в которой ведется следствие и рвется обувь
Прошло пять дней. Затихли голоса людей, улетел дракон. Чары рассеялись, и то, что некогда было башней грозного колдуна, стало просто грудой камней. Только тело осталось валяться там, где когда-то был вход. Тело, к которому никто так и не посмел приблизиться.
Люди ушли, и за новыми заботами не вспомнили про убитого. А дракон старался не вспоминать – не хотел смущать друзей.
Сейчас только тело и напоминало о том, что прошло совсем немного времени. Все остальное выглядело так, что и не поймешь – неделю ли назад рухнула башня, месяц ли, или быть может, прошли годы…
Тело же выглядело отвратительно. В груди дыра, оставленная копьем и копошатся личинки, пустые глазницы смотрят в небо. Плоть гниет, поднимается отвратительная вонь. Но хищные звери из леса не решались приблизиться к страшному месту, и потому по трупу ползали лишь насекомые.
Она вышла из лесу около полудня.
Ее одежда была разодрана ветками, босые ноги кровоточили. Голое тело виднелось в огромных прорехах платья, многочисленные царапины покрывали кожу. Она шагала и улыбалась, словно наслаждалась собственной болью. Она не уклонялась от ветвей, не смотрела под ноги. Порой из ее рта вырывался тихий стон, но она не замедляла шагов, пока не вышла к башне.
Теперь она остановилась.
– Гра! – сказала она и села прямо на землю.
– Дай отдохнуть хоть немного! – простонала она, – Пить! Отдохнуть!
– Молчать! – рявкнула она сама на себя и засмеялась. Подтянула к себе босую стопу, провела по кровавой царапине пальцами, облизала собственную кровь.
– Магия ушла, – сказала она, подняла голову и по-звериному принюхалась. Потом засмеялась. На щеках, на грязном лице были разводы от высохших слез, и сейчас в углах глаз снова блестела влага.
– Магия ушла, а еда осталась, – сказала она, – А ты ведь хочешь кушать?
– Не надо, – ответила она сама себе. Встала и пошла к руинам. Подошла к телу, принюхалась снова.
– Маг… – сказала она. Несколько жирных мух поднялись, покружили над нею. Одна из них села на кровоточащую царапину на животе девушки. Та не обратила на это внимания, села рядом со смердящим телом, опустила лицо прямо к лицу трупа, словно собираясь его поцеловать. Мухи поднялись тучей над нею. Девушка не обращала внимания на них, она пыталась заглянуть в пустые глазницы трупа.
– Как же ты умер, маг? – тихо спросила она. Труп молчал. По щеке девушки покатилась слеза, и она сморщилась и прикрикнула на себя.
– Не время! Не время!
Потом резко, хлестко ударила сама себя по щеке, размазала нескольких мух по и без того грязной коже. Снова наклонилась к лицу трупа, всмотрелась.
– Отвечай, дрянь такая! – крикнула она в лицо трупа. Тот молчал. Высохшие и частично объеденные насекомыми губы обнажали зубы в издевательской ухмылке. Некоторое время девушка неподвижно молчала, не обращая внимания на мух, которые плотным облаком окружили их обоих. Потом оторвала кусок щеки, затолкала в рот и принялась жевать. При этом она тихонько стонала, и словно бы пыталась выплюнуть отвратительную пищу. Слезы все таки покатились по щекам.
Проглотила, опустила руку к ране в груди, оторвала кусок оттуда, сунула в рот и замерла. Потом вскочила, выплюнула, завизжала.
– Сверкающее копье! – выкрикнула она, – Сверкающее копье!
Потом она вдруг замерла, настороженно осмотрелась по сторонам. Опустилась на четвереньки и медленно переставляя конечности поползла назад. Взгляд метался по сторонам, она явно опасалась нападения. Вдруг она вздрогнула всем телом и крикнула
– Помогите! Я одержима… – и тут же замолчала и с силой ударилась лицом в землю. Некоторое время полежала ничком, но ничего не происходило. Даже мухи немного успокоились, уселись снова на труп, покрыли его копошащейся массой.
