Венди Гэннон, оператор-постановщик, стояла чуть в стороне от съемочной группы и следила за сигналом с камеры, снимающей беседу с агентом ФБР. Это была неожиданная находка, они планировали ухватить за бороду медэксперта Джорджа Мак-как-то-там прямо в его логове. Знай она заранее об этой встрече, вела бы съемку сама. Но Крейгу можно доверять, он отснимет хороший материал без дилетантских панорамных планов и наездов камеры. Она посмотрела на небо, потом снова на Бэттса и агента ФБР, мысленно выстраивая кадр. Черный костюм мог нарушить баланс белого, и Гэннон прошептала указания в свою гарнитуру. Крейг поднял большой палец и снова сосредоточился на агенте.
– Не могли бы вы рассказать, что уже выяснилось в ходе расследования? – спросил Бэттс самым располагающим тоном, который приберегал исключительно для кинозвезд и чиновников высокого ранга.
– Непременно, – ответил агент.
Как его фамилия? Пендергаст? Гэннон обернулась к помощнику режиссера Марти и по гарнитуре попросила его раздобыть всю доступную информацию об этом человеке, и как можно быстрее. Нужно удостовериться, что они не берут интервью у какого-то шутника, прикинувшегося федералом. Этот парень совсем не был похож на агента, но, с другой стороны, она не так уж много знала о ФБР. В траурном костюме он смотрелся странновато и держался слишком покладисто для сотрудника спецслужбы. Но его удостоверение выглядело как настоящее. А вот стоявший рядом с ним атлетического вида мужчина очень даже походил на статую, отштампованную на фабрике в Куантико[15].
Гэннон огляделась, проверяя, сумеет ли ее группа придержать других журналистов, пока Бэттс не добьется своего. Он был опытным репортером и рассчитывал все сделать быстро. Павел снимал фон на «Стэдикам» одновременно, а не во вторую очередь, как обычно, потому что интервью было импровизированным. И это даст Гэннон необходимую свободу при монтаже. Она проверила уровень звука и осталась довольна. Потом снова посмотрела на небо. Свет немного тепловат, но ничего страшного. В этом особом интервью главное не тон, а содержание.
Она вернулась к разговору, идущему полным ходом.
Странно, но такой первоклассный специалист, как Бэттс, похоже, ни на шаг не продвинулся вперед.
– Так что конкретно вам удалось раскопать?
– Ничего, – ответил агент с аристократическим южным акцентом, идеально подходящим жителю Джорджии.
– Вы не раскопали ничего? – озадаченно переспросил Бэттс.
– Ничего.
– Но ведь произошло убийство, правильно?
– Определенно, – согласился агент самым доброжелательным тоном. – На самом деле даже два.
– Простите, – продолжил Бэттс, – но раз уж вы уверены, что это убийство, то как же вы могли ничего не раскопать?
– Но тело не было закопано, правда одежда больше походила на лоскутки. Не знаю, откуда вы взяли, что оно было закопано.
– Но… я же не…
Бэттс умолк, сбитый с толку, что с ним случалось крайне редко. Потом глубоко вздохнул:
– Давайте попробуем еще раз.
Он оглянулся на оператора, словно хлопнув невидимой хлопушкой перед новым дублем.
– Почему вызвали ФБР?
– Куда вызвали?
– На убийства.
– Какие убийства?
– Которые недавно произошли.
– Вы хотели сказать «произошли здесь»?
– Да, разумеется.
– В Саванне?
– Да.
– Вам следовало бы выражаться точнее.
Пауза.
– Убийства с высосанной из тел кровью, как сделал бы вампир. Вот какие убийства, сэр!
– Я спросил, потому что за последнее время в Саванне произошло не одно убийство. С радостью помог бы вам, но не могу отвечать на вопросы, сформулированные недостаточно четко.
Агент произнес это с легким упреком, как сказал бы разочарованный учитель начальной школы любимому ученику. Гэннон заметила, как шея Бэттса слегка покраснела прямо над воротником сшитой на заказ шелковой рубашки.
– Ну а теперь, когда мы выяснили, о каких убийствах идет речь, что вы можете мне сообщить о них? – спросил Бэттс, повысив голос.
– О котором из них?
Бэттс помолчал, успокоился и сказал:
– Давайте начнем с первого убийства.
– С первого убийства? – повторил агент ФБР, прекрасно имитируя глубокий носовой голос Бэттса. – Ох, боюсь, что немногим смогу вам помочь. Простите.
– Почему? – коротко поинтересовался Бэттс.
– Я еще не видел первый труп. Поэтому я и здесь. То есть не в Саванне, понимаете? В этом здании.
С губ Бэттса сорвался тихий сдавленный звук.
– Ну хорошо. А что вы можете сказать о втором трупе?
