Одна из самых известных и глубоких книг о Соединенных Штатах была написана более полутора веков назад и называлась «Демократия в Америке». Ее проницательный автор, молодой француз Алексис де Токвиль, обнажил на страницах своего труда[1] нерв всей политической – да и не только политической – жизни США. Причем сделал это в тот момент, когда феномен национальной демократии еще не находился в центре внимания американских исследователей, да и само слово «демократия» не пользовалось большой популярностью. Должно было миновать не одно десятилетие, чтобы оно не просто вошло в политический обиход, но и стало чуть ли не вербальным символом Соединенных Штатов. И не только Соединенных Штатов. «Сегодня идея демократии получила всеобщее признание. Большинство режимов претендует на право обозначаться словом демократия», – констатирует известный американский обществовед Роберт Даль[2].
И все же, когда заходит речь о демократических странах, или, как теперь часто говорят, о «демократиях», на ум первым делом приходят именно США. И не без оснований. Именно там появилась первая в истории Нового времени демократическая республика, а ее политические институты достигли высокой степени развития. Именно там была выработана первая в мире Конституция, которая (с учетом Билля о правах) при всех ее недостатках была проникнута демократическим духом.
В советское время доброжелатели Америки непременно подкрепили бы эту оценку цитатой «из Маркса». Но почему бы не сделать этого и сегодня, если цитата по делу, а Маркс как был, так и остается одним из крупнейших мыслителей XIX века? Так что уместно напомнить, что в приветствии Международного Товарищества Рабочих Аврааму Линкольну, написанном Марксом по случаю победы республиканцев на президентских выборах 1864 года, Соединенные Штаты характеризовались как страна, «где возникла впервые, около ста лет назад, идея великой демократической республики, где была провозглашена первая декларация прав человека и был дан первый толчок европейской революции XVIII века…»[3].
Демократия, открывавшая перед гражданами США широкие возможности самоуправления и политической самореализации, немало способствовала – в сочетании с либерализмом – превращению Америки в передовое буржуазное общество. К этому следовало бы добавить, что со временем именно Соединенные Штаты возложили на себя (хотя никто их об этом не просил) бремя гаранта мировой демократии, а с конца XX века – еще и промоутера глобальной демократизации.
Многое сделала Америка и для теоретического осмысления феномена демократии и распространения выработанных в стране демократологических теорий и концепций за пределами США, особенно после Второй мировой войны. Правда, некоторые крупные мыслители, внесшие весомый вклад в их создание, имели европейское происхождение и образование. Но они трудились на американском научном «поле» и их творения составляют органическую часть американской политической мысли.
Автор этих строк в целом разделяет высказанный профессором В.В. Согриным, сделавшим больше, чем кто-либо из отечественных историков для изучения американской демократии, взгляд на периодизацию ее истории. Демократические формы, пишет он, «зародились в Северной Америке уже в колониальный период, но оформились в систему только с образованием Соединенных Штатов. В последующем эта система постоянно обновлялась, причем время от времени изменения носили радикальный характер. В целом же история американской демократии, насчитывающая уже без малого четыреста лет, может быть разделена на пять периодов: 1) XVII–XVIII вв. – этап генезиса; 2) 1770–1810-е годы – этап первой радикальной трансформации; 3) 1820–1860-е годы – этап второй радикальной трансформации; 4) 1870–1920-е годы – этап консервации и застоя; 5) с 1930-х годов до наших дней – современный этап, включивший качественные нововведения и их консолидацию»[4].
Возникает, однако, вопрос, можно ли события 1870–1920 годов рассматривать в рамках одного периода и характеризовать его как консервативный и застойный. Как известно, в начале XX века прогрессисты добились заметных успехов на поприще демократических реформ. В 1913 году была принята XVII поправка к Основному закону США, передавшая право избирать сенаторов рядовым избирателям, а в 1920 году – XIX поправка, предоставившая избирательное право женщинам. Да и сам Согрин пишет, что в 1900–1914 гг. – в так называемую Прогрессивную эру удалось «восстановить пошатнувшиеся позиции демократии» и произошло «возрождение демократии»[5].
Затем в процессе демократических преобразований наступил некоторый спад (связанный, в частности, с Первой мировой войной), но вскоре реформы рузвельтовского «Нового курса» открыли новый этап эволюции американской демократии. В итоге «серьезным образом расширились и упрочились институциональные, нормативные и процессуальные основы демократии» в США[6].
