Ночь стояла ветреная. Листья жались к асфальту. Пахло затхлостью. Из арки слышалось слабое чавканье.
– Кто здесь? – Высокий мужчина от неожиданности пригнулся. – Что… что вы делаете?
Он не успел договорить, как в темноте, прямо перед его носом, блеснул осколок то ли стекла, то ли зеркала.
– Чего вы от меня хотите? – От страха он весь вжался в воротник плаща. Напрасно он вглядывался в лицо монстра, приставившего к его горлу холодное острие. Лица не было.
Из страшного месива, которое было у нападавшего вместо головы, на мужчину мерзко вылуплялись по очереди – его же собственные глаза. Зрелище было до того жутким и безобразным, что несчастный обмочился. Неудивительно. Собственное лицо с ненавистью взирало на него же, из темноты безлюдного закоулка. Его черты словно пытались вырваться наружу из бочки со смолой.
Совершенной неожиданностью прозвучал странный звук, похожий на рычание. Оно доносилось из всех углов арки. Заставляя сходить с ума. В какой-то момент рычание перешло в булькающие горловые звуки. Крайне неприятные. Из месива, в котором плавала точная копия лица несчастного, вынырнула неожиданно рука. Она вцепилась в горло.
Наутро он уже был привязан ремнями к больничной койке. После того, как жители двора обнаружили его в арке. Почти без сознания. С окровавленным ртом. Трудно вообразить ужас врачей, извлекавших зеркальные осколки изо рта обезумевшего мужчины, не помнящего кто он и что стряслось этой ночью.
– Что бы это могло быть? – Тётя Таня, жительница двора, была всерьёз озадачена странным, страшным происшествием.
– Да кто ж их, психов-то этих разберёт! – Звучали предположения соседей.
Ветер стих. Полусгнившие листья облепили большой острый осколок зеркала. Тётя Таня завернула его аккуратно в пакет, и отнесла на мусорку – от греха подальше.
А то как бы чего не вышло.