Стоял поздний вечер. Она сидела в своей комнате, поправляя жирный слой туши на ресницах. Подборка из «Nightwish», «Пикник», «Linkin Park» и «Алисы» очень хорошо перекрывала ругань родителей.
Последние штрихи… Всё! Готова! Она ещё раз критично осмотрела «боевую раскраску» в зеркале, затем вскочила, проверила, хорошо ли смотрится лёгкая чёрная юбка с сетчатыми колготками, поправила «косуху», перетянула цветные вязаные браслеты на запястье.
С удовлетворением отметила: «Да! Готова!». Схватила телефон, сумочку и метнулась к двери. На секунду замерла, прислушиваясь. Пьяный отец орал на маму. Девочка сделала глубокий вдох, затем тихо открыла дверь и лёгким шагом пробралась в коридор. Не включая свет, нащупала ботинки, начала быстро зашнуровывать.
Одна нога готова. Так… Ещё чуть-чуть… Узел!
Она отложила сумку, вцепилась ногтями в шнурок. Узел поддался.
Вспышка загоревшегося света ударила по уже привыкшим к темноте глазам.
– Ты куда собралась!?
«Не успела!»
Она, не отвечая отцу, трясущимися руками зашнуровывала предательский ботинок.
– Куда пошла, спрашиваю?!
Отец был уже рядом. Ещё чуть-чуть… Готово! Она схватила сумку и бросилась к двери. Поздно! Он схватил её за руку, рывком притянул к себе. Схватил мёртвой хваткой за плечи и начал трясти.
– Я не для того двадцать лет вкалываю на заводе, чтобы моя дочь шлялась ночью по улицам! Вырядилась, как шлюха! – От него разило тяжёлым куревом и перегаром. Девочка пыталась отвернуться, пыталась вывернуться, но это было практически невозможно в её положении. – Никуда не пойдёшь! Меня мужики засмеют, если увидят, как ты…
Она не понимала почему, но именно от этих слов отца её охватила ярость. Она с криком рванулась, что было сил:
– Оставь меня!
Он ошеломлённо отступил, спьяну не вполне понимая, что произошло. Она смотрела на него с пожирающей ненавистью, готовясь в любой момент выцарапать глаза. Она устала терпеть. Устала бояться. Это последняя капля.
– Это моя жизнь! Я не ребёнок! Ты иди, лакай портвейн со своими мужиками! Ты кладёшь на всех, кто тебя о чём-то просит! Ты избил маму! Ты больше не имеешь права мне указывать!
Дыхание перехватило, когда она поняла, что сейчас будет ответ. Это было так глупо! Нельзя вот так на него кидаться. И поняла, что у неё осталось секунды две, чтобы целой выбраться из дома. Его кулаки уже сжались, ноздри раздулись, глаза застелила красная пелена.
Доли секунды она боролась с парализующим ужасом. Доли секунды оценивала время, которое потребуется, чтобы открыть дверь. Ещё какое-то время вспоминала свою жизнь, боролась с желанием сдаться, с желанием в слезах упасть папе в ноги и умолять о прощении. И на преодоление отвращения к себе за трусость. Но дальше она на порыве безрассудной решительности прыгнула к двери, отщёлкнула разом замок и цепочку, рванула дверь, быстро пригнулась, ощутив, как над головой пролетела тяжёлая отцовская рука. Ещё через мгновение она уже проскользнула в узкий открывшийся проём, заметив, с какой силой отцовская лапища угодила в то место двери, где только что была её ладонь. Она в два прыжка преодолела девять ступеней ведущей вниз лестницы, чуть не подвернув ногу в неудобном ботинке. Интуитивно метнулась в сторону, увернувшись от летящей китайской вазочки, которую папа подарил маме на позапрошлую годовщину свадьбы. Но брошенный следом тапок больно ударил в плечо, пока она преодолевала второй лестничный проём.
Она слышала проклятия в свой адрес. Слышала, что домой может не возвращаться. Но самое главное – ей это удалось!
Выскочив из подъезда, она словно нырнула с головой в вечернюю живительную прохладу, перехватывающую дыхание. Свежий воздух целительно очищал её лёгкие от смрада душной квартиры. Сердце стучало в висках с немыслимой силой. Глаза стали различать знакомые очертания такого старого, но уже совершенно нового для неё мира.
Она ещё раз проверила, что отец не пошёл в погоню. Криков не слышно. Тени в межэтажных окнах подъезда не двигались. И только тогда она встретила сбивающее с ног головокружение. Силы и былая решительность непреклонно покидали её тело. По едва прикрытым бёдрам волной пронеслись мурашки. Она прижалась спиной к старому тополю, возле которого любила играть в детстве. Крупные слёзы, не останавливаясь, текли по щекам, размазывая тушь. В конце концов, ноги подкосились. Телефон выпал из онемевших пальцев. Она не могла остановить рыдания. Но не страх перед будущим её пугал. Больше всего сейчас ей было жалко маму.