Как и в других странах, демократическая практика в Америке в целом опережала развитие демократического сознания. Исследовать всерьез в теоретическом плане феномен демократии как таковой и национальной демократии в частности американцы начали не ранее второй половины XIX века. Могут возразить, что рассуждения о демократии мы находим уже на страницах «Федералиста», а к мыслям Джефферсона и Мэдисона о демократическом идеале теоретики обращаются и по сей день. Всё так. Отцы-основатели Американского государства сформулировали базовые принципы демократии, как они ее понимали, однако никто из них не предложил, как это сделал, скажем, Руссо, целостную теорию (концепцию) демократии, да и не претендовал на роль теоретика. Более того (мы вернемся к этому вопросу позднее), они характеризовали Соединенные Штаты Америки не как демократию, а как республику. Теоретики, пусть и уступавшие Джефферсону или Мэдисону по масштабу личности и глубине проникновения в политику, но профессионально занимавшиеся политической наукой и целенаправленно исследующие феномен демократии, стали появляться в США лишь ближе к концу XIX века, да и число их было в то время сравнительно невелико.
В XX столетии ситуация меняется существенным образом. Практически на всем его протяжении американская политическая мысль, в том числе на теоретическом уровне, проявляет неизменный интерес к феномену демократии:: демократии per se, демократии американской, а со второй половины столетия – демократии в других регионах и странах и, наконец, демократии в глобальном масштабе.
При этом само понятие демократии приобретает во многих случаях широкое толкование и порой отождествляется со всеми мыслимыми добродетелями, включая свободу, прогресс, эффективность и т. п. и начинает рассматриваться едва ли не как панацея от всех политических, социальных и экономических зол. Нередко оно становится главным критерием оценки политических режимов, государственных и общественных деятелей, моделей поведения, политических, экономических и культурных ориентаций, равно как и отдельных высказываний и оценок и т. п. Происходит фетишизация демократы. А демократизация других стран (с помощью или даже под руководством США) превращается в одну из главных стратегических целей Америки.
Этот интерес к проблеме демократии и эта фетишизация, проявившаяся как на практическом, так и на теоретическом уровнях, определялись совокупностью причин – политических, экономических, социальных, причем как внутренних, связанных с развитием американского капитализма, так и внешних, вызванных процессами общемирового развития.
Современная состязательная демократия, предполагающая конкурентные выборы должностных лиц и/или конкурентное замещение руководящих постов, вполне согласуется с принципами капитализма как конкурентной рыночной системы. Более того, важным условием функционирования свободного (либерального) рынка экономических товаров и услуг становится существование свободного (либерального) рынка политических товаров и услуг в форме состязательной демократии. Именно по этой причине возрождение демократии как политического явления, после почти тысячелетнего перерыва[7], происходило параллельно становлению капитализма в Европе и Америке и в тесном сопряжении с ним.
Одним из стимулов роста научного интереса в США к феномену демократии становится массовизация американского общества, т. е. ломка традиционных барьеров между социальными классами, возрастание социальной и политической роли масс как трансгрупповых общностей и появление на социально-политической арене «человека массового». Как свидетельствует исторический опыт XX века, существуют два способа более или менее эффективного политического управления массой: ее подавление сверху с помощью системы тоталитарных механизмов и ее более или менее широкое вовлечение в политический процесс (точнее говоря, создание возможностей для такого вовлечения) и открытие для отдельных ее представителей доступа во власть, включая высшие эшелоны последней. Такого рода вовлечение в политику и доступ во власть осуществляются с помощью демократических механизмов. Соединенные Штаты пошли именно по этому пути.
На протяжении минувшего столетия численность американского электората постоянно возрастала за счет предоставления избирательных прав женщинам и национально-этническим меньшинствам, так что сегодня те их представители (как и представители белого мужского населения), которые располагают необходимыми финансовыми средствами – собственными либо предоставленными в целевом порядке определенными заинтересованными группами и/или лицами – имеют возможность попытаться вполне законным способом «купить» властный мандат. Осуществить такую «покупку» в условиях развитого капитализма можно с помощью демократической системы конкурентных выборов. Это не может не привлекать на сторону демократии представителей самых разных социально-профессиональных групп, рассчитывающих получить личный доступ во власть или обеспечить в ней групповое представительство.
