…Он очнулся от того, что луч солнца шарил по его груди. Как будто солнечный зайчик водил по его телу лапкой, нежно поглаживая, согревая те места, которых касался. Сознание возвращалось медленно, сон всё не отпускал его. Наконец, он понял, что его гладит женщина.
Никита нехотя открыл глаза и увидел полутёмную комнату, которую свет прорезал узкими острыми лезвиями. Она лежала на его плече, густые чёрные вьющиеся волосы разметались по его телу, по простыне, щекотали губы и нос. Одной рукой она гладила его грудь. Её ладонь была сухой и гладкой, её прикасания к его соскам вызывали волны лёгких мурашек.
«Кто она? – подумал он. – И где я?»
Они лежали на пружинной кровати, утонув в ней, провалившись посередине, старые пружины поскрипывали, когда они шевелились. Её рука медленно сползла под простынёй по телу к его бёдрам, затем спустилась в овражек между ногами и начала гладить его пенис. Тот немедленно проснулся и окреп, а она всё продолжала гладить его, затем мошонку, затем снова член.
Никите томительно захотелось войти в эту женщину, посмотреть ей в глаза, узнать её имя. Он сделал движение, чтобы перевернуть её на спину, она поняла его и прошептала:
– Пойдём вниз, на пол, как вчера…
Они встали с кровати.
Это была жилая комната старого деревянного дома. Ставни на окне были закрыты, а сквозь щели пробивались те самые острые лучи, которые тонко нарезали воздух в комнате на ломтики света и тьмы.
Она перетащила на пол одеяло и подушку, взяла его за руку, потянула к себе, вниз.
Он видел её будто впервые, её чёрную львиную шевелюру, её стройное гладкое тело без единой лишней детали, её небольшую, но крепкую грудь с крупными сосками, её пах, опушённый чёрными зарослями волос. Никита подчинился ей, опустился на колени, посмотрел ей в лицо. Она ждала, глядя на него влюблёнными влажными глазами, казалось, будто она не так давно плакала. Он лёг на неё, помогая себе рукой, пока не вошёл в мягкое горячее лоно, и начал двигаться внутри, облизывая один её сосок, кажется правый. Она вздрогнула, когда он вошёл в неё, и начала двигаться ему навстречу, выгибая спину и постанывая, закусив губу, чтобы смягчить звук. Женщина была похожа на гречанку, смуглая или очень загорелая, с огромными, широко раскрытыми глазами и длинными чёрными ресницами. Она смотрела на него в упор, как будто поглощала его, и в этом взгляде он видел всю её – от ненависти до любви. Казалось, в какие-то секунды она ненавидела его, нарушившего её безмятежный покой, а следом в её взгляде было столько неутолённого плотского голода, что казалось, будто она только и ждала того, что он будет входить и входить в неё бесконечно.
За окном послышались голоса невольных свидетелей их танца – мужской и женский. И ему стало неловко и захотелось поскорее закончить этот обряд. Он сделал несколько сильных резких движений и почувствовал приближение финала, резко вытащил член и кончил прямо на её густые чёрные завитки на лобке. Белая сперма растеклась, склеивая волосы. Он рухнул рядом, притянул её к себе. Она доверчиво прижалась и обвила его торс рукой.
«Как же её зовут?» – попытался вспомнить он, но не смог.
– Где мы?
– Мы у друзей, я здесь снимаю комнату, – сказала она, – а этому дому больше ста лет, представляешь?
В комнате пахло так же, как в тех старых домах, где он бывал раньше, – старыми вещами, затхлостью, деревом, но было что-то особенное, своё в запахах этого дома.
– А кто там говорит за стеной? Хозяева?
– Хозяйка, Наталья Степановна, и Миша, археолог. Он тоже, оказывается, остался здесь на ночь.
Миша-археолог – огромный мужик в возрасте, который клеился к ней вчера – вдруг вспомнил он. «Но как же всё-таки её зовут?»
События вчерашнего дня понемногу всплывали в его памяти.
Это был археологический конгресс, на который он приехал как журналист, думая, что послушает эту скукоту и уедет в тот же день. Доклады были и впрямь скучны, он думал, что мог бы прочесть подобный доклад и сам, если бы захотел. Никита несколько раз выходил курить, он и так специально сел в самый задний ряд, чтобы можно было незаметно дремать, чтобы не умереть от тоски. Однажды вместе с ним вышла девушка, точнее молодая женщина, крайне необычной внешности. «Не мой тип», – подумал он, но автоматически предложил ей огоньку, когда она вытащила сигарету из пачки. «Спасибо, у меня своя», – холодно улыбнулась она. Её холодность совершенно не вязалась с её южной, горячей внешностью.