Девушка медленно подняла голову, посмотрела в сторону трупа.
– Убили… и ушли, – сказала она. Встала в полный рост, подошла к руинам. Теперь она уже не обращала внимания на тело, она молча и тщательно осматривала каждый камень и пыталась заглянуть под развалины.
– Чем же ты занимался здесь таким… интересным? – сказала девушка.
Вскоре девушка добралась до кострища рядом с бывшей конюшней. Замерла, принюхалась к пеплу, поковыряла пальцами угли. Сунула кусочек в рот, сосредоточенно пожевала.
– Люди, – сказала она и поползла на четвереньках вокруг.
– Люди-люди, – бормотала она, – Раз, два, три… а ты кто?
Она села, задумалась. Потом еще некоторое время ползала молча, нюхала, лизала землю, щупала пальцами.
Наконец встала.
– Туда они пошли, – сказала она, – И мы пойдем за ними!
Потом ответила сама себе:
– Ты же узнала про башню! Возвращайся…
– Молчать! – взвизгнула она, и продолжила уже спокойнее, – Всякая дрянь будет мне указывать. Ничего я не узнала, а приказ был – узнать! Здесь все завалено, а свидетели ушли. Догоним, допросим… а уж тогда…
– Ты просто тянешь время! – голос девушки стал плаксивым, обиженным, и тут же снова насмешливым и спокойным.
– Ну и тяну. Тебе-то какая разница?
На пятый день похода пришлось сделать остановку на целый день. Хоть они и шли не спеша, но возникла проблема с обувью. Утром Лена стала надевать свои туфли, и подошва просто отвалилась. Ботинки Виктора оказались прочнее, пока что можно было о них не беспокоиться, но Лена могла поранить ноги.
Дорога, по которой они шли, заросла много лет назад, и едва угадывалась. Костик успешно охотился, приносил оленей и кабанчиков, Виктор несколько раз отбил себе пальцы, но наловчился разводить огонь из высеченной искры.
Так что с едой проблем не было. Воду они кипятили, Лена настаивала на том, чтобы пить только кипяченую, и никто не возражал.
Ночи были холодными, приходилось укутываться во взятые из конюшни попоны и прижиматься друг к другу. Теплее всего было прижиматься к Костику.
Он единственный, кто не чувствовал никаких неудобств. Летал, охотился, дремал в лесу, приносил добычу… Виктор придумал, что ему стоит поучиться говорить, и он подолгу рычал на разные лады. Гласные уже получались неплохо, их можно было угадать, но слова выходили только самые простые. Виктор утешал, говорил, что все получится, надо стараться. И Костик старался.
А еще он рос. То ли от регулярной и обильной еды, то ли просто таково было свойство драконов, но за эти пять дней он вырос почти на метр. Теперь он не влез бы уже ни в какую машину, разве что в микроавтобус. Да и там пришлось бы скрутиться в плотный клубок. Сам он окреп, стал весел и бодр. Если тяжелые воспоминания и беспокоили Костика, то сказать об этом он все равно не мог. Гошильт старался не попадать ему на глаза.
Шли они медленно. Много отдыхали, не привыкли к длительным переходам. Да и самые простые дела занимали очень много времени – собрать сушняк без топора, развести костер без спичек, вскипятить воду в одном только большом ведре. Поэтому получалось, что сам поход занимал по полдня, не больше…
Но и этого оказалось много для туфель. Виктор повертел в руках левую, на которой подошва еще держалась, пощупал шов, покачал головой.
– Кранты, – спокойно сказал он, – Можно попробовать подвязать веревкой, но это совсем ненадолго.
Лена повертела в руке правую туфлю. Подошва отвалилась полностью, край щетинился остатками клея.
– Не подготовились мы как-то… – сказала она. По лицу видно было, что она растеряна и даже немного испугана.
Виктор забрал у нее вторую туфлю, приложил подошву, покачал головой.
– Можно попробовать сделать что-то вроде мокасин… – сказал он и поглядел в сторону груды остатков последней Костиной охоты. Немного мяса было завернуто в обрывки шкуры.