В том же направлении действуют бюрократизация и сциентизация американского общества. Гигантский рост властно-бюрократического аппарата ведет к созданию сотен тысяч «теплых местечек», которые в условиях капитализма могут быть получены преимущественно демократическим (состязательным) путем. Добавим к этому, что в поддержке демократических механизмов заинтересованы не только те, кто в состоянии «купить» (затратив более или менее солидные суммы на проведение избирательной кампании) властный мандат, но и те, кто, не располагая средствами, но, обладая необходимыми профессиональными знаниями и навыками, может рассчитывать на место в аппарате многочисленных представителей власти – от президента и членов Конгресса США до губернаторов, членов легислатур и т. д. и т. п.
Если учесть, что в условиях научно-технического прогресса и развития информатизации борьба за власть и просто за политическое влияние невозможна без соответствующего научного и технического обеспечения (деятельность политтехнологов, специалистов по рекламе, исследователей общественного мнения, представителей массмедиа и т. д и т. п.), то станет очевидным, что институт демократии как состязательного процесса открывает возможность для «кормления» множества людей, которые в массе своей не найдут себе применения при недемократическом режиме.
Коротко говоря, в условиях развитого капитализма, где политические отношения становятся одной из разновидностей (хотя и разновидностей специфических) рыночных отношений, демократия выступает в роли товара, который в некризисных ситуациях пользуется большим или меньшим спросом. А наступающая при определенных условиях вышеупомянутая фетишизация демократии (с которой мы столкнулись в США второй половины XX века) есть не что иное, как одна из разновидностей товарного фетишизма.
Конечно, по мере развития политической и политологической мысли многое менялось: методика и методология исследований, их направления, проблематика и даже тип исследователя. Но во всех случаях это были попытки предложить идейно-теоретический (с более или менее отчетливой политической окраской) «отзыв» (response) на «вызов» времени (challenge)[8]. Менялся характер «вызова» – изменялся характер «отзыва», в результате чего на передний план выступали новые теории и концепции демократии, позволяющие оптимизировать политическое управление бюрократизированным массовым обществом.
После Второй мировой войны у Соединенных Штатов Америки появляется новый мощный стимул развития национальной демократологии. Успешную борьбу с мировым коммунизмом можно было вести лишь при наличии эффективного идейного оружия. Таким оружием, способным противостоять социалистическому идеалу, мог быть только демократический идеал[9]. С его помощью можно было также попытаться привлечь на свою сторону страны третьего мира, искавшие пути в «светлое будущее».
Со временем вырисовывается еще одна причина роста интереса американских аналитиков (преимущественно из числа международников, но не только) к проблемам демократии: становится все более очевидным, что демократизация мира (пусть и не поступательно-прямолинейная) превращается в одну из ведущих тенденций глобального развития, в одно из проявлений процесса глобализации. Требовалось осмыслить этот процесс на теоретическом уровне и исследовать возможные пути управления этим процессом.
Одним словом, у американцев было немало причин обратить свой взор к такому явлению, как демократия, и попытаться разобраться в том, что она представляет собой per se и каковы ее разновидности; что за демократия существует в Соединенных Штатах и существует ли она там вообще; что необходимо сделать, чтобы укрепить демократические институты в стране и за ее пределами, и т. п.
В американской политической науке отсутствует общепризнанная периодизация истории национальной демократической мысли XX века. И это объяснимо: в отличие от политических событий с их более или менее четкой временной локализацией, мыслительные процессы, даже если говорить о крупных трендах, имеют размытые временные границы. Чаще всего выделяют демократическую мысль Прогрессивной эпохи; демократическую мысль 30-х – первой половины 40-х годов; демократическую мысль второй половины 40–80-х годов; демократическую мысль постхолодно-военного периода.
