Обед с Ранджу Кади пропустила и, усаживаясь в следующей аудитории в ожидании начала лекции небольшого курса «Средневековое творческое мышление» от кафедры истории, ощутила, как забурчало в желудке. Материал для прочтения оказался невероятно сложным – библейские апокрифы, писания Августина и другие мудреные тексты, – однако Кади поставила перед собой задачу успевать с заданиями, в основном потому, насколько ей нравился профессор Уоткинс. Он был дружелюбным и чудны́м пятидесяти-с-хвостом-летним англичанином с длинными волосами и сережкой в ухе, эдаким хиппи-спецом по Средним векам. Совсем не похожим на профессора Хайнса. Когда на эту лекцию вошла опоздавшая студентка, он просто отмахнулся:
– Ничего страшного, дорогая. Не мне вас винить, раз уж я сам малость припозднился, как подтвердят все эти более пунктуальные студенты. Поэтому я говорю – O Tosco, ch’al collegio de l’ipocriti tristi se’ venuto. Перевод: «Тосканец, здесь, среди совета унылых лицемеров»[3]. Я же, однако, оказаться в их числе не стремлюсь. Кто-нибудь знает, откуда цитата?
На передних рядах кто-то даже поднял руку. Кади вытянула шею, чтобы разглядеть, кто же такой знаток. Профессор Уоткинс кивнул девушку с розовыми на концах волосами, и та ответила:
– «Ад» Данте.
– Верно! А на дополнительный балл: какая песнь?
Девушка задумалась.
– Пятая?
– Двадцать третья. Но очень хорошо. Вскоре все мы познакомимся с Данте столь же хорошо, как…
– Джессика, – подсказала девушка.
– …как наша Джессика, но позже. А сегодня мы изучим «Страсти святой Перпетуи», один из важнейших, пусть и малоизвестных, текстов раннего христианства. Текст примечателен потому, что был написал, по крайней мере частью – до-мученической частью, – самой Перпетуей. В истории около двухсотого года нашей эры сохранилось крайне мало женских голосов, и мне думается, ее вы найдете одним из наиболее убедительных…
Кади устало вздохнула. Она знала, что ей придется работать упорнее, чтобы угнаться за однокурсниками, но тот, кто способен мгновенно узнать случайную цитату – да еще и на итальянском, – стоит на ступень выше. Кади уныло откинулась на спинку стула.
– Не стоит слишком впечатляться, – прошептал голос у ее уха.
Она глянула через плечо на парту сзади, за которой сидел, растекшись по стулу, парень; вