Первый солнечный луч заиграл в тихо колыхавшейся воде. Он разлился мягкими струйками и задрожал, запереливался легкими золотистыми искрами.
На крепостной громаде словно кровь запеклась – до того красными казались солнечные лучи, отражавшиеся от мрачных камней. А на небе весело и радостно зарумянились курчавые облачка и, будто только что проснувшись, медленно и неуверенно двинулись по серому еще фону неба.
Было не более четырех часов утра.
Вскоре впереди появилась церковь. До этого ее почти полностью скрывал высокий холм, и были видны только два облезлых золоченых купола. Теперь же она показалась вся, белая, прикрытая лишь несколькими деревьями.
Наискось от церкви, у входа в Ладожское озеро, тянулись крепостные стены. Они острым выступом сходились перед нами и своей неприглядной массой навевали неприятные мысли.
Кое-где в массивных, сложенных из грубого камня стенах просовывались сквозь отверстия мертвые, давно замолкшие навеки жерла пушек, да за этими стенами виднелись маленькие окна, задернутые толстыми железными решетками.
Мне вспомнились таинственные толки о людях, наполняющих в настоящее время крепостные казематы. Толки передавались шепотом, с опаской, отчего и эти люди казались мне необыкновенными, таинственными, даже, пожалуй, чуть-чуть страшными, вроде каких-то рыцарей Средневековья. О них говорилось шепотом, и зачастую передавались самые нелепые истории. И всему верили, что бы только ни говорилось про крепость! Этих людей называли страшными словами «государственные преступники», и поэтому сами они казались мне окруженными непроницаемой таинственной завесой, вроде знаменитой Железной маски[13].
Я пожирал глазами крепость, жадно впиваясь взглядом в маленькие окна – в надежде увидеть хоть кого-нибудь из заключенных. И сердце у меня трепетало, сжимаясь каким-то особенным чувством, вроде того, которое охватывает ребенка, когда он слушает знакомую сказку и с трепетом ждет страшного места.
Но никого увидеть мне не пришлось.
– Слу-у-ша-а-й!.. – пронесся унылый выкрик какого-то часового и заставил меня вздрогнуть.
Ему отозвался второй такой же возглас, и оба они замерли жалобным стоном вдали, на озере, где рассыпáло снопы веселых лучей солнце, зажигая ими воду, украшая церковь и мрачное чудище, сжавшееся между двух берегов.
Чудище словно стонало.
– Похоже, здесь! – вывел меня из задумчивости Володька.
С правого берега примостился плот перевозчика. Возле него покачивалось несколько яликов. С плота свесился мальчишка в ситцевой синей рубашке и зачем-то болтал руками в воде.
Мы направили лодку к плоту.
Мальчишка вскинул на нас глаза, да так и остался лежать на животе, явно пораженный нашим видом.
– Здесь перевозчик Василий? – спросил у него Володька.
Мальчишка ответил не сразу. Он еще пару секунд таращил глаза то на меня, то на Володьку, потом поднялся на ноги.
– Слышь, Василий здесь? – нетерпеливым тоном повторил Володька, недовольный назойливыми взглядами мальчугана.
Мальчишка утвердительно кивнул головой.
– Нам его нужно. Позови!
– Пошто? – задал вопрос мальчуган.
– Лодку не купит ли…
Глаза мальчугана скользнули по шлюпке, потом снова смерили нас.
– Сичас! – кинул он нам и вприпрыжку направился к маленькой будке на берегу.
Мы остались ждать в лодке.
Минуты через две из будки вышел человек, сутуловатый, в красной рубашке и широких шароварах. Он как-то боком высунулся на плот.
Фигура лодочника Василия показалась нам далеко не презентабельной. Сухое лицо, на котором двигались все мускулы, было покрыто веснушками. Один глаз затянут бельмом, отчего Василий глядел, чуть наклонив голову к правому плечу. Это накладывало на всю его физиономию печать хитрости, лукавства.
Он подошел к лодке.
– Вы, что ль, меня спрашивали?
Мы объяснили, что нам нужно, и начался осмотр лодки.
Василий подозвал к себе дюжего мужика, починявшего на берегу ялик, и с его помощью втащил нашу шлюпку на плот.
Кривой принялся обозревать ее со всех сторон. Он ощупывал каждую доску, всюду остукивал лодку, прикладывался ухом к килю и снова стучал. Потом поскоблил в некоторых местах краску, покивал рыжей головой, бормоча себе что-то под нос.
Мы стояли возле. Володька облокотился на ружье и замер в горделивой позе, не трогаясь с места.
Шлиссельбург еще спал. Только несколько барочников вылезли из баржи и завтракали перед началом работы, да подъезжали к Неве бочки за водой.
