«Давай я приеду, а? Не могу без тебя. Ну не будь злошкой. Люблю сильно-пресильно!». Он прислал смс. А я злошка. И не могу себя пересилить.
Просто сказать «помирись». А если обидно?
Из-за какой-то ерунды вспыхнула ссора. Последовал разрыв. Длиною в два месяца. Я была ужасно расстроена. Искала поддержки.
Одна не самая близкая знакомая снабжала телефонными советами. Сама она была не особенно счастлива в браке. И назидала с удовольствием. Я набрала её номер.
– Инн, привет. – Ну вот зачем я ей позвонила?
– Рассказывай, что там у тебя опять случилось.
Чувствовала себя нашкодившей пятиклассницей.
– Представляешь, встретила одного знакомого. Сто лет не виделись. Он мне столько интересного рассказал! Насчёт энергии «ци». И иллюзорности окружающего…
– Слушай, к тебе прямо притягиваются психи! – Похоже, Инну задело за живое слово «он». Она вообще о мужчинах мнения была невысокого.
– Почему психи? Он был один.
– Да я имею в виду и того тоже. С которым ты, слава Богу, разошлась.
– А причём тут он? Хотя ты знаешь, этот давний знакомый посоветовал мне помириться с…
– …психом. – Не дала закончить. – Я вообще последнее время думаю, что мужики – сперматозавры. В лучшем случае.
– Ну не знаю.
– Я тебе точно говорю. – Она неприятно причмокнула. – Вот скажи, зачем тебе вообще сейчас нужен мужик?
– Ну…
– Для здоровья. Это я понимаю.
– Да вообще, так просто. Поговорить. Побыть рядом.
– Это всё иллюзия.
Что, все так думают что ли?
– Почему?
– Да пойми ты, что это тебе одиноко! Вот ты и ищешь, с кем душу отвести. А ему-то другое надо. Сечёшь?
Я не секла.
– Но люди же влюбляются. Живут вместе. Разве нет? – Говоря это, я понимала, что Инна вряд ли большой романтик.
– Ой… Я тебя умоляю. У нас сейчас с мужем переспать, как зубы почистить.
– Грустно как-то.
– Да. Грустно. Но так оно и есть.
– Не у всех же. – Я не сдавалась. Такое ощущение, что подсознательно позвонила ей, чтобы проверить, чего у меня внутри больше – страхов или надежд.
– Ой, да ладно. Меня вот возьми. Любовь-морковь. Потом поженились. Дети родились. И всё.
– Хочешь сказать, дети разрушают любовь? – Это я уже слышала не впервые. Но каждый раз искренне удивлялась.
– Вобщем, да. И дети важнее.
– Чем любовь?
– Ну, конечно!
Меня передёрнуло. Странно, топили отлично. Но руки почему-то были как ледышки.
– Странно.
– А что странного?
– Не знаю. Может я всё ещё надеюсь. Что мой муж окажется хорошим.
– Все так думают.
– И ты так думала?
– Да. И я.
Мда… Всё плохо. В эту секунду мир показался очень неуютным местом. А жизнь серой. Лишённой красок.
– Слушай, ну это же не конец света. В конце концов, есть ты.
– А что я?
– Как это что? Как это что?! Ты сама себе должна быть нужна!
Не понятно было, о чём это она толкует.
– Ты что, вообще себя не ценишь?
– Не знаю.
– Слушай, точно. У тебя заниженная самооценка.
– Не думаю.
– Точно-точно. А что если ты вообще никогда не найдёшь свою настоящую любовь? Не думала об этом?
– Не думала. Ни о чём. Кроме того, кто хотел со мной помириться. И холода, который всё больше проникал в тело.
– Как это не найду?
– Да вот так! Сколько одиноких людей. И что, всем теперь лечь умереть? У всех же по-разному жизнь складывается.
– И?
– Что «и»? Что ты будешь делать тогда?
Рисовалась страшная перспектива. Действительно пугающая. Жизнь без любви. Холод, хлестнувший по спине, вдруг выбросил из реальности. Что-то заставило обернуться. Отражение в окне. Было темно. Уже горел свет. Из отражения на меня хищно смотрела Инна. Глазами, полными ненависти. Я чуть не уронила телефон. Инна! Вместо меня?
– Алло? Ты здесь? Алё-о? Ты меня слышишь?
Отражение, как дьявольская марионетка, повторяло всё сказанное Инной. Слово в слово. Беззвучно.
– Да, я здесь. – Услышала свой напуганный голос. Почувствовала ещё больший холод.