Автор предлагаемой книги, над которой он работал много лет, не ставит своей задачей написание истории американской демократологии XX столетия. Его исследовательская цель более скромна: предложить очерк базовых представлений о демократии, складывавшихся в американской политической мысли на протяжении XX века и получивших более или менее широкое распространение в политической науке и в политической практике. Иными словами, он хочет показать, что американские политические мыслители минувшего столетия понимали под демократией; какими признаками и функциями ее наделяли; как увязывали теорию с практикой и как все это менялось на протяжении десяти десятилетий. При этом следует подчеркнуть: предлагаемое исследование ограничивается сферой мысли и ни о демократическом строительстве и функционировании политических институтов, ни о борьбе тех или иных сил за демократию речи в работе не идет или идет в тех ограниченных пределах, которые необходимы для решения поставленной задачи.
Исходя из сказанного выше, автор выделяет три крупных периода в американской демократологической мысли XX века: 1) с начала века примерно до конца 40-х – начала 50-х годов; 2) с 50-х – до конца 80-х – начала 90-х годов; 3) с начала 90-х годов по настоящее время. Деление, естественно, условное, ибо историческое время континуально, и любая периодизация носит искусственный, конвенциональный характер. Это относится и к членению исторического времени на тысячелетия и столетия, и к внутривековой периодизации, когда в качестве «демаркационных линий», отделяющих один период от другого, могут приниматься разные феномены.
Демократологическая мысль первого периода складывалась под влиянием Первой мировой войны и ее итогов[10]; «Великой депрессии» и «Нового курса» Франклина Рузвельта; кризиса европейской демократии, одним из проявлений которого стало появление нацистского и фашистского режимов.
На содержание демократологической мысли второго периода большое воздействие оказали такие события, как победа над фашизмом и нацизмом (как воплощением тоталитаризма) во Второй мировой войне; развитие демократических институтов в стране, сопровождавшее формирование так называемого государства благосостояния; «холодная война» как форма конкурентной борьбы между двумя мировыми системами; научно-техническая революция; постепенное формирование в США постиндустриального общества.
Содержание демократологической мысли третьего периода определялось прежде всего такими историческими событиями, как распад мировой социалистической системы и Советского Союза; окончание «холодной войны»; формирование нового мирового порядка, протекающего в условиях ускоряющейся глобализации; массового «демократического транзита» в рамках так называемой третьей волны демократизации.
Развитие американской демократологии в рассматриваемый период происходило на широкой научной основе, далеко выходившей за пределы дисциплины, именуемой «политической наукой». Как резонно замечает Пэтрик Нил, оно было «тесно связано с подъемом общественной науки (social science) как дисциплины, широко практиковавшейся в университетах Англии и Америки. Научные аргументы, касающиеся критериев идентификации демократических правительств, часто становились и аргументами, касающимися критериев самой теории, охватывая понятия очевидности (evidence), ценности (validity) и научной объективности. Это смешение вопросов политической теории с вопросами философии науки временами порождало путаницу и более чем легкое взаимное недопонимание среди тех, кто был вовлечен в дискуссии. И вместе с тем такого рода развитие порождало невероятную жизнеспособность и интеллектуальную энергию»[11].
Особо следует отметить значительную роль, которую сыграла в формировании методологических, теоретических, культурно-антропологических и нравственных оснований американской демократологии XX века национальная философия, представленная такими видными фигурами, как Джон Дьюи, Джосайя Ройс, Джордж Сантаяна, Джон Ролз, Ричард Рорти и некоторые другие[12]. Современные американские историки философии обращают внимание, в частности, на исследование ими (прежде всего Ройсом и Дьюи) зависимости между демократией и такой традиционной для Соединенных Штатов формой социетального общежития, как сообщество, без понимания которой (зависимости) трудно понять специфику формирования как американской демократии, так и американской демократологии. «История Америки – история сообществ, – пишет философ Джеймс Кэмпбл. – Данное утверждение вполне справедливо для всех обществ, но история Америки – это еще и история демократии, свободного и равного членства в сообществах… Понимание демократии, лежащее в основе классической американской философии, построено на понимании сообщества. Демократическая защита равенства основывается на равной ценности каждого человека внутри сообщества. Защита демократией свободы основывается на свободе, которую каждый должен иметь, чтобы внести в общество свой достойный вклад. Ценности демократии – ”взаимное уважение, взаимная терпимость, гибкость, обмен опытом” – имеют в своей основе сообщество и совместные усилия членов сообщества в стремлении к общему благу»[13].
