Когда иного выхода не остается, даже убежденный светлый согласится переквалифицироваться в некроманта. И наоборот.
Едва стемнело, я поднялся в бывшую спальню барона, где теперь находился рабочий кабинет, сменил дорогой камзол на рабочую одежду, и, открыв окно, свистнул.
– Бескрылый!
– Да, хозяин! – тут же спланировала на подоконник на редкость уродливая тварь. Морщинистая кожа, серовато-коричневые перья, орлиные когти на лапах, лысая башка с круглыми желтыми глазами… кто бы мог подумать, что всего месяц назад эта горгулья выглядела, как обычная статуя? А теперь вон как, даже летать научилась. Более того, добросовестно чистит перья по утрам, время от времени дерется с себе подобными и регулярно просит жрать, хотя ей по всем канонам этого не положено.
Оглядев уродца и убедившись, что сделанные мной изменения закрепились надежно, я коротко бросил:
– Присмотри за воротами. До утра я буду занят.
– Сделаю, хозяин! – бодро отрапортовал Бескрылый и выпорхнул на улицу с хриплым воплем: – А ну, пр-р-росыпайтесь, бездельники, якор-рь вам в глотку! Хозяин дал нам р-работу!
Услышав взволнованный клекот и увидев, как на стенах зашевелились остальные твари, я усмехнулся – теперь в моем распоряжении имелась целая стая горгулий, преданная мне до последнего вздоха. Большую ее часть я, разумеется, привез из Масора (чего добру пропадать?), но некоторые были созданы уже здесь. По новому, так сказать, образцу.
Наскоро проглядев вчерашние расчеты, я собрал рабочий инструмент и спустился в подвал, где уже дожидалась Лиш.
– Алтарь готов?
– Да, господин, – кивнула она, посмотрев на меня ясными глазами. Ни корки на лице, ни горба, ни немоты… только рыжая коса и напоминала о родовом проклятии, которое я тоже недавно снял.
– Где Верзила и остальные?
– Ждут внутри, – почтительно отозвалась служанка. – Для ритуала все готово. И ваши амулеты я тоже принесла.
Удовлетворенно кивнув, я отправил девчонку наверх, чтобы ненароком не пострадала, а сам толкнул тяжелую металлическую дверь.
При моем появлении с пола поднялось почти три десятка человек… ну как, человек? Нежити, конечно. Однако с того времени, как я обзавелся собственными «птенцами», они, как и все мое окружение, разительно изменились.
Вальт правильно когда-то сказал – некроманта очень трудно убить, потому что пока живо хотя бы одно его создание, его душа не уйдет.
Меня на этом свете удержали именно они: мои верные умсаки, дремлющие сейчас в полуразрушенном склепе; горгульи, которых я наградил новыми телами; многочисленные артефакты, сделанные еще в старые времена и хранящие частичку моей плоти. И конечно же, те двадцать девять зомби, на привязку которых я в свое время не пожалел ни времени, ни сил.
Моими стараниями всего за месяц с их тел исчезли трупные пятна, в глазах появился здоровый блеск, старые раны закрылись, волосяной покров восстановился, и вообще, со стороны они выглядели почти живыми… до тех пор, пока я не начинал всматриваться в их покореженные ауры.
– Мы готовы, хозяин, – рокочущим голосом произнес широкоплечий кузнец, которого я, оправившись от ран, поднял первым.
– Я выкачаю из вас энергию полностью, поэтому после обряда вы уснете на несколько дней. Когда накопители восстановятся, снова вас подниму – пора вплотную заниматься полями, пока граф не пригнал сюда народ. От работ по замку я вас не освобождаю – за месяц его нужно полностью восстановить. Но к тому времени, как я уеду, надеюсь, мы все закончим, и вы сможете без опаски находиться на солнце и спокойно жить среди людей.
– Хозяин, а магический фон мы здесь не испортим? – внезапно подало голос стоящее в углу громадное зеркало, а торчащая на его верхушке харя озабоченно нахмурилась. – Вдруг проверка из Совета опять нагрянет, а от замка темной магией тянет?
– После смерти лича здесь так фонит, что даже если я старшего демона призову – никто не узнает. А проверка, если и будет, то не раньше, чем через несколько недель. Ну-ка, покажи мою ауру.
Харя послушно кивнула, и поверхность зеркала тут же осветилась.
