По утрам в понедельник приемная всегда заполнялась быстрее обычного, потому что в воскресный день клиника всегда бывала закрыта. Сара остановилась на минутку перевести дыхание и быстро окинула взглядом приемную: стар и млад, мужчины и женщины, грудная инфекция здесь, лихорадка там, опухоли и сыпи, жар и озноб. В приемной стоял приглушенный гул голосов, в который неровным ритмом вплетались чиханье и лихорадочный кашель.
Молодая мать сидела с ребенком на руках: щеки у того пылали, два зеленоватых потека из носа сливались в лужицу на верхней губе. Он, очевидно, был не слишком доволен своим нынешним положением и, понятно, в любой момент мог разразиться воплями. Его мать, однако, явно подготовилась к этому повороту событий. Время от времени ее рука ныряла в карман и извлекала оттуда очередную сладость, которая, будучи засунута в маленький ротик, покупала еще несколько минут тишины.
Сара наблюдала за этой процедурой, стоя в дверях и внутренне содрогаясь при мысли о липких следах, которые оставят повсюду эти пальчики. Кроме того, от дверей к камину тянулась цепочка грязных следов. Как бы ни нравилось ей помогать в клинике, толпа пациентов, которая каждый день проходила сквозь дом, добавляла работы.
Сара заметила, что огонь в камине начинает угасать, и, став на колени у решетки, подсыпала немного углей. Она перемешивала их кочергой, когда в приемную вошел Рейвен. Ученик не сразу заметил ее у камина, но Сара знала: он будет ждать, пока она не обратит на него внимание. Встав, указала на пациента, баюкавшего правую руку, обернутую на удивление засаленной тряпицей. Сара могла только гадать, что скрывалось под тряпкой, но исходивший от нее запах не терпел отлагательств, и не только из-за того, что его источник мог обернуться чем-то серьезным.
Сара смотрела, как Рейвен ведет в кабинет пациента, по-прежнему поддерживающего руку, будто это был какой-то посторонний предмет. Она так и не смогла составить о новом домочадце Симпсона определенное мнение. Ему сильно не хватало той уверенности в себе, которая отличала навещавших дом джентльменов, и даже учитывая разницу в возрасте, манеры его сильно отличались от манер его предшественника, Томаса Кита. Младший брат доктора Кита, казалось, чувствовал себя в роли ученика гораздо свободнее, хотя Сара могла ошибаться, потому что в то время она сама еще только привыкала к своему новому окружению – не только к дому, но и к своим обязанностям.
У нее было чувство, что Рейвен не слишком привык, чтобы ему прислуживали, – наверное, потому, что, будучи студентом, обитал на съемных квартирах. Должно быть, по этой же причине он выглядел на удивление худым, даже изможденным. Саре доводилось слышать о молодых людях, одержимых учебой настолько, что они забывали о своих телесных нуждах. Ей это казалось особенно забавным в людях, посвятивших себя медицине и специально учившихся заботиться о здоровье. Наверное, не стоило удивляться, что Рейвен, добившийся места ученика у самого Симпсона, забывал о еде ради учебы.
Единственное, что она ставила ему в заслугу, – обращение с пациентами: он всегда был с ними заботлив и добр, внимательно выслушивал и никогда не смотрел свысока. Опять же, Сара находила забавным, что высокомерие так часто встречалось в людях, посвятивших себя, казалось бы, самой милосердной профессии, но она уже научилась распознавать эту характерную для медиков черту. Быть может, новичок просто еще не успел развить в себе эту манеру, или же именно эта его особенность как раз и понравилась Симпсону.
Сара иногда развлекалась, воображая себя студентом-медиком: как бы она проводила день, какие стала бы изучать предметы. Ее особенно интересовали ботаника и растениеводство, а еще – традиционная медицина: кое-какие знания передавались в семье по наследству. Всякий раз, как Сара попадала в кабинет профессора, ее поражало количество знаний и дисциплин, которые можно изучать. Ей казалось, что не может быть ничего лучше, чем посвятить этому жизнь. За подобные развлечения, однако, приходилось платить: фантазировать таким образом было приятно, но суровая правда становилась от этого только еще более очевидной. У нее не было средств, чтобы поступить в университет, и не было никаких надежд, что когда-нибудь они появятся. Кроме прочего, она была женщиной: препятствие почти неодолимое.
Миссис Линдсей сказала ей, что она должна быть довольна своим нынешним положением, но Саре казалось невозможным как-либо утолить постоянную жажду знаний; да она и представить себе не могла, что ей бы этого захотелось. Отказаться от пожирающего ее любопытства – все равно что отказаться от самой себя.
С тех пор как у них с миссис Линдсей состоялся тот разговор, ей гораздо реже разрешали помогать в клинике, и это явно не было совпадением. У кухарки всегда находилась для нее работа, или она заставляла Сару переделывать уже сделанное, и в результате ее не отпускали. То, что утренние приемы без ее участия были гораздо более шумными и хаотичными, чем обычно, тоже, по мнению девушки, совпадением не являлось.
