Кодекс[2] Диогена написан на листах 30×22 см. Сохранилось лишь двадцать четыре листа, пронумерованные здесь от А до Ω. Все они в той или иной степени поедены червями и повреждены плесенью. Почерк аккуратный, с наклоном влево. Из перевода Зено Ниниса (2020).
…долго ли эти таблички гнили в ларце, дожидаясь, когда их увидят. Хотя ты, моя дорогая племянница, конечно, усомнишься в правдивости изложенных в них диковинных событий, я все же перепишу всё слово в слово. Может, в стародавние времена люди и впрямь ходили по земле в зверином обличье, а в небесах между областью смертных и областью богов парил птичий город. А может, подобно всем безумцам, пастух придумал собственную правду, так что для него рассказанное было истиной. Однако перейдем теперь к его истории и сами решим, был ли он в здравом уме.
Он сквозь снегопад ведет пятиклассников из школы в библиотеку. Ему крепко за восемьдесят; на нем непромокаемая холщовая куртка, ботинки застегнуты на липучку, галстук из ткани с веселым рисунком – мультяшными пингвинами на коньках. С утра радость мало-помалу поднималась у него в груди, и сейчас, февральским днем в половине пятого, когда дети бегут впереди по тротуару – Алекс Гесс в ослиной голове из папье-маше, Рейчел Уилсон держит карманный фонарик, Натали Эрнандес тащит акустическую колонку, – это чувство едва не валит его с ног.
Они проходят полицейский участок, департамент природопользования, агентство «Эдем-недвижимость». Лейкпортская публичная библиотека – двухэтажное викторианское здание, похожее на пряничный домик, – стоит на углу Лейк-стрит и Парк-стрит. Дом пожертвовали городу после Первой мировой войны. Трубы у него покосились, водосточные желоба просели, три из четырех окон на фасаде треснули и заклеены скотчем. На кустах можжевельника у входа и на ящике для возврата книг, разрисованном под сову, лежат снежные шапки.
Дети вприпрыжку несутся по дорожке, взлетают на крыльцо и «дают пять» детскому библиотекарю Шарифу, который вышел их встретить и помочь Зено подняться по ступеням. У Шарифа в ушах салатовые наушники-капельки, на волосатых руках налипли блестки. На футболке надпись: «Я ЛЮБЛЮ БОЛЬШИЕ КНИГИ И НЕ УМЕЮ ВРАТЬ».
Зено входит и протирает запотевшие очки. Стойка библиотекаря обклеена сердцами из цветной бумаги, над ней вышитая табличка в рамке гласит: «Здесь отвечают на вопросы».
На компьютерном столе на всех трех мониторах синхронно вращаются спирали скринсейверов. Между полкой с аудиокнижками и двумя облезлыми креслами в семигаллонный мусорный бак капает вода от протекающей батареи на втором этаже.
Кап. Кап. Кап.
Малыши бегут по лестнице в детский отдел, с их одежды во все стороны летит снег. На верхней площадке топот резко стихает. Шариф и Зено с улыбкой переглядываются.
– Вау! – слышен голос Оливии Отт.
– Офигеть, – отвечает ей голос Кристофера Ди.
Шариф под локоток ведет Зено наверх. Вход в отдел загораживает фанерная стена, выкрашенная золотой краской из баллончика, а посредине, над невысокой полукруглой дверцей, Зено написал:
Ὦ ξένε, ὅστις εἶ, ἄνοιξον, ἵνα μάθῃς ἃ θαυμάζεις
Пятиклассники толпятся перед фанерой, снег тает на их курточках и рюкзачках. Все смотрят на Зено, а Зено все не может отдышаться. Наконец он говорит:
– Все помнят, что тут сказано?
– Конечно! – отвечает Рейчел.
– А то! – подхватывает Кристофер.
Натали встает на цыпочки и ведет пальцем по каждому слову:
– «О чужестранец, кто бы ты ни был, открой, чтобы узнать то, чему ты удивишься».
– Умереть и не встать! – говорит Алекс (ослиную голову он теперь держит под мышкой). – Это мы такие типа войдем в книгу.
Шариф выключает на лестнице свет, и дети толпятся перед дверцей в свете красного указателя «ВЫХОД».
– Готово? – спрашивает Зено.
Из-за фанеры директор библиотеки, Марианна, отвечает:
– Готово!
Один за другим пятиклассники проходят через арку в детский отдел. Полки, столы и кресла-мешки сдвинуты к стенам, а их место заняли тридцать складных стульев. Над стульями с потолка свешиваются десятки картонных, усыпанных блестками облаков. Перед стульями – небольшая сцена, а за ней, на полотнище во всю дальнюю стену, Марианна нарисовала облачный город.