При виде отразившегося там худощавого подростка я хмыкнул. Ну да, вот это теперь и есть я: торчащие во все стороны рыжие вихры, большие уши, курносый нос, нелепые веснушки. А еще – до безобразия тонкие ручки, костлявое туловище и совсем уж тощие ножки, которых, к счастью, не было видно под штанами.
Зато новая аура оказалась на редкость широкой и больше походила на сверкающий белый кокон, окруживший меня со всех сторон. Основной ее цвет был золотисто-желтым, но местами имелись и зеленые мазки, говорящие о сродстве к целительной магии, и даже круглые белые пятна, свидетельствующие о недюжинном таланте к пространственной. А когда я убрал защиту, то в области солнечного сплетения проступила магическая печать в виде расправившего крылья ястреба – родового знака почившего ныне архимага, которому я был обязан всем, что имел.
Да, без Нича было тоскливо и грустно, а без могучей трансформы я порой ощущал себя уязвимым и слабым как никогда. Однако наличие полноценного дара окупало все. Включая то, что я, будучи потомственным некромантом, неожиданно превратился в светлого мага.
– Покажи мою вторую ауру, – приказал я и спустя пару секунд с торжеством взглянул на то, о чем ни граф, ни леди Ларисса, ни мастер Лиурой не имели ни малейшего понятия.
Окруживший мое тело второй кокон был черен, как сама ночь. И больше походил на искусно сплетенную паутину, центром которой являлась проступившая на левом предплечье вторая печать, чем-то напоминающая гигантского паука.
Надо сказать, передача магической печати – древний обычай, родившийся еще в те времена, когда у бездетных, находящихся при смерти магов было модно передавать силы наиболее одаренным ученикам. Вместе со всем имуществом, слугами, деревнями и даже замками, если таковые имелись. Потом, правда, от обряда отказались, посчитав его малоэффективным, и вскоре забыли.
Многие. Но не все.
У меня таких печатей оказалось две: светлую я получил от мастера Твишопа, когда тот в процессе воскрешения передал мне собственный дар, а темную вырезал на предплечье сам, едва очнулся и обнаружил себя в новом теле. А потом охотно продемонстрировал графу, наглядно подтверждая, что именно я являюсь единственным наследником погибшего мэтра Гираша.
Будучи обязанным ему (то есть мне) до самого гроба, его сиятельство, хоть и растерялся от неожиданности, все же не отказал мне в любезности помочь с переездом. И благополучно перевез сюда мои личные вещи, обширную библиотеку, весь набор артефактов, замаскированных под дешевые безделушки, и даже испуганно озирающуюся Лиш, которая, впрочем, быстро меня узнала.
А когда мастер Лиурой, скрипя зубами, пояснил его сиятельству все последствия обряда, граф с большой неохотой выплатил и полагающийся мне гонорар. Все десять с половиной тысяч, которые я честно заработал, пока избавлял эти земли от нежити.
Единственная проблема, с которой я столкнулся, это необходимость скрывать от посторонних тот факт, что моя вторая печать активна. Магическое сообщество до сих пор считало, что это невозможно, и мне совершенно не хотелось никого разуверять.
Более того, наличие двойного дара сделало бы меня объектом пристального внимания Совета, которое юному барону Невзуну ни к чему. Но я успешно решил эту дилемму, наложив на нее сложную защиту. А также целый месяц сливал темные силы в алтарь, накопители и в своих собственных подопечных, благодаря чему моя печать и вторая аура истощились, перестав определяться магически. Лиш очень быстро забыла о проклятии, горгульи смогли ожить, а все три десятка зомби обзавелись нормальной внешностью.
– Отлично, – оскалился я, поворачиваясь к светящемуся алтарю, на котором уже лежала потрепанная книга в обгоревшей обложке. – Время близится к полуночи. Верзила, вам лучше присесть: ритуал воскрешения – дело долгое и муторное. Но если у меня хватит сил, у всех нас скоро начнется новая жизнь…
Схему ритуала я вычерчивал мелом почти шесть часов и закончил ближе к рассвету, когда близился пик возможностей темной печати.
Сил на это ушло немало, и зомби я, как и обещал, действительно истощил, превратив их в груду беспорядочно сваленных в углу тел. Зато когда рисунок обрел цельность, а я оглядел испещренный символами пол, то испытал чувство глубокого удовлетворения: схема, несмотря на длительное отсутствие практики, получилась идеальной.
– Надеюсь, ты не проклянешь меня за то, что я снова потревожил твой покой, – хмыкнул я, ножом распоров себе предплечье и проследив, как кровь из порезанной вены заполняет выцарапанный на алтаре рисунок. – Ты всегда любил жизнь и боролся за нее до конца. Для тебя не было ничего важнее победы над смертью и собственной немощью. Надеюсь, и после ухода ты не изменил своим принципам. Иначе я зря все это затеял.
Словно насытившись кровью, испускаемый алтарем свет стал ярче, приобретя зловещий багровый оттенок. Такими же недобрыми огнями загорелись и руны на полу, и стены, и даже, кажется, потолок. А спустя несколько минут в комнате заметно похолодало, и вырвавшееся из моего рта облачко пара красноречиво показало, что дверь между мирами вот-вот готова открыться.
Дождавшись, пока на стенах выпадет иней, я криво улыбнулся и, перетянув предплечье заранее приготовленной тряпицей, приложил темную печать к алтарю. А затем начал выводить долгий, монотонный, отчаянно нелюбимый мной речитатив, призванный удержать дверь в Иное хотя бы на несколько мгновений.
Магия крови играла в обряде роль связующего компонента, объединившего мир живых с миром мертвых. Руны выполняли функцию отмычки, с ювелирной точностью подобранной к самому сложному на свете замку. Находящийся в центре схемы алтарь стал источником силы, позволившим провернуть отмычку в замочной скважине. А я становился просто-напросто посредником. Маяком для заблудившейся в коридорах Вечности души.
Правда, и это не гарантировало результата, потому что далеко не всякая душа стремится вернуться обратно: Нич должен был сам услышать и почувствовать мой зов. И сам должен был захотеть вернуться.
– Я знаю, ты не забываешь долгов, – прошептал я, почувствовав, как ворвавшийся в помещение холод стремительно вымораживает нутро. – Однако ты мне должен, Нич, помнишь? И я пришел потребовать с тебя этот долг!
Порыв ледяного ветра, донесшийся из-за границы очерченного мною круга, был поистине страшным. Я едва устоял на ногах, несмотря на целую кучу охранных рун и защитных заклинаний. Над головой тоскливо застонали потревоженные перекрытия. Где-то снаружи грохнула дверь…
А затем вырвавшаяся из алтаря тьма вспыхнула неопрятным черным цветком и, заполонив все вокруг, мгновенно поглотила окружающий мир. При этом она стала почти осязаемой. Живой. Густыми клубами вилась вдоль наружного края пылающей алыми огнями схемы, плотоядно облизываясь и жадно посматривая на мое кровоточащее запястье.
– Ни-и-ич, – решительно позвал я, не обращая внимания на то, с каким вожделением тьма сжимается вокруг алтаря, с довольным урчанием слизывая один слой защиты за другим. – Нич! Вернись, старый пердун, я должен задать тебе пару важных вопросов! Сумеешь ответить – так и быть: упокою на веки вечные. А если нет – прокляну! Да так, что тебя и в посмертии будут мучить недельные запоры.
Тьма сгустилась еще сильнее, слепо тыкаясь в испещренные защитными символами стены и все охотнее скручиваясь вокруг меня в тугой водоворот. Пока еще ленивая, сонная, но с каждым мгновением все больше входящая во вкус и все настойчивее пробующая пробиться сквозь мои щиты.
– Нич! – нетерпеливо крикнул я, подметив краем глаза, как одна за другой стремительно гаснут охраняющие руны.
Ничего. В конце концов, мой черед должен был наступить гораздо раньше. Просто обидно было потратить столько усилий и получить за них шиш без масла.
– У тебя последняя попытка, Нич! – гаркнул я, с вызовом подавшись навстречу надвигающемуся мраку. – Второго шанса не будет: прокляну! Навечно!
Однако мне никто не ответил. Да и книга под онемевшими пальцами не шелохнулась. В то время как тьма отвоевала для себя очередной кусочек пространства и подступила еще ближе, методично уничтожая заметно поблекший охранный круг.
Сколько от него осталось? Две трети? Половина? Нет, уже меньше, а резервов вообще на донышке: тьма за считанные минуты сожрала почти все, что я сумел собрать – алтарь, который вот-вот рассыплется прахом; с десяток накопительных амулетов, уже успевших превратиться в бесполезный хлам, мои запасы, добытые с таким трудом, и теперь выжигала саму печать, торопясь поскорее добраться до живого нутра.
