– Итак, джентльмены, это наша последняя встреча перед решительными действиями! – Генерал Монморенси обвел взглядом присутствующих.
Присутствующих было много – тринадцать человек. Все это были лица при званиях и должностях, каждый из них работал в секретных службах. Сам же генерал Монморенси прибыл в Бонн накануне из Вашингтона. Хотя всем присутствующим это было известно, генерал тем не менее для пущей значимости не преминул это повторить.
– Я прибыл сюда из Вашингтона! – возвестил он. – Цель моего визита всем вам прекрасно известна. Тем не менее я оглашу ее еще раз. Мы – накануне весьма важных политических событий. Весьма значимых событий! – Генерал с важным видом поднял палец и сделал им в воздухе замысловатый жест. – Изменение политического строя в государстве – важнее и быть ничего не может. Да! И государство это называется Германская Демократическая Республика! Хотя, конечно, мы все понимаем, – здесь генерал Монморенси улыбнулся, – что никакой демократии в этой стране нет. Насадить ее ростки и добиться всходов – вот наша истинная задача!
Эти генеральские слова присутствующие выслушали в молчании. Все они прекрасно знали генерала Монморенси. Им было известно, что в начале всякого совещания, на какую бы тему оно ни было и о каких бы важных вещах на нем ни говорилось, генерал непременно задвинет вступительную речь о насаждении и грядущем торжестве демократии во всем мире. Даже в случаях, когда никакой демократии не было и в помине, а речь должна была идти о какой-нибудь воистину разбойничьей спецоперации. Для генерала Монморенси такие понятия, как демократия и разбой, являлись тождественными, никакой разницы он здесь не замечал.
Высказавшись, генерал наконец приступил к делу.
– Рич, – глянул он на одного из присутствующих. – Что говорит разведка? Ничего не поменялось? Ни Хонеккер, ни Ивановский не отказались от своего визита на военную базу в Ганзее?
– По последним данным – нет, – ответил Рич. – Более того – сейчас на базе идет активная подготовка к встрече Хонеккера и Ивановского. Репетируют прохождение парадным маршем, метут плац и все такое прочее. – Рич ухмыльнулся. – Это верный признак, что визит состоится.
– Вам известна точная дата визита? – спросил генерал Монморенси.
– Только приблизительная, – ответил Рич. – Середина августа. Сами понимаете, о таких делах никто не станет распространяться вплоть до самого визита.
– Никто не станет распространяться, – сварливым голосом произнес генерал. – Разумеется, не станет. Но для чего тогда нужна ваша разведка? Насколько я понимаю, ее задача – установить все подробности предстоящего визита. Даже самые малозначительные подробности. И в первую очередь – точную дату. Что толку с вашей разведки, если она не может установить главного!
В ответ Рич лишь виновато развел руками.
– Это не так и страшно, – отозвался другой присутствующий.
– Что вы сказали, Клоски? – повернулся к нему генерал.
– Я сказал, что незнание точной даты визита – не так уж и страшно, – повторил Клоски.
– Это почему же? – брюзгливо произнес генерал Монморенси. – Что-то я вас не понимаю! Растолкуйте мне, непонятливому старику!
– Все очень просто, – терпеливо произнес Клоски. – Во-первых, нам доподлинно известно, что визит состоится. Во-вторых, нам известна приблизительная дата визита – середина августа. В-третьих, наша спецгруппа полностью готова действовать. В данный момент она находится недалеко от базы и ждет сигнала. В-четвертых, такой сигнал им обязательно поступит. На базе есть наш человек. Это опытный разведчик, и он прекрасно знает свое дело. У него налажена надежная связь со спецгруппой. – Клоски помолчал, перевел дух и добавил: – Все будет в порядке, сэр, не сомневайтесь. Все будет так, как задумано.
– Хотелось бы в это верить, – с кислой миной произнес генерал. – Учтите, джентльмены, что на кон поставлено многое. Я уже не говорю о цели операции. Но на кон поставлена и ваша дальнейшая карьера. Завершится операция успешно – ждите повышений, наград и прочих милостей. Ну а дадите маху… В этом случае вы должны понимать, что вас ждет…
– Все будет так, как задумано, – повторил Клоски.
– Мне кажется, – резонно заметил генерал, – что вы не учитываете одного момента. А это очень важный момент, джентльмены! Смею вас заверить. Это такой момент, который может перечеркнуть все наши усилия. Выражаясь иными словами, сорвать всю операцию. А если сорвется операция, это будет иметь печальные последствия. Для всех и всего, и в первую очередь для торжества демократии во всем мире!