Осмотр лодки кончился. Василий вскинул на нас быстрый, бегающий взгляд. Один его глаз на секунду остановился на Володьке, скользнул с какой-то неуловимой усмешкой по моей фигуре и забегал по сторонам, а второй оставался спокойным, отчего лицо лодочника казалось раздвоившимся: одна половина живая и быстрая, передергивавшаяся по сторонам, а другая мертвая и спокойная.
– Сколько за лодку-то?
Мы не имели ни малейшего представления о стоимости лодки.
– Сколько дашь?
– Твой товар – спрашивай! Я, может, рубль предложу. Ты цену говори.
– Пять рублей… – нерешительно протянул Володька.
Покупатель хитро усмехнулся, как-то особенно тряхнул головой и снова насмешливо посмотрел на нас.
– А где лодку слямзили?
Вопрос ошарашил нас.
– Как это слямзили? – проговорил Володька.
– Ну, украли – все одно… – торопливо кинул Василий.
Я возмутился.
– Как украли? Лодка наша!
– Ваша?
Лодочник бросил на меня острый взгляд своего одного глаза.
– А вы откудова?
– Из Беляева.
– А живете где?
Я назвал тетину дачу.
– Знаю, – буркнул подозрительный покупатель, его сомнения, видимо, рассеялись. – А только лодка пяти-то не стоит… Хошь зеленую?
Три рубля нам казались немалыми деньгами. Володька был явно не прочь уступить лодку за эту сумму. Он как-то нерешительно посмотрел на меня, потом на лодку.
– Давай четыре, – попробовал было поторговаться он, но очень слабо.
– Чего четыре? Бери зеленую… Больше не стоит… Видишь, поношенная лодка-то? Смотри, какой киль.
Лодочник говорил суетливо, торопясь, как будто «зубы заговаривал». Руки его беспокойно бегали по опрокинутой шлюпке, и гибкие быстрые пальцы барабанили по килю.
Киль у лодки был самый обыкновенный, ни капли не испорченный, да и вся она была еще прочная, почти новая. Однако под влиянием слов покупателя мы виновато поглядели на киль, словно он и на самом деле был никуда не годен.
Василий вынул громадный кошелек, засаленный и грязный, словно служивший своему владельцу сто лет.
– На вот, получай! Это уж так, – мальцов люблю… А лодке-то рубль цена, ей-ей…
Володька взял трехрублевку.
Василий, довольный покупкой, потер руки, захрустев суставами пальцев.
– Где здесь пароходы, что к Валааму идут? – спросил у него Володька, не меньше покупателя довольный сделкой. Ведь теперь наша казна достигла неимоверной суммы в одиннадцать рублей и мы чувствовали себя богачами!
– Что, али на Валаам собрались?
– Нет… Встретить надо… дядю, – соврал мой друг.
– А! – Василий снова усмехнулся в бороду. – Вон у озера пристань, видишь? Вон тама. Должно, к десяти пароход из Питера придет…
Мы сошли на берег.
Кривой хихикнул нам вдогонку и стал с довольным видом осматривать свою покупку.
– За сколько купил? – спросил нас мужик, который помогал лодочнику поднять нашу шлюпку на плот.
– За три!
Мужик даже рот раскрыл.
– Эх-хе! Ну и надул он вас! На-а-дул… – протянул он. – Да лодка-то целковых[14] двадцать верных стоит! Да-а, две красненьких, не меньше… Эх-хе…
Мужику было крайне обидно за то, что в кошельке хитрого лодочника осталось лишних семнадцать рублей. Он даже плюнул с досады и сердито отвернулся от нас.
Теперь нам пришлось раскрыть рот от недоумения.
Первым нашим желанием было пойти обратно к хитрому лодочнику, так ловко нас одурачившему, но, пока мы решались снова ступить на плот, новое лицо заставило нас отказаться от мысли поправить неудачную сделку. Это был урядник.
Откуда он появился в такой ранний час и как он наткнулся на нас, мы, конечно, знать не могли. Мы даже не заметили его появления.
– Эй! Откуда у вас ружье?
И с этим возгласом перед нами, как исполинский пень, выросла фигура, до невероятности перетянутая кушаком[15]. Я толком не успел разглядеть его – не было ни времени, ни особенного желания.
Мы с Володькой сильно струсили и растерялись, будто пойманные на месте преступления. Мне в первую секунду даже показалось, что урядник уже знает о нашем бегстве из дому.
– Откуда?
Толстый, шершавый указательный палец застыл, направленный на ружье.
Мы молчали. Я стоял рядом с приятелем, бросая украдкой взгляды в сторону, намечая путь к бегству. В эту минуту у меня на душе сделалось тоскливо. И озеро вдруг особенно заманчиво улыбнулось блещущим простором, зеленая стена леса поманила к себе.
Встреча со стражем порядка совсем не входила в наши расчеты. К тому же урядник протянул руку с явным намерением завладеть ружьем.