У меня впервые за ночь нервно дернулась щека.
– Мастер Твишоп?
Тьма злорадно хихикнула и придвинулась еще на шажок, но, кроме нее, больше никто не отозвался. А у меня всего две минуты осталось в запасе, прежде чем изменения в защите станут необратимыми.
– Мастер Люборас Твишоп!
Мой голос снова охрип и опустился до шепота – холод добрался уже до костей, грозя вот-вот заморозить насмерть. Кожа на руках посинела, мышцы свело от холода, губы дрожали и едва могли шевелиться.
– Мастер! – сипло каркнул я, с трудом выталкивая звуки из замерзшего горла. – Эй, меня кто-нибудь слышит?!
Полторы минуты.
– Учитель… – И тут связки перехватило болезненным спазмом. В груди опасно похолодело, ледяным обручем сжимая сердце. Затем тревожно екнуло что-то в душе от мысли, что старый архимаг, возможно, давно обрел долгожданный покой и может не захотеть вернуться. А мгновение спустя я почувствовал, как что-то острое на пробу царапнуло по окровавленному запястью, и прикусил губу. – Нич!
Печать вспыхнула обжигающей болью, заставив меня скрипнуть зубами и упрямо набычиться.
Одна минута.
– Д-друг мой… – мне потребовалось немало времени, чтобы судорожным толчком вытолкнуть из себя эти два коротких слова. И почти все силы, чтобы, уже погружаясь во тьму с головой, разомкнуть обледеневшие губы и беззвучно прошептать:
– Ты нужен мне. Прошу тебя: вернись…
Когда я пришел в себя, в комнате было по-прежнему темно. Все так же недвижимо лежала горка тел в углу, неприятно холодил спину покрытый толстым слоем инея камень. И все так же угрюмо чернел опустевший алтарь, над которым медленно кружились в причудливом танце маленькие, кроваво-красные снежинки.
Стоп. А почему красные?
Понятия не имею. Возможно, я просто смотрю на мир сквозь пелену застывших на ресницах кровавых слез? Похоже, поранился, когда неосмотрительно таращился во тьму. А она – дама мстительная. Жадная до живого тепла. Если не сожрет, так хоть укусит напоследок. Вон как запястье саднит – небось, немалый кусок оттуда отхряпала.
Не испытывая ни малейшего желания выяснять, в чем дело, я бездумно уставился на серый потолок. Шевелиться не хотелось, во всем теле была такая слабость, что подняться на ноги или хотя бы сесть я просто не мог.
Все же кровопотеря оказалась значительной, да и оба дара я сегодня истощил до предела. Вылечиться, соответственно, был не способен. Связь с зомби и умсаками потерял. Нича не воскресил. Оставалось только смирно лежать, терпеливо дожидаясь, пока к телу вернется способность двигаться, после чего со стоном подниматься, снова тащиться наверх и утыкаться носом в расчеты, ища в них роковую ошибку, чтобы в ближайший месяц снова рискнуть провести ритуал.
Внезапно откуда-то сбоку послышался тихий стон и слабый скрежет, словно кто-то пытался выдвинуть из зеркала ящик, но у него не хватило сил.
– Х-хозяин? – слабым голосом прошептала невидимая в темноте харя. Видимо, я и ее зацепил, вытянув силы отовсюду, откуда смог. Недаром рама уже не светится, да и псевдожизнь в артефакте едва теплится. – Хозяин, ты живой? Я тебя почти не чувствую!
Я криво усмехнулся.
Что ж, я тоже его почти не ощущал, да и выглядел, судя по всему, хуже некуда. Но еще гаже я себя чувствовал, потому что прекрасно понимал, что не справился с поставленной задачей. И не сумел сделать того, что однажды пообещал.
– Хозяин?! – не дождавшись ответа, тревожно переспросило зеркало, а затем снова загремело ящиками в надежде, что кто-то из зомби очнется и позовет на помощь. – Хозяи-и-ин, что с тобой?!
– Да живой он, – вдруг проворчал еще кто-то поразительно знакомым голосом, который заставил меня вздрогнуть и неверяще распахнуть глаза. – Перестань шуметь, морда немытая. И позови на помощь – ты наверняка можешь весточку горгульям послать. А я пойду взгляну на этого неуча, пока он не окочурился.