– Что-то случилось? Что у тебя с голосом? Кто-то пришёл? Алло? Ты слышишь? Алё-о?
Я отключила телефон.
Однако изображение не исчезло. Инна в ярости двинула мобильным о стену. Через секунду всё, что попадалось ей под руку, отправлялось туда же – о стену. Всё это отражалось в окне. У меня на кухне. Вместо меня.
Набрала её номер. Силуэт метнулся к стене. Она схватила мобильный с пола. Сейчас я не видела её лица. Только спину и затылок. Звуков по-прежнему не было. Но в трубке голос звучал отчётливо. И очень живо.
– Алло? Прервалось, наверно. Ты меня слышишь? Алё-о? Юля, ты здесь? Почему ты молчишь?
Как завороженная, я наблюдала за происходящим. Ощущение теперь уже потустороннего холода усилилось. Вдруг, Инна повернулась. Она смотрела мне прямо в глаза. В трубке послышалось рычание. Похожее на волчье. В отражении рот Инны криво усмехался. Как бы иллюстрируя чудовищные звуки.
Неожиданно она бросилась ко мне. С выпученными глазами. Полными сумасшествия. Злобы. Ненависти. Ударилась со всей дури о стекло. Оно дало трещину. Инна по ту сторону упала без чувств. В трубке снова послышались короткие гудки.
Я выключила телефон. Схватила собаку. Сумку. И бросилась прочь из дома.
Уже битый час я нарезала круги вокруг дома. В моих окнах было темно. Но лучше уж темнота. Чем то, что там было. Идти домой не решалась. Боялась даже просто подойти ближе. Что если окончательно сдадут нервы? А что если я – сумасшедшая и у меня съехала крыша от горя? Что тогда? Кто мог бы сказать, что в моей ситуации было лучше.
Позвонила Ляле. Подруге юности. Лучшей. Да и взрослости тоже. Чтобы успокоиться. Поговорили о земном. Родном. Привычном. Я рассказала про случившееся. Про трещину в стекле. Ляля успокоила. Что это нервы. Расшатались. Из-за всего. И трещины-то наверняка никакой нет. Вовсе это не сумасшествие. Просто надо отдохнуть.
– Вообще, чего ты там таскаешься вокруг? На ночь глядя. Это твоя квартира, в конце концов. Тебе там должно быть хорошо. – Я молчала на это. Понимая что не смогу объяснить всего. Ляля обнимала голосом. На душе теплело. – И девчонку собачью не покормила, небось? Выскочила, как ошпаренная?
– Нечем. Кормить.
Ляля вздохнула. Я знала, что ей и без меня хватает хлопот. А ещё, что она добрая.
– Так. Давай приходи.
– Неудобно.
– Приходи давай. Оливье сделаем. Девчонку твою накормим. Про профессора твоего поговорим. – Не знаю почему она называла его профессором. Он им не был. Но звучало забавно. И было приятно, что она всех называла моими. Тепло от этого становилось. И спокойно. – Так. Давай, жду. Всё.
Вдвоём с Фиатой бежали к Ляле. Вприпрыжку. Благо жила она совсем рядом. Два раза через дорогу. И мы у неё. Взлетели на третий этаж. В дверь высунулась сначала рука. Лялина. С деньгами.
– Чего это? – Мне и вправду было жутко неудобно.
– Так, давай сюда это чудо. – Радостная Фиата юркнула внутрь. – Так, пойдёшь вниз. Там в одном магазине сардельки возьмёшь. Для девчонки своей. В другом докторская есть хорошая. И горошек консервированный. Который в оранжевой такой банке. В белой не бери – дрянь. Майонез возьми. Картошка у нас есть, огурцы солёные есть… А! И яички.
– Ляль!
– Что «Ляль»?
– Ну неудобно же…
– Фу ты! Иди давай скорей. Жрать охота. А! И колы возьми. Большую.
– Я тебя обожаю, бабка! – Я заглянула ей прямо в глаза. – Яички. – Обе заржали. Как две лошади.
Бабками друг друга называли с юности. Так повелось. Прозвище «Ляля» как раз и пошло от некой бабы Ляли. Которую школьники на улице уронили. Потом подняли, конечно. Но было смешно. Тогда и прицепилось. И пошло. Поехало.
Я бежала вниз по Лялиной подъездной лестнице. Пролёт за пролётом. Оставляя страх позади. Как хорошо, что есть друзья!
Вернулась домой утром. В оконном стекле, навсегда, привычный мир расколола трещина. Через которую в душу прокрадывался нездешний, потусторонний холод.