Литература, в которой находит отражение американская демократологическая мысль XX века, весьма обширна. Один лишь перечень названий книг и статей мог бы составить целый том. Причем большая часть этих работ была опубликована во второй половине века, особенно в последние три десятилетия[14]. Наряду с ростом числа монографий (многие из них анализируются в соответствующих главах предлагаемой книги) увеличивается число статей, посвященных проблеме демократии, публикуемых на страницах таких авторитетных периодических изданий, как «American Political Science Review», «American Journal of Political Science», «Current History», «The National Interest», «The Public Interest», «Foreign Policy», и других. Открывается новый специализированный журнал (рассчитанный в основном на профессионалов) – «Journal of Democracy». А в середине 90-х годов под эгидой Congressional Quarterly Inc. и под общей редакцией Сеймура Мартина Липсета, одного из самых авторитетных представителей американской политической науки, издается четырехтомная “The Encyclopedia of Democracy” (в состав редколлегии которой входят видные специалисты в области демократологии – Арендт Лейпхарт, Хуан Линц, Люсьен Пай, Филипп Шмиттер, Сэмюэль Хантингтон и др.)[15]
Особое место в общем блоке американской демократологической литературы занимают исследования историографического плана. Это, в основном, работы, посвященные либо отдельным мыслителям (от «отцов-основателей» до наших современников с особым акцентом на наследие Джефферсона, Мэдисона, Гамильтона, Линкольна, Вильсона, Франклина Рузвельта, Шумпетера, Дьюи, а из политологов наших дней – Даля, Лейпхарта, Хантингтона, Линца, Липсета, Сартори)[16], либо отдельным направлениям (например, прогрессистской демократологической мысли), либо отдельным периодам (например, первым двум десятилетиям XX века – «золотому периоду» в истории заокеанской демократии). Крупные исследования, посвященные общей истории американской демократологической мысли (самое солидное из которых – книга Ралфа Гэбриэла «Путь американской демократической мысли»[17] – было опубликовано полвека назад и переиздано с дополнениями в 1986 году), можно пересчитать по пальцам одной руки. Что касается истории американской демократологической мысли XX века, то, насколько известно автору этих строк, крупных обобщающих работ на эту тему не существует вообще.
Подобное положение дел, в общем, объяснимо: XX столетие только завершилось, временная дистанция, отделяющая от него, невелика и для осмысления его наследия требуется время. Однако факт остается фактом – попыток оглянуться назад, во вчерашний день и хотя бы бегло очертить пути эволюции национальной демократологической мысли в завершившемся веке не предпринял пока никто.
Что касается отечественной научной литературы, то число работ, посвященных американской демократологической мысли XX столетия, невелико, причем это в основном публикации постсоветского периода[18].
Большинство из них – либо предисловия и послесловия к переводам книг американских авторов, либо статьи, посвященные отдельным американским политологам и их работам[19]. Есть несколько монографий, рассматривающих отдельные теории и концепции демократии и, естественно, так или иначе оценивающих взгляды американских демократологов[20]. Опубликованы также несколько статей общего плана[21], но ни одна из них не представляет собой комплексного исследования проблемы демократии в американской политической мысли XX века.
Внимание автора предлагаемой работы сосредоточено на основных течениях американской демократологической мысли XX века, основных представителях этих течений, основных проблемах, которые они поднимали, и основных решениях, которые они предлагали. При этом в поле его внимания находятся не только целостные демократологические теории и концепции, создававшиеся профессионалами из академической среды (хотя они, конечно же, в центре исследования), но и отдельные мысли о демократии, которые хотя и не всегда могут претендовать на теоретическую значимость, однако помогают составить более полную картину представлений американцев о демократии. Речь идет прежде всего о мыслях и высказываниях таких политических деятелей, как Джефферсон, Мэдисон, Линкольн, Лафоллетт и другие.
