусть губитель,

¹⁶⁹⁰ Пусть Аид с отцом-страдальцем

И меня сведет в могилу:

В тусклых днях грядущей жизни

Нет отрады для меня.

Дети мои! Что бог судил, должно и вам

Не ропща нести всечасно;

Бросьте вздохи, бросьте слезы:

Ваш жребий хулы не встретит.

И в горе, знать, есть услады доля —

Милым мне стало теперь и немилое:

Тогда я с ним свою сплетала руку.

¹⁷⁰⁰ Друг мой, родитель мой,

Мглою подземной навеки окутанный,

Мне и сестре ты навеки возлюбленным,

Несчастный старец, будешь!

Свершилось все?

Так, как он того желал.

Желал? Чего?

Смерть принять в краю чужом.

Темной ночью осененный,

Мирно спит он под землею;

Слух усопшего ласкает

Надмогильный плач детей.

¹⁷¹⁰ О да, о да! Мой влажный взор —

Вечный горести свидетель.

О, прочна печать страданья!

Смерть ты встретил на чужбине,

Как и сам желал, но принял

Ты кончину без меня.

О родная, сиротами

Стали мы! Какой судьбине

Нас пошлют навстречу боги?

Нет отца для нас с тобой!

¹⁷²⁰ Счастливо кончил жизнь свою славный Эдип;

Дети милые, к чему же

Ваши стоны, ваши слезы?

Без бед не бывает жизни.

Назад, назад, родная!

Ах, к чему, сестра?

Душа горит…

О чем?

Увидеть сумрачный очаг…

Чей?

О несчастная! Отца!

Нельзя, сестра! Ты знаешь ведь:

¹⁷³⁰ Строг запрет.

К чему упреки?

Знаешь также…

Вновь сомненья?

Без могилы, всем далекий…

Там и мне бы смерть принять!

Ты о чем?

Нет силы жить.

Смерти жаждешь? На кого же

Сироту-сестру оставишь?

И так мне нет отрады!

Воспряньте духом, девы!

Ах, куда бежать?

Избегли ведь…

Чего?

¹⁷⁴⁰ Судьбы избегли вы лихой.

Все ж…

Что заботит так тебя?

На родину вернуться нам

Как, скажи.

Терпи: вернетесь.

Сердце ноет!

Не впервые.

Силы страсть превозмогает.

Зол пучина впереди!

Горе, горе!

Горе, да!

О, что делать! Боже, боже!

О, какою мглою страха

¹⁷⁵⁰ Ты окружил нас, демон!

Прекратите ваш плач, дорогие: чей гроб

Под землей благодать осенила, о том

Неуместны людские рыданья.

О наследник Эгея, мы молим тебя!

Что заботит вас? Чем вам могу угодить?

О, дозволь нам взглянуть на могилу отца!

Я не властен, родные, ее указать.

Что ты молвишь, державный владыка Афин?

¹⁷⁶⁰ Ваш отец наказал: не давать никому

Ни коснуться стопой заповедной земли,

Ни нарушить приветом святой тишины,

Что страдальца могилу навеки блюдет.

Мне за верность награда – счастливая жизнь

И безбольный покой для любимой страны.

Наши речи услышал всевнемлющий бог

И прислужница Зевсова – Клятва.

Если так заповедал он волю свою,

Мы смириться должны. Но на родину нас

¹⁷⁷⁰ В древлезданные Фивы отправь, чтобы там

Увели бы мы прочь со смертельной тропы

Наших братьев, единых по крови.

Я и в этом служить вам готов, и во всем,

Что полезно для вас и отрадно ему,

Новозванному гостю подземных глубин.

Мое рвенье не знает отказа.

Да умолкнет же плач ваш, да станет слеза.

Есть для смертных закон:

Что случилось, того не избегнуть.