Было тихо. Я выдохнула и решила войти. На свой страх и риск.
Словом “удобства” здесь не пахло. Пахло другим. Поэтому задерживаться я не собиралась. Мало ли, какая нечисть водится!
Вернувшись в дом, я подошла к покрытому паутиной окну.
– Ой, ди ла-а-адо-о-о, будь оно не ладно-о-о! Лихо проклятое во всем виноватое-е-е! – слышалось женское пение.
Мимо нас табуном прошла молодежь.
Песня была очень красивой. Голоса – чистые, звонкие… От этой песни внутри что-то развернулось, словно захотелось вдохнуть поглубже. Зашевелились какие-то корни, о которых я и не подозревала. Хотелось быть частью этой песни, слиться с ней и …
– Интересно, а куда они идут? – опомнилась я, поглядывая на процессию.
– Как куды? – послышался внезапно голос Яичичны. Я вздрогнула, заметив, что она стоит за моей спиной и тоже смотрит в окно. – К Крестовне и Шебуршихе! У них вечорки!
– А что такое “вечорки*”? – спросила я. Мне сразу не понравилось, что они идут к той противной ведьме.
– Шебуршиха с Крестовной избу свою сдают! – фыркнула Яичична. – Сами на печке сидят! Или в уголочке! Девки “попрядухи**” устраивают, парням глазки строят… Парни перед ними хорохорятся!
– Ночной клуб? – спросила я, поднимая брови.
– Не знаю о чем ты, но весело у них! – вздохнула завистливо Яичична.
– А Крестовна – это кто? – спросила я, нервничая.
– Это – моя родственница! – усмехнулась Яичична. – В контрах мы с ней!
Опа! Тоже кикимора?
Я смазала щеку о стекло, видя, как они остановились возле одной избы, вручая что-то Шебуршихе. Из того, что я разглядела – хлеб и, кажется, яйца!
– А че они ей дают? – спросила я, сдувая лохмы паутины. В грязном окне было плохо видно.
– Как что? Еду! А кто же запросто так пустит? – спросила Яичична.
У меня в живот что-то жалобно простонало и проурчало.
– А почему другую избу не взяли? Вон сколько пустых стоят! – спросила я, глядя на то, как Шебуршиха с полными руками еды заходит в открытую дверь, а следом заходят парни и девушки.
– Так ведь у Шебуршихи и страшно, и интересно! – вздохнула Яичична.
Тоже мне! Дом свиданий! Хотя…
Я сглотнула, глядя на старый дом, требующий уборки.
– Яичична, – обратилась я нечисти. – А ты не хочешь сделать такой же дом?
"А то я кушать хочу!", – мысленно добавила я.
– Не-не! – замотала костлявыми длинными руками Яичична. – У нас тут тихо, спокойно, паутина! Прибираться не дам! У меня тут свой порядок!
Есть хотелось сильно. А такими темпами я сяду на принудительную яблочную диету. Да и к местным присмотреться тоже не мешало бы…
– Ну да, Крестовна не скучает! Вон сколько к ней народу ходит! Считай, как нечисть она успешная. А о тебе уже забыли, небось…, – заметила я, поглядывая на Яичичну. Ох, и злило ее сравнение с родственницей.
– Да ты хочешь сказать, что Крестовна лучше меня? – возмутилась Яичична. – Да ни жисть! Я знаешь, сколько людей загубила! А она? А скольких напугала! Раньше обо мне слава на всю деревню гремела! А она к ней примазалась!
– Ну, это раньше было, – вздохнула я удрученным голосом. – А сейчас тебе даже пугать некого. К тебе просто никто не ходит! Ну, кроме меня!
– Ан нет! Ходют! Вопросы задают! Гадают! – обиделась Яичична.
– И как часто? – спросила я, видя, что почти дожала вопрос.
– Ну, два разы в год точно! На Святки и на Купалу! – засопела Яичична.
– А к ней каждый день ходят, – развела я руками. – Ну, ты права. Нам оно не надо! Пущай, к ней толпа ходит, мимо нас! Грязь носит и все дела…
Повисла пауза. Я слышала, как Яичична скрипит, о чем-то думая. Она бухтела, взвешивая какое-то решение. Я же смотрела на избу, в которой горела свечка.
– Пусть приходят, но прибираться не дам! – проворчала Яичична. – Моя паутина!
– Ну, в избе у Шебуршихи чисто, – заметила я. – Люди паутину не любят! Они любят, чтобы чисто было! И уютно!
– Нет! – буркнула Яичична, исчезая в погребе. Громыхнула крышка. А я поняла, что она вряд ли согласиться. А ведь как замечательно было бы. Приходит молодежь, еду приносит, а я к ним присматриваюсь. Заколку думаю, кому подбросить!
Я провела пальцем по подоконнику, собирая вековой слой пыли. За рукавом сарафана потянулась паутина.
– Эх, – вздохнула я.
– Че стоишь! Ведро в углу! Мой давай! – внезапно послышался голос.
– Я оживилась, видя, как Яичична исчезает в подполе. Аж крышка громыхнула.
– А то Крестовна много о себе возомнила! Надобно ее на место ставить! Хочу такой же дом, только с втыкухами*** и бирюльками****! – загорелась Яичична.
Я обрадовалась, отделила ведро от паутины, нашла старую тряпку и стала собирать мусор.
– Надо, чтобы молодежь увидела преимущества нашего клуба! – заметила я, потирая руки. – Ты можешь глянуть, что у них там? Чтобы мы лучше сделали?
– А то! Могу напроситься в гости! – снова высунулась Яичична. – Пошла я узнавать!
Ночь обещала быть бессонной. Работы было столько, что я не представляла, как это осилю.
Я быстро сбегала за водой.
– Ай! – стонала я, глядя на разлапистую жгучую крапиву, которая только что больно ужалила меня за ногу.
Расплескивая ведро, я тащила его по ступенькам, боком открывая скрипучую дверь.
– Начнем с паутины! – выдохнула я, беря тряпку и привязывая ее к ухвату для горшков.
Пока я собирала паутину по углам, на улице совсем стемнело. Я уже тыкалась на ощупь. В углу я нашла огарочек свечи, но чем его зажечь, я не нашла. пока что он стоял на подоконнике.
Над деревней поднялась огромная луна, а ее свет серебрил поднятую пыль. Паутина тянулась за мокрой тряпкой,
Вода выливалась в бурьян, а я все еще не теряла надежды, что скоро я не буду заботиться о хлебе насущном. Наш дом с “втыкухами и бирюльками” должен быть лучше, чем у Крестовны с Шебуршихой!
Злость на вредную и пакостливую старушенцию придала мне сил, а я схватила старый веник, сметая мусор с пола.
Я как раз стояла на крышке погреба, как вдруг она дернулась. Я отскочила в сторону.
– Короче, там тебя сейчас обсуждают… – послышался голос Яичичны. – Бабка учит девок у тебя ничего не брать!
______________________________________________________
*Вечорки – это посиделки у сельской молодежи.
**Попрядухи – это когда девушки собирались вместе заниматься рукоделием.
***Втыкуха – в простонародье означало блудницу.
****Бирюльки – это первая настольная игра, когда ссыпается много мелких деталей на стол, а учасники крючочками пытаются вытащить детальку, не затронув остальные. Тащить приходилось аккуратно. В этом и заключался интерес игры. Кто больше вытащит – тот победил.