Большинство серьезных американских авторов, посвятивших себя изучению феномена демократии, отдают себе отчет в том, что объект их исследования – крепкий орешек. И некоторые их заявления выглядят, чуть ли не как капитулянтские. По словам профессора Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Маттеи Догана, «в настоящее время слово “демократия” без предшествующего определения в большинстве случаев оказывается обманчивым»[22]. А из уст Йэна Шапиро (Йельский университет), изучающего феномен демократии не один десяток лет, вырывается прямо-таки крик отчаяния: «…Состояние теории демократии слегка напоминает штат Вайоминг – обширный, ветреный и по преимуществу пустынный. Беспорядочное развитие этой гуманитарной дисциплины показывает: кое-что зная об экономических предпосылках жизнеспособной демократии, мы, вопреки самонадеянным заявлениям некоторых комментаторов, в основном пребываем в неведении относительно влияющих на ее жизнеспособность культурных и институциональных факторов. Мало что известно о том, какие из институциональных установлений демократии являются наилучшими. Здравомыслие подсказывает, что было бы разумно постараться привить приверженность демократии тем, кто в ней задействован. Но далеко не ясно, насколько это важно и как этого достичь»[23].
Но эти и другие подобные им заявления – вовсе не проявление капитулянтства или паники. Это призыв к отказу от действия по шаблону. Призыв, который заставляет исследователя вспомнить (и взять на вооружение) замечательные слова Джона Дьюи, сказанные им много десятилетий назад, но и сегодня звучащие свежо и актуально: «Необходимо снова и снова изучать саму идею, сам смысл демократии. Демократию надо постоянно открывать и переоткрывать заново… Демократия как форма жизни не может стоять на месте. Чтобы жить, ей нужно развиваться в соответствии с переменами, уже свершившимися и еще только предстоящими. Если демократия не движется вперед, если пытается остаться неизменной, она вступает на путь регресса, ведущий к ее угасанию»[24]. Словом, все меняется или, по крайней мере, должно меняться: и сама демократия, и идея демократии, и наше представление о путях осмысления этой идеи. Об этом старался не забывать и автор предлагаемой работы.
Размышляя над методом изложения материала, он стоял перед дилеммой: прибегать или не прибегать к широкому цитированию анализируемых текстов; рассказывать или не рассказывать подробно о содержании рассматриваемых теорий и концепций. Можно было бы, предполагая, что читатель хорошо знаком с работами Алмонда, Даля, Даунса, Дьюи, Мерриама, Лейпхарта, Липсета, Сартори, Шумпетера и других видных представителей американской политической науки, ограничиться простой отсылкой к тем или иным положениям их теорий и концепций, сосредоточив внимание на анализе и оценке последних. Однако автор пошел по другому пути, полагая, что его труд может заинтересовать, хотя бы в отдельных аспектах, и неспециалистов, которые не брали и, возможно, никогда не возьмут в руки книг (в большинстве своем не переведенных на русский язык) названных представителей политической науки[25], не говоря уже о менее известных американских исследователях, сочинения которых тем не менее представляют интерес для понимания сути рассматриваемой проблемы.
Два слова о понятийном аппарате, который используется в работе. В принципе он традиционен. В наш политологический и даже политический лексикон давно уже вошли такие слова и словосочетания, как «праймериз», «электорат», «полиархия», «партиципаторная демократия», «консоциативная демократия» и т. п. Пользуется этими понятиями и автор книги. Но в дополнение к ним он вводит некоторые новые понятия, позволяющие, на его взгляд, излагать мысль более экономно или более точно.
Пример первого рода (экономность) – слово «демократология» и производные от него. Вместо громоздкого «американские исследования, посвященные проблеме демократии» проще сказать «американская демократология», а вместо «американские обществоведы, занимающиеся исследованием проблемы демократии» – «американские демократологи» и т. п. Введение этого понятия представляется тем более правомерным, что в русский политологический лексикон уже вошло понятие «кратология» (учение о власти, теория власти).
Теперь пример второго рода (точность). Отечественные переводчики политологических текстов переводят понятие «deliberative» как «совещательный», что не дает представления о его реальном содержании, а другое слово, которое можно было бы использовать в качестве его эквивалента без ущерба для смысла, в русском языке отсутствует. По этой причине автору предлагаемой работы пришлось ввести слова «делиберативный» и «делиберация» (deliberation). Разумеется, в тексте дается подробное разъяснение этих понятий.
И в заключение – об адресате книги. Ее автор хотел бы надеяться, что она будет полезна и профессиональным американистам, и представителям отечественной политической науки, и политическим аналитикам, и студентам-политологам. Ну и, конечно, тем, кто, как принято говорить, «интересуется» политикой и знанием о политике. Хотелось бы, разумеется, чтобы ее взяли в руки и наши политические деятели, но они такие занятые люди…