– Из этого? – Лена взяла самый большой лоскут. Неровно разорванный, в лохмотьях засохшего мяса, он мало походил на обувь.
– Я себе это представляю как-то так, – пояснил Виктор – Обернуть стопу шкурой, завязать, чтоб держалось… шерстью внутрь, наверное… а это все как-то счистить.
Он с сомнением посмотрел на свой нож. Он постоянно пытался его точить и чистить от ржавчины, но понимал, что настоящим инструментом эта железяка не станет никогда.
Лена вздохнула.
– Меня беспокоит то, что мы идем медленно. А теперь еще и остановимся на целый день, – сказала она.
– Разве за нами кто-то гонится? – удивился Виктор.
– Зима, например, – ответила Лена.
Виктор перестал улыбаться и с тревогой огляделся по сторонам. Потом глянул на небо. За время пути они уже дважды попадали под дождь, и похоже, собирался еще один – мелкий, холодный. Осенний.
– Климат здесь, похоже, все таки мягче нашего, – медленно сказал Виктор. Ясно было, что он скорее пытается убедить самого себя.
Лена покачала головой.
– Еще что-то есть. Или кто-то. Кажется.
– Быть может, – послышался голос малыша-Гошильта, – Может быть… Я не могу давать советы могущественной госпоже, но…
– Говорите, Гошильт, – сказала Лена. Она старалась говорить ласково, хотя и чувствовала неясное раздражение от манеры Гошильта принижать себя. Как будто мало ему того, что он ростом с ладонь!
– Быть может, вам стоит сказать то, что приходит в вашу голову? – сказал Гошильт.
В первый момент Лене захотелось просто выругаться. Почему-то совет показался очень нелепым. Даже опасным. Кто знает, что она может узнать, если снова даст волю своему ясновидению.
Но в то же время… Ведь лучше все-же знать, чем не знать.
Она заговорила. Тихо, едва слышно, иногда лишь немного повышая голос.
– Я уже шла неясным путем, и теперь едва вынырнула. Тогда меня вели, но сейчас вести некому. Ты понимаешь? – вопрос она задала совершенно нормальным голосом, и Виктор кивнул. Она молчала, и Виктор уже даже собрался ответить, но тут Лена снова заговорила.
– Два чудовища идут за нами. Одно знает нас, другое ищет. И два чудовища впереди нас. Все они не враги нам… но я не знаю – может, это потому, что они не знают нас.
– Ты же сказала, что одно знает? – спросил Виктор. Лена тряхнула головой, прогоняя транс.
– Наверное… Может, оно и не враг нам. Может, оно вовсе и не чудовище.
Костик глухо рыкнул. Виктор почесал подбородок – щетина уже была почти готова стать бородкой, но пока от непривычки лицо постоянно чесалось.
– А чудовище – это как? – спросил он.
Господин Шильт презрительно скривился. Дурак! Поздно, транс разрушен, теперь ничего не понять. И анализ здесь не поможет – нечего анализировать! Знание могло прийти, надо было лишь дать девчонке выговориться. А так… придется признать, что господин Шильт зря рискнул дать совет глупой девчонке. А как старался высказать его так, чтобы ни у кого не возникло и мысли о том, что он, "Гошильт", знает, о чем говорит! Магия – тайна тайн, и знакомые с нею подозрительны. К тому же…
Господину Шильту не давала покоя одна нелепая мысль.
Ведь ученик растил дракона в покорности. Пять нитей вины должны были прорасти в его душе, и свиться в удавку. И свобода воли должна была удавиться в этой петле.
А дракон вот он – бодр и доволен собой. Но при этом покорен девчонке, и парня тоже слушает. Дракон делится добычей – невероятно!
А так ли проста девчонка? Не перехватила ли она эти нити, не сплела ли она из них поводок?
Мысль была нелепой и глупой. Если бы такая пришла господину Шильту прежде, он бы даже смеяться не стал бы над ней. Просто отбросил бы, как мусор, и забыл немедленно.
Но сейчас…
А нет ли возможности аккуратно забрать у девушки этот поводок?