Это было уже слишком! Быстрый взгляд Володьки в мою сторону, два сильных прыжка – урядник остался в грозной позе перед лодочником, вылезшим посмотреть на эту сцену. Его рука так и застыла на секунду протянутой перед самым носом кривого, словно хотела вцепиться в его огненные волосы.
Мы понеслись. Вдогонку раздался свисток, зычный окрик урядника и торопливый стук его тяжелых сапог.
Мы неслись как вихрь. Повернули в узкий переулок, испугав какого-то карапуза, вылезшего в одной рубашонке на улицу и еще протиравшего заспанные глазенки. Маленькая собачонка, залившись визгливым лаем, выскочила за нами с лукавой целью уцепиться за ноги, но скоро отстала, и новый взрыв ее лая оповестил нас, что она занялась урядником.
Два-три переулка избавили нас от попечений урядника. Мы, измученные, тяжело дыша, выбрались на какой-то пустырь на берегу озера.
Отсюда была видна пароходная пристань, и мы, решив дожидаться прибытия парохода здесь, расположились под прикрытием чахлых кустов и предались отдыху.
Перед нами широко раскинулось озеро, как безбрежное море. По веселому простору, сверкая нарядными гребнями, гуляли мелкие волны, сталкивались друг с другом и мягко набегали на песок берега.
Несколько барок лениво тянулись на буксире, и до нас вместе с частью черного, едкого угольного дыма долетала разрозненная брань барочников. Кое-где белели паруса лодок, укрываясь за горизонтом, вдали мелькали чайки, теряясь в белом облачке и появляясь вновь в голубой выси.
– А ведь нам, Ленька, и на пароходе с ружьем туго будет, – заговорил Володька, – вертя в руках ружье.
– Пожалуй… – согласился я. – А что же делать?
– Не знаю… Зря мы лодку кривому продали. Смотри, как тихо на озере. Ведь на море моряки в бурю иногда спасаются после крушения на обломках, и хоть бы что. А мы на лодке струсили! – и Володька недовольно мотнул головой.
Довод был сильный. Против него я возражать не мог.
– Но ведь мы, чтобы скорее… – все-таки заметил я.
– Скорее… А ты еще подумай, как без билетов ехать… Так тебя и пустили на пароход даром!
Я об этом еще не думал, и слова друга пробудили в моей душе беспокойство.
– Но что тогда? – решился я спросить.
– Ничего тогда – пешком надо будет идти. А так на лодке плыли бы.
– Но на пароход-то попробуем все-таки пройти?
– А то как же? – Володька посмотрел на меня с удивлением. – Вот только ружье… Здесь-то без ружья еще ничего, а в Америке? Тут коровы да, может быть, волки какие-нибудь водятся, а там-то бизоны да ягуары разгуливают… Без ружья не походишь!
Ружье начинало доставлять нам неприятности. Мы оба в душе ругали бродяг, навязавших нам мысль ехать на пароходе, да заодно и себя.
– Нам бы завернуть его во что-нибудь, – снова заговорил Володька. – Приклад можно снять… Будто что другое завернуто. На пароходе же ружье нам не понадобится.
Это была хорошая мысль, но в нашем распоряжении не имелось ни клочка бумаги, ни одной тряпки.
– Эх, можно было бы в белье завернуть! – и я с досадой вспомнил бродяг.
– Да, черти, унесли все! Обрадовались! Будь у меня тогда в руках ружье, я бы…
Однако Володька не стал продолжать, вспомнив, вероятно, о том, как «храбро» были мы настроены в присутствии бродяг.
– Разве что купить рогожу… – посоветовал я.
– Купить-то можно, – согласился Володька, – а идти-то как? Этот длинный черт урядник еще увидит.
Я немного знал Шлиссельбург. Живя по соседству, я иногда посещал его.
– Ты подожди здесь, а я пойду куплю, – решился я выпутаться из затруднительного положения.
– Ну ладно, – обрадовался Володька. – Я ружье разберу пока. А ты и пожрать чего-нибудь купи.
Я отправился и без всяких приключений раздобыл старый мешок из-под картофеля, купил пару огурцов, колбасы, хлеба и благополучно возвратился к товарищу.
Володька успел снять с ружья приклад, и мы тщательно завернули части ружья вместе с патронами и пороховницей. Пакет получился удобный и совсем не подозрительный.
Мы успокоились.
Около десяти часов утра на пристани поднялась сутолока, – прибывал пароход. Кучка мужчин и женщин, собравшаяся на пристани, пришла в движение, и неизменная при этом брань гулом встала в воздухе.
Через несколько минут пристань затрещала и покачнулась от удара: из-за нее показался нос большого двухпалубного парохода. На нем красовалась надпись: «Петр I».
Мы бегом кинулись к пристани.