Да нет, не может быть…
– Святые умертвия! – внезапно ахнула рожа, и по поверхности зеркала прошла взволнованная рябь. – Хозяин, у вас получилось! Он действительно живой!
– Умолкни, – беззлобно хмыкнул тот же голос, и на мою грудь ловко вспрыгнул бесформенный черный комок с длинными усами. – Как-нибудь без тебя разберусь, кто из нас живой, а кто… хм… не очень.
На меня внимательно взглянули два крупных черных глаза, перед самым носом качнулись длиннющие тараканьи усы, затем мягкие лапки уверено ощупали мою грудь, прошлись по подбородку, шее, пощекотали кожу возле рта. Наконец Нич снова показался в поле зрения и негромко хмыкнул:
– Долго же ты собирался, ученик. Я надеялся, раньше сподобишься вернуть к жизни старого друга.
– Нич?! – прошептал я, совершенно по-дурацки улыбаясь и чувствуя, как отпускает внутри скопившееся напряжение. Получилось! Вот же демоны… я все-таки его просчитал!
– Ты был прав насчет долга, – неохотно подтвердил мои догадки таракан. – И я действительно тебе задолжал…
А потом вдруг мотнул головой и с такой силой хлестнул меня ставшими невероятно жесткими усами, что от резкой боли в щеке я вздрогнул. Правда, пошевелиться все равно не смог. Разве что удивленно моргнул и непонимающе спросил:
– За что?!
Таракан угрожающе приподнялся на задних лапах и рявкнул. Совсем как в былые времена.
– За то, что чуть себя не угробил!
– Я же тебя вытаскивал, – озадаченно возразил я, испытывая сильное желание потереть саднящую скулу. Нет, то, что Нич воскрес – конечно, замечательно. Я настолько горд собой и так рад своему успеху, что мне почти не больно.
Но сам факт… зачем ударил? Да еще тогда, когда я ответить толком не могу?
Заметив мой вопросительный взгляд, мастер Люборас Твишоп негодующе фыркнул.
– Каким местом ты думал, когда рассчитывал схему воскрешающего круга?! И какого демона использовал за основу свою печать, когда у тебя есть гораздо более надежный источник?!
Я нахмурился.
– Какой источник? Нич, ты спятил? Как бы я мог использовать светлый дар для воскрешения?
– Дубина. Сколько раз тебе повторять: нельзя работать с непроверенной печатью, которая к тому же не сформировалась до конца!
– А что мне было делать? – возмутился я. – Ты поместил мой дух в тело смертного мальчишки! Надо думать, что энергетические каналы не успели нормально сформироваться!
Нич гневно тряхнул усами.
– Вот неуч… когда же ты научишься правильно смотреть на ауру и различать ее светлую и темную стороны?
– Да у меня дар совсем недавно заработал!
– Но мозги-то, смею надеяться, не отказали? – ядовито осведомился таракан, издав до боли знакомый смешок.
Я тихо-тихо вздохнул, на миг прикрывая глаза. Затем так же тихо выдохнул, с сожалением подумав о том, что пока не способен сотворить какое-нибудь особенно мерзкое заклинание. А затем… резко сел, стремительным движением сцапав наглое насекомое в кулак. После чего поднес его к лицу и ласково попросил:
– Повтори: что ты сказал?
Нич беспомощно трепыхнулся и резко сбавил обороты.
– Да аура твоя… она светлая, если ты еще не заметил. А силовые каналы в теле – темные, ученик! Мне что, носом надо тебя ткнуть, чтобы начал наконец соображать?!
Я застыл, с усилием заставляя себя вспомнить старые формулы. А потом медленно разжал руку и, торопливо перебирая все, что мне было известно о личных печатях, так же медленно проговорил:
– Наличие разнонаправленных потоков силы в одном даре до сих пор считается невозможным. Допустимо лишь присутствие дара одного цвета в сочетании с артефактом другого и строго поочередное их использование при условии, что один из них истощен почти до предела, а второй, напротив, почти полон. Только в этом случае не происходит конфликта между силами.
– Дальше, – непререкаемым тоном велел мастер Твишоп, недовольно отряхнувшись.
– Перед моей смертью ты поставил на мальчишку личную печать, – послушно продолжил я, не заметив, как недавнее раздражение мгновенно испарилось. – Но это был светлый дар. Темный ты не смог бы мне передать, а артефакта нужной силы и подходящего по параметрам рядом не было…
– Да ну? – язвительно переспросил Нич. – А твой любимый кинжал?