– Это был мужчина.
– Нам так и говорили.
– Он был мертв, как я и подозревал. Готов подтвердить это, потому что сам осматривал тело.
– А нельзя ли поподробнее? Как высосали кровь?
– Из этого мужчины?
– Да-да! Из этого мужчины!
Бэттс окончательно потерял свою хваленую выдержку.
– Итак, тело не было закопано. Возвращаясь к вашему недавнему вопросу.
Бэттс нетерпеливо ждал продолжения.
– Признаюсь, мистер… Баттс, правильно?
– Бэттс.
– Ох, простите. Признаюсь, мистер Бэттс, я не вполне понимаю, какая именно дополнительная информация вас устроит. Жертвой был мужчина. Тело найдено вчера. Причина смерти еще не установлена. Надеюсь, этого вполне достаточно, чтобы удовлетворить представителя вашей… профессии?
И тут Пендергаст окинул окружающих взглядом не слишком дружелюбным, как заметила Гэннон.
– Нет, недостаточно, – сказал Бэттс. – Почему привлекли ФБР?
Блуждающий взгляд Пендергаста вернулся к режиссеру, агент повел рукой в сторону камер, микрофонов и прочего оборудования.
– ФБР часто расследует убийства. Вы представляете какой-то общегородской или, скорее, районный новостной канал?
Раздраженный Бэттс вздохнул так шумно, что дрогнули стрелки на индикаторах звука.
– Я снимаю… руковожу съемками документального фильма «Саванна – город демонов». Так вот, мистер Пендергаст, кое-кто утверждает, что это работа Саваннского вампира. Можете дать какой-нибудь комментарий?
– А почему вы спрашиваете?
– Агент ФБР – если, конечно, вы и вправду агент – должен понимать, что нам необходимы подробности. Люди встревожены, им нужны ответы. Они имеют право знать истину.
Гэннон решила, что агента разозлит это ханжеское заявление, и приготовилась к худшему. Но если что и случилось, то прямо противоположное. Лицо Пендергаста приняло задумчивое, чуть ли не философское выражение, и он опять заговорил самым покладистым тоном.
– Мистер Бэттс, – сказал он медовым голосом, – сознательно или нет, но вы своим вопросом попали в самую точку. «„Что есть истина?“ – насмешливо спросил Пилат и не стал дожидаться ответа»[16]. Если бы я знал, какую истину вы ищете, то приложил бы все силы, чтобы помочь вам. Но похоже на то, уж простите за прямоту, что ни один ответ не принесет вам удовлетворения. Более того, любое утверждение, любая истина, которой я поделюсь с вами, повлечет только новые вопросы. Я взываю к моему коллеге-агенту и к вашему собственному окружению. Вопреки моим самым искренним намерениям в разговоре с вами я auribus teneo lupum[17], как писал Теренций в неподражаемом и нетленном «Формионе». Вы читали «Формиона»? Нет? Ну что ж, боюсь, такое встречается слишком часто в наше время. И все же, несмотря на недостаточность ваших познаний, особенно прискорбных для человека, именующего себя журналистом, я, как слуга общества, буду стоять на этих ступеньках, hic manebimus optime[18], пока не объясню вам, что я…
В этот момент в офисе позади агентов вспыхнул свет, и женщина в форме открыла входную дверь. Гэннон взглянула на часы: девять.
Внезапно человек, назвавшийся Пендергастом, развернулся, быстрым лисьим прыжком подскочил к двери и проскользнул внутрь. Второй агент поспешил за ним.
Бэттс оглянулся на камеры.
– Стоп! Стоп! – завопил он. – Не надо записывать это дерьмо!
Затем режиссер посмотрел на Гэннон:
– Пошевеливайся, черт возьми, мы должны пробраться туда и поговорить с этим медэкспертом. Быстрее!
Он метнулся вперед, поднимаясь по тем ступенькам, где мгновением раньше стояли агенты, и попытался рвануть дверь на себя. Но Пендергаст удерживал ее, словно железным запором.
– Наша шутливая беседа развлекла меня, мистер Бэттс, – сказал он сквозь стекло с тонкой улыбкой на губах. – Но боюсь, что мне пора на встречу с медэкспертом. – Он бросил взгляд на часы. – Встреча начнется через шестьдесят секунд. А представители прессы – даже в самом широком понимании этого слова – на нее не приглашены.
И женщина в форме по его сигналу проворно заперла дверь.
Гэннон смотрела, как три силуэта исчезают в глубине офиса. На крыльце мгновение стояла наэлектризованная тишина, а затем Бэттс, одураченный и озлобленный, разразился такой бранью, что его голос, отраженный от зданий, заполнил всю площадь и подтолкнул стрелки индикаторов звука в красную зону.