– И что же это за момент? – спросил кто-то из присутствующих. – Что, по-вашему, мы не учли?
– А что, если разведка Восточной Германии каким-то образом прознала о нашей операции? – Генерал беглым взглядом оглядел всех присутствующих. – Скажу больше – а что, если советской разведке тоже известно о нашей операции? И что тогда?.. А тогда, – генерал вновь поднял палец и вычертил им в воздухе некий вензель, – они не станут сидеть сложа руки. Да! Тогда они предпримут контрмеры. Вот что они сделают в этом случае! – Генерал помедлил, еще раз оглядел всех присутствующих и задал вполне резонный вопрос: – Можете ли вы гарантировать, что ни разведка Восточной Германии, ни разведка русских ничего об операции не знают? Что они не станут предпринимать никаких ответных мер? Что они уже не предприняли таких мер? – И генерал победоносным взором оглядел своих подчиненных.
– Это вряд ли, – отозвался Клоски, но в его голосе все же не ощущалось стопроцентной уверенности. – Операция готовилась в строжайшем секрете. В ее детали посвящен лишь узкий круг избранных. Они все надежные, проверенные люди. Так что утечка информации практически исключена. И поскольку ни восточные немцы, ни русские ничего не знают об операции, то и никаких контрмер от них ожидать не стоит. Это логично.
– Вы говорите – утечка информации практически исключена, – все никак не мог успокоиться генерал Монморенси. – Хорошо, если это так. Но наряду с практикой есть еще и теория. Так вот теоретически наша секретная информация могла стать известной хоть немцам, хоть русским. А если так, то и практически. А отсюда у меня вопрос: если и на самом деле так случится, что русские или восточные немцы что-нибудь пронюхали об операции, то что мы этому можем противопоставить? Джентльмены, я жду от вас ответа!
– Думаю, что и на этот счет нам не о чем беспокоиться, – произнес один из присутствующих.
– Вы что-то сказали, Кларк? – ядовито спросил генерал.
– Наша спецгруппа, которой поручено задание, состоит из профессионалов высочайшего класса, – пояснил Кларк. – Я лично подбирал каждого и, соответственно, готов за каждого из них поручиться. Они справятся с любыми возможными контрмерами – если, конечно, противник таковые применит. По большому счету это непобедимое спецподразделение. Во всяком случае, оно не провалило ни одного задания. Ни в Африке, ни в Азии, ни в Латинской Америке…
– Вот как, – ухмыльнулся генерал. – Не провалили ни одного задания… Сколько человек в группе?
– Двадцать, – ответил Кларк.
– Что ж, – помолчав, произнес генерал Монморенси. – Будем считать, что мы обо всем поговорили. И вы меня убедили…
Но, произнося заключительные слова, генерал тем не менее чувствовал в своей душе некое беспокойство. Это было беспокойство опытного, пожившего человека и матерого разведчика, которому не раз приходилось выполнять всяческие головоломные операции. «Предположим, – размышлял генерал, – русской или немецкой разведке и впрямь стало известно об операции. Нельзя окончательно сбрасывать это со счетов. Да… И что же русские и восточные немцы в этом случае предпримут? А черт их знает, что они могут предпринять. Все что угодно. Вот в чем я напрочь не разбираюсь – так это в логическом мышлении русских. Хотя, конечно, кое-что я могу предположить. Скорее всего, русские вышлют на место свой спецназ. Не станут же они отменять визит этого Хонеккера на базу! Это было бы неправильным в политическом смысле шагом. Значит, спецназ… Русский спецназ… Доводилось мне иметь с ним дело. И ничего хорошего я на эту тему вспомнить не могу».
С такими-то горестными размышлениями генерал уселся в автомобиль.
– На аэродром! – дал он команду водителю.
Никаких других дел, кроме инспекционной поездки и решающего совещания, у генерала Монморенси в Бонне не было. Его ждали дела в Вашингтоне. Однако и по пути на аэродром, и потом, в самолете, генерала не покидали тяжелые мысли и нехорошие предчувствия. Хотя, казалось бы, никаких реальных поводов для этого и не было.
«Старею, наверно, – подумал он. – Оттого и мерещится мне всякое. Старики – они народ недоверчивый. Они во всем сомневаются. А так-то, конечно, все будет хорошо. Во имя торжества демократии».
На том генерал Монморенси и успокоился. Точнее сказать, на том он себя и успокоил.