За спиной у Сары послышался очередной громоподобный приступ кашля, сопровождаемый таким звучным плевком, что оставалось только надеяться: у этого больного был с собою платок, потому что в противном случае он, скорее всего, сплюнул прямо на пол. Сара опять принялась перемешивать угли в камине и заметила, какие красные, раздраженные у нее руки. Кожа на костяшках пальцев уже успела потрескаться, и оставалось надеяться, что у нее еще осталось достаточно овсяной притирки, потому что времени готовить лекарство заново у нее не было.
Поднявшись на ноги, она услышала панический крик:
– Джейми! Да что же с тобой такое?
Сара повернулась и увидела, что женщина с простуженным малышом схватила его за плечи и трясет изо всех сил, будто ребенок ее ослушался. Подбежав, горничная увидела, что ребенок отчаянно извивается в руках у матери и глаза его широко распахнуты от страха. Тот же ужас отразился на лице его матери, которая принялась звать на помощь, обращаясь к присутствующим.
– Не понимаю, что с ним! – пронзительно кричала она, явно в отчаянии. – Ради бога, кто-нибудь, помогите ему, пожалуйста!
Мальчик явно задыхался; губы уже посинели, и его начали покидать силы: движения стали какими-то вялыми. Сара взглянула на беспомощно машущие ручки, на липкие пальчики, которые успела невзлюбить. И вдруг ей стало совершенно ясно, в чем дело.
Выхватив ребенка из рук матери, Сара перекинула его через колено и как следует хлопнула по спине между лопатками – раз, другой… На третий что-то шлепнулось на ковер возле ног, а мальчик резко вдохнул – и заревел.
Мать опять взяла его на колени, чтобы утешить, а Сара, встав, неподвижным взглядом смотрела на маленький оранжевый комочек, крепко-накрепко приставший к ковру.
Суматоха в приемной подняла на ноги весь дом. Доктор Кит и Рейвен вбежали в приемную почти сразу; доктор Симпсон появился в дверях несколько секунд спустя.
– Что тут происходит? – требовательно вопросил Рейвен.
Сара указала на пол.
– Леденец, – ответила она.
Какие бы силы ни двигали Сарой во время ее успешного вмешательства, они быстро оставили ее, стоило опасности миновать, и вдруг оказалось, что у нее трясутся колени и кружится голова. Профессор отвел ее в свой кабинет, усадил и предложил чашечку крепкого чаю. Миссис Линдсей свято верила в укрепляющие свойства этого напитка, но, сидя на диване и потягивая чай из чашки, горничная решила, что все-таки самым действенным свойством чая была возможность посидеть немного в тишине и спокойствии. Неистовый стук в груди постепенно успокоился, и она опять начала нормально дышать.
Раздался негромкий стук в дверь, и в кабинет вошел Симпсон.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Гораздо лучше, спасибо, сэр.
– Мои поздравления. Ты прекрасно справилась с ситуацией, выказав при этом поразительное присутствие духа. Нет сомнений, ты спасла этому мальчонке жизнь. Я страшно горд тобой. Но, кроме того, мне ужасно любопытно, откуда ты знала, что именно нужно делать.
Сара откашлялась.
– «Домашний лечебник» Бачена, сэр. Дома у нас было не слишком-то много книг, только Бачен да еще Библия. Поэтому я прочла его довольно много раз.
– В самом деле? – спросил Симпсон с улыбкой. Ответ его явно позабавил.
Сара решила, что от нее ждут дальнейших объяснений.
– Моя бабушка была у нас в деревне знахаркой. Повитухой, и лекарем тоже. Поэтому, наверное, я и стала интересоваться такими вещами. Я немного знаю о лекарственных травах. То, чему она меня научила.
Симпсон снова улыбнулся.
– Так вот почему ты разбила аптекарский огород позади дома… Надеюсь, ты не собираешься составить мне конкуренцию в качестве знахарки.
– Нет, сэр, – робко отозвалась девушка.
– Мой дед тоже был знахарем, и весьма уважаемым. В основном он пользовал скотину, но случалось и кости вправлять. Но дед был подвержен сельским суевериям. Как-то заживо похоронил корову, надеясь остановить распространение коровьей чумы, – картина, которую отец запомнил на всю жизнь и которая преследовала его до самой его кончины… К счастью, современная медицина не признает подобной чепухи. Здоровье и болезни – сложная материя. И такое ощущение, что чем больше мы узнаем, тем больше остается непознанного. Никогда не доверяй тем, у кого есть простые ответы на сложные вопросы. Опасайся мутных вод лженауки.
Эти слова новостью для Сары не стали: она успела навидаться не слишком щепетильных персонажей, которые торговали вразнос средствами от всех болезней. И в самом деле, люди в деревнях по временам страдали легковерием, что не удивительно, учитывая, как далеки они от центров просвещения. Девушка понимала, что там, где есть недостаток знаний и образования, люди – каким бы ни было их происхождение – склонны верить всему, что им говорят, если говорится это с достаточной уверенностью и апломбом. Но, кроме того, Сара знала – знала по себе, – что когда человек теряет надежду, он готов попробовать практически что угодно, чтобы спасти тех, кого он любит.