– Он же пропал, – невольно вздрогнул я, едва не потянувшись по привычке к пустому гнезду на поясе. – Когда я очнулся, его уже не было.
Под насмешливым взглядом учителя я осекся.
Демоны… Неужто учитель умудрился запихнуть в мальчишку мой ритуальный кинжал?! Идеально настроенный на одного-единственного владельца накопитель темной энергии, к тому же подходящий мне по всем возможным параметрам?! Причем с огромной емкостью, над которой я в свое время немало поработал?!
Я неверяще замер.
– Проклятье… Нич, но как?!
– У парня было распорото брюхо, балда, – наконец сжалился учитель. – Вложить туда кинжал было совсем нетрудно. Сложнее оказалось совместить их так, чтобы они не уничтожили друг друга. Печать, как ты понимаешь, была слаба – я истратил на тебя почти все, чем владел. А кинжал, напротив, был полон сил – напоследок я вонзил его в лича, так что он вобрал в себя его мощь… пришлось его сперва опустошить, а уж потом зашивать тебе пузо. Интересно было посмотреть, каким ты после этого станешь, ясно? Просто не удержался.
– Что?! – отшатнулся я, машинально прижав руку к животу, пытаясь нащупать внутри свой любимый и самый полезный артефакт. – Ты запихнул в меня темный артефакт, даже не представляя толком, чем это могло обернуться?!
– Ты ведь не захотел бы лишиться темного дара, правда? – устало посмотрел на меня таракан.
Я поджал губы.
– Вот поэтому я и избрал для тебя такой путь, ученик. Без моей печати артефакт стал бы бесполезен. А дар… думаю, стать истинно светлым ты бы тоже стать не пожелал. Какой светлый маг из прирожденного некроманта? Вот я и решил попробовать совместить несовместимое.
Я вздрогнул, только сейчас в полной мере сознавая, что именно Нич для меня сделал.
Раньше мне казалось, что его поступок был жестом унизительного для меня милосердия. Опасным порывом души и признаком никому не нужного прощения. Признаться, мысль об этом целый месяц вгоняла меня в ступор, заставляя сомневаться в душевном здравии учителя. Она совершенно не укладывалась в рамки поведенческих реакций старого плута и настолько выбивалась из общей картины, что просто не могла быть правдой.
А теперь у меня появилось другое объяснение…
Оказывается, мастер помог мне в ту ночь не по доброте душевной – для этого он был слишком циничен. Он, как бы парадоксально это ни звучало, хотел проверить одну любопытную теорию. И просто меня использовал, решив, что терять нам действительно нечего.
Конечно, эксперимент был сомнительным, но самодовольный старикан, знающий меня чуть ли не лучше, чем я сам, предположил, что я, если выживу, непременно постараюсь вытащить и его. Хотя бы из чувства долга. А вот если помру… Видимо, оставаться тараканом всю оставшуюся жизнь он не захотел или рассудил, что без меня помрет в любом случае.
Найдя наконец ответы на все мучившие меня вопросы, я облегченно выдохнул. После чего с облегчением улегся обратно на пол и, прикрыв глаза, произнес:
– Спасибо за разъяснения. Кстати, ты знаешь, что с недавнего времени я являюсь учеником мастера Лиуроя?
– Что? – встрепенулся Нич, растопырив длинные усы и свирепо сверкнув глазами. – Тебя взял на обучение этот малообразованный хлыщ?!
Я кивнул.
– Через месяц я должен явиться на обучение в АВМ в качестве молодого и подающего большие надежды светлого адепта. Отказ, естественно, не принимается – меня уже прилюдно освидетельствовали. Так что придется нам с тобой туда отправиться… вместе. Как думаешь, что произойдет, если там появятся два бывших архимага, один из которых до сих пор считается мертвым, а второй всерьез точит зуб на Совет?
Нич замер, округлив глаза и уставившись на меня, как на нечто диковинное. Пошатнулся на внезапно подогнувшихся лапках. А потом выпростал крылья из-под жесткого панциря и, распахнув их во всю ширину, оглушительно расхохотался:
– Ты?! В академии?! Опять?!
Я растянул губы в зловещей усмешке.
– Это не моя вина, учитель. Ты же видишь – они сами напросились.