Среди участников конгресса был его старый знакомый, хранитель одного небольшого исторического музея – Сэм. И после секционных заседаний он предложил всем идти купаться. С ними увязался толстый увалень, который читал скучнейший доклад, археолог Миша, хохотун из одного крымского музея Иннокентий и внезапно – она! По дороге зашли в магазин за вином и закуской, и Сэм, знавший и любивший эти места, повёл их тайной тропой куда-то в никому неизвестные бухты. Мелкие камешки хрустели под ногами, летние босоножки скользили под большими, обласканными морем валунами, через которые они перелезали. Никита несколько раз предлагал ей свою руку, чтобы помочь, но она подчёркнуто соглашалась принять помощь только археолога Миши. Миша цвёл и расточал цитаты из древних греков. Остановились в небольшой бухточке, где можно было разложить на камне небогатую снедь – лаваш, сыр, помидоры и инжир. Сэм вскрыл вино и предложил первый тост – за прекрасную даму. Дама засмущалась и ответила, что пьёт за не менее прекрасных мужчин. Второй тост произносил Миша и тоже, конечно, за даму, за её уникальные способности и таланты. На Никиту же дама продолжала поглядывать свысока: подумаешь, какой-то журналистишко затесался в их сугубо научную элитную компанию. На его вопросы сыпала едкими остротами, и он видел, что это доставляло ей удовольствие – ставить на место не в меру нахального представителя древнейшей профессии. От удовольствия её губы слегка кривились, а ноздри раздувались как у горячего скакуна. «Ах, вот ты как!» – подумал он.
Наконец, допили первую бутылку вина и решили купаться. Купальников ни у кого не было, но все как-то не очень переживали по этому поводу. Только она сказала, что разденется и войдёт в воду за соседним камнем. Раздевшись, она начала заходить в воду и попросила «мальчиков» отвернуться. Все, улыбаясь, отвернулись, и только он краем глаза оценил её без одежды. Фигурка у неё была как у двадцатилетней, хотя ей, кажется, уже исполнилось тридцать. Грудь была небольшой, но попа ему понравилась.
Никита сбросил шорты и трусы и прыгнул с камня в воду. Под водой он открыл глаза и невдалеке от себя увидел её ноги и поросший волосами треугольник пикассо между ног. Там же, под водой, оказалось несколько островков, поросших морскими водорослями, между которыми сновали мелкие рыбки. Она подплыла к одному из них, ухватилась пальцами за камни и болталась на воде, распугивая рыбёшек. Он незаметно подкрался сзади (была даже мысль проскользнуть у неё между ног, но он справился с искушением), тихонько обогнул её и неожиданно вынырнул из воды со словами:
– Морская Владычица позволит мне подержаться за её камень?
Она вздрогнула от неожиданности, засмеялась и сказала «нет». Ну, конечно же, нет.
– Тогда я вынужден захватить соседний остров и объявить его своим, Ваше величество! – парировал он.
– Если я – Владычица Морская, значит, все острова мои! – заявила она в ответ.
– Но я – пират, и захватничество – моя работа!
И они начали игру. Игру, которая привела их в этот старинный дом со скрипящими ставнями под высоким кипарисом.
Когда они вылезли, она накинула на мокрое тело вязаную кофту в крупную клетку, сквозь которую случайно просвечивал большой тёмно-красный сосок. Он не мог оторвать взгляд от этого соска. Он уже не мог думать ни о чём другом, кроме неё. И её остроты как-то округлились, стали мягче.
Назад в город шли в молчании. В ближайшем кафе остановились пообедать, заказали ещё вина и кальян. Он сел рядом с ней. С другой стороны подсел Миша, который никак не мог понять, что происходит. Ведь ещё утром он был её единственным фаворитом. Местный художник начал рисовать на небе очередные рериховские сумерки, и она сказала «Мне холодно», и он притянул её к себе. Она не сопротивлялась. Миша хотел предложить ей свою джинсовую куртку, но опоздал. Она пригрелась и недоверчиво положила голову на плечо Никиты. Все зачарованно замолчали.
Наконец, Сэм предложил: «Может, переоденемся и погуляем по вечерней набережной?» Они условились встретиться у корабля-ресторана в девять вечера. И только Миша сказал, что ему нужно готовиться к завтрашнему докладу. На прощанье археолог спросил у неё, где она остановилась. «На Приморской-два», – сказала она. «Ааа, у Натальстепанны!» – радостно закивал Миша. Он давно кочевал по Крыму и знал местных старожилов.