Повсюду теснятся золотые башни с сотнями крохотных окошек. Шпили увенчаны флажками. Над ними кружат плотные стаи птиц – маленькие серые овсянки и огромные серебристые орлы, птицы с длинными закрученными хвостами и с длинными кривыми клювами, птицы настоящие и фантастические. Марианна погасила верхние лампы, и в луче единственного прожектора для караоке облака искрятся, птицы переливаются, а башни как будто светятся изнутри.
– Это… – начинает Оливия.
– …вообще супер… – говорит Кристофер.
– Заоблачный Кукушгород, – шепчет Рейчел.
Натали ставит на пол колонку, Алекс запрыгивает на сцену, и Марианна кричит:
– Осторожнее, краска не досохла!
Зено садится на стул в первом ряду. Всякий раз, как он моргает, память проецирует на веки картинки: отец шлепается задом в сугроб, библиотекарша выдвигает каталожный ящик, в лагере военнопленных заключенный рисует в пыли греческие буквы.
Шариф ведет детей за кулисы. Там, за тремя книжными шкафами, он сложил костюмы и реквизит. Оливия натягивает латексную шапочку, которая будет изображать лысину, Кристофер вытаскивает на середину сцены коробку из-под микроволновки, раскрашенную под мраморный саркофаг, Алекс тянется к нарисованной башне, а Натали достает из рюкзачка ноутбук.
У Марианны звонит телефон.
– Пиццы готовы, – говорит она Зено в здоровое ухо. – Пойду заберу. Я одним пыхом.
Рейчел трогает Зено за плечо:
– Мистер Нинис? – Ее рыжие волосы заплетены в косички, на плечах блестят капли от растаявшего снега, глаза расширились и сияют. – Это всё вы сделали? Для нас?
В квартале от библиотеки, в «понтиаке-гранд-ам», на три дюйма засыпанном снегом, сероглазый семнадцатилетний подросток по имени Сеймур Штульман дремлет, держа на коленях рюкзак – очень большой темно-зеленый «Джанспорт». В рюкзаке две скороварки. Обе набиты кровельными гвоздями и подшипниками. В каждой – воспламенитель и по полкило взрывчатки, известной как «Композиция B». На крышках – по мобильному телефону, к ним изнутри тянутся проводки.
Во сне Сеймур идет через лес к белым палаткам, но при каждом его шаге тропа поворачивает, палатки удаляются, и он замирает в полной растерянности.
Он резко просыпается. Часы на приборной панели показывают 16:42. Сколько он проспал? Пятнадцать минут. Максимум двадцать. Глупо. Неосторожно. Сеймур просидел в машине больше четырех часов, ноги у него задубели. И еще очень хочется в туалет.
Он рукавом протирает запотевшее лобовое стекло. На минутку включает дворники, и они смахивают толстый слой снега. Перед библиотекой ни одной машины. На дорожке никого. На стоянке с западной стороны только один автомобиль – «субару» библиотекаря Марианны, засыпанный снегом.
16:43
«До конца дня выпадет шесть дюймов снега, – говорит радио. – За ночь – от двенадцати до четырнадцати».
Вдохнуть на четыре счета, задержать дыхание на четыре счета, выдохнуть на четыре счета. Вспомнить все, что знаешь. У сов три пары век. Глазное яблоко у них не круглое, а цилиндрическое. Совиный слух примерно в пятьдесят раз чувствительнее человеческого.
Всего-то и нужно, что выйти из машины, спрятать рюкзак в юго-восточном углу библиотеки, как можно ближе к агентству «Эдем-недвижимость», вернуться в машину, отъехать к северу, дождаться, когда в шесть библиотека закроется, набрать номер. Выждать пять гудков.
Бабах.
Легче легкого.
В 16:51 из библиотеки выходит фигура в красной парке, натягивает капюшон и начинает лопатой расчищать от снега дорожку. Марианна.
Сеймур выключает радио и сползает ниже на сиденье. В воспоминании ему семь или восемь, он в отделе взрослой научно-популярной литературы, где-то возле номера 598, и Марианна снимает с верхней полки определитель сов. Она вся в веснушках и пахнет коричной жевательной резинкой. Марианна садится рядом с ним на вращающийся табурет. Показывает ему сов у дупла, сов на ветке, сов, летящих над полями.
Сеймур прогоняет воспоминания. Как говорил Иерарх? «Воин, преисполненный истинного духа, не ведает страха, вины и сожалений. Воин, преисполненный истинного духа, становится сверхчеловеком».
Марианна чистит от снега пандус для инвалидных колясок, разбрасывает соль, идет по Парк-стрит и пропадает в снежном кружении.
16:54
С полудня Сеймур ждал, когда в библиотеке никого не останется, и вот это время пришло. Он расстегивает рюкзак, включает мобильные телефоны, приклеенные скотчем к крышкам скороварок, достает стрелковые наушники и снова застегивает рюкзак. В правом кармане ветровки у него самозарядный пистолет «Беретта-92», найденный в сарае у двоюродного прадеда. В левом – мобильный телефон с тремя записанными на задней стороне номерами.
Войти, спрятать рюкзак, выйти. Отъехать к северу, дождаться, когда библиотека закроется, набрать два верхних номера. Выждать пять гудков. Бабах.
16:55
Через перекресток проезжает снегоуборщик с включенными фарами. Потом серый пикап с надписью «Кинг констракшен» на дверце. В окне первого этажа библиотеки стоит табличка «ОТКРЫТО». Наверное, Марианна выбежала по делу. Скоро вернется.
Ну же. Вылезай из машины.
16:56
Шорох, с которым снежинки падают на лобовое стекло, едва различим, однако звук как будто доходит до корней зубов. Тюх-тюх-тюх-тюх-тюх-тюх-тюх-тюх-тюх. У сов три пары век. Глазное яблоко у них не круглое, а цилиндрическое. Совиный слух примерно в пятьдесят раз чувствительнее человеческого.
Сеймур надевает наушники. Натягивает капюшон. Берется за ручку дверцы.
16:57
«Воин, преисполненный истинного духа, становится сверхчеловеком».
Он вылезает из машины.
Кристофер раскладывает по сцене пенопластовые надгробья и наклоняет коробку из-под микроволновки – саркофаг – так, чтобы зрители могли прочесть эпитафию: «Аитон прожил восемьдесят лет человеком, год ослом, год камбалой и год вороной». Рейчел достает карманный фонарик, Оливия выходит из-за книжных шкафов в лавровом венке поверх латексной шапочки, и Алекс смеется.
Зено хлопает в ладоши:
– Помните? На генеральной репетиции мы играем как по-настоящему. Завтра ваша бабушка в зале чихнет, или чей-нибудь ребенок заплачет, или вы забудете реплику, но представление не должно останавливаться, ясно?
– Ясно, мистер Нинис.
– Займите места, пожалуйста. Натали, музыку.
Натали нажимает клавишу ноутбука, из колонки льется органная фуга. К звукам органа примешиваются скрип ворот, карканье ворон, совиное уханье. Кристофер разворачивает на авансцене длинный кусок белого атласа и становится на колени у одного его конца, Натали – у другого. Они начинают качать ткань вверх-вниз.
Рейчел в резиновых сапогах выходит на середину сцены.
– Сегодня туманная ночь в островном государстве Тир… – она смотрит в роль, поднимает глаза, – и писатель Антоний Диоген выходит из архивов. Посмотрите, вот он бредет, усталый и встревоженный. Мысли его заняты умирающей племянницей, но подождите, я покажу ему то удивительное, что попалось мне среди гробниц.
Атлас взмывает вверх, звучит орган, и Оливия выходит в круг света.
Снежинки падают на ресницы, он смаргивает их. Рюкзак за плечами – валун, континент. Желтые глаза совы на контейнере для возврата книг как будто следят за ним.
В капюшоне и наушниках Сеймур поднимается по пяти гранитным ступеням библиотечного крыльца. К дверному стеклу с внутренней стороны приклеено объявление детским почерком:
ЗАВТРА
ТОЛЬКО ОДНО ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
ЗАОБЛАЧНЫЙ КУКУШГОРОД
За библиотечной стойкой никого, за шахматной доской тоже. Никто не работает за компьютерным столом, никто не листает журналов. Видимо, из-за снегопада все сидят по домам.
На стене над стойкой вышитая табличка в рамке: «Здесь отвечают на вопросы». На часах без минуты пять. На компьютерных мониторах три спирали скринсейверов ввинчиваются все глубже.
Сеймур идет в юго-восточный угол и встает на колени в проходе между «Языками» и «Лингвистикой». Снимает с нижней полки «Английский с увлечением», «501 английский глагол» и «Учим голландский с нуля», втискивает рюкзак в пыльное пространство за ними и ставит книги обратно.
Когда Сеймур встает, перед глазами багровые полосы. В ушах стучит, колени дрожат, мочевой пузырь вот-вот лопнет, ноги ватные, и он натоптал снега от самой двери.
Теперь выйти.
Пока он идет через отдел научно-популярной литературы, пол как будто встает перед ним дыбом. Кроссовки налились свинцом, мышцы не слушаются. Названия скачут перед глазами: «Забытые языки», «Империи мира», «7 шагов, как вырастить ребенка билингвом». Сеймур проходит «Общественные науки», «Религию», словари. Тянется к двери, и тут кто-то трогает его за плечо.
Нет. Не останавливайся. Не оглядывайся.
Но он оглядывается.
Между ним и стойкой – стройный молодой человек с салатовыми наушниками-капельками в ушах. Брови торчат, словно черная соломенная кровля, глаза внимательные, на футболке написано: «Я ЛЮБЛЮ БОЛЬШИЕ», а дальше не прочесть, потому что он держит в руках Сеймуров рюкзак.
Бровастый что-то говорит, но через стрелковые наушники голос доносится будто с расстояния в тысячу миль. Сердце Сеймура – бумажный комок, оно сжимается, расправляется, снова мнется. Рюкзак не может быть здесь. Рюкзак должен быть спрятан в юго-восточном углу, как можно ближе к агентству «Эдем-недвижимость».
Бровастый смотрит в рюкзак. Молния главного отделения по-прежнему чуть расстегнута. Он поднимает нахмуренное лицо.
Тысячи черных точек врываются в поле зрения Сеймура. Стук в ушах переходит в рев. Он сует руку в правый карман ветровки и нащупывает спусковой крючок пистолета.
Рейчел, старательно изображая усилие, поднимает крышку саркофага. Оливия сует руку в картонную гробницу и вытаскивает коробку поменьше, обвязанную бечевкой.
Рейчел спрашивает:
– Ларец?
– Тут сверху надпись.
– И что в ней говорится?
– В ней говорится: «О чужестранец, кто бы ты ни был, открой, чтобы узнать то, чему ты удивишься».
– Подумайте, господин Диоген, – говорит Рейчел, – сколько лет пролежал этот ларец в гробнице. Сколько столетий он пережил! Землетрясения, потопы, пожары! Много поколений сменилось! А теперь вы держите его в ладонях!
Кристофер и Натали устало колышут атласный туман, играет органная музыка, снег стучит в окна, бойлер в подвале стонет, словно выброшенный на берег кит, а Рейчел смотрит на Оливию, и Оливия развязывает бечевку. Она достает из коробки устаревшую энциклопедию, которую Шариф нашел в подвале и покрасил золотой краской из баллончика.
– Это книга.
Она сдувает с обложки воображаемую пыль, и Зено в первом ряду улыбается.
– Объясняет ли эта книга, – спрашивает Рейчел, – как можно восемьдесят лет быть человеком, год ослом, год камбалой и год вороной?
– Давайте узнаем.
Оливия открывает энциклопедию и кладет на пюпитр перед задником. Натали и Кристофер опускают атласный туман на пол, Рейчел убирает надгробья, Оливия – саркофаг, и Алекс Гесс, метр сорок ростом, с львиной гривой золотых волос, в бежевом купальном халате поверх спортивных шортов, стуча пастушьим посохом, выходит на середину сцены.
Зено подается вперед. Ноющий бедренный сустав, шум в левом ухе, восемьдесят шесть прожитых лет, почти бесконечная череда решений, приведших его к этому мигу, – все исчезает. Алекс стоит один в свете прожектора для караоке и смотрит на пустые стулья, будто перед ним не второй этаж ветшающей библиотеки в маленьком североайдахском городке, а зеленые холмы древнего царства Тир.
– Я, – звонко произносит он, – Аитон, простой пастух из Аркадии, и та история, которую я вам поведаю, настолько невероятна, что вы не поверите ни единому слову. И все же она правдива. Ибо я, тот, кого называли дурачиной и остолопом, да, я, придурковатый скудоумный Аитон, некогда дошел до края земли и дальше, к пресветлым воротам Заоблачного Кукушгорода, где никто не имеет ни в чем нужды, и книга, что заключает в себе все знания…
Снизу раздается хлопок, очень похожий на пистолетный выстрел. Рейчел роняет надгробье. Оливия вздрагивает. Кристофер пригибается.
Музыка играет, облака на ниточках поворачиваются, рука Натали зависла над ноутбуком. Второй хлопок эхом прокатывается по зданию, и страх длинными холодными пальцами тянется через комнату и хватает Зено.
В свете прожектора Алекс закусывает губу и смотрит на Зено. Один удар сердца. Второй. Ваша бабушка в зале чихнет. Чей-нибудь ребенок заплачет. Кто-нибудь из вас забудет реплику. Что бы ни случилось, представление не должно останавливаться.
– Но прежде, – говорит Алекс, вновь устремляя взгляд поверх пустых стульев, – я начну с самого начала.
Натали включает другую музыку, Кристофер меняет свет с белого на зеленый, и на сцену выходит Рейчел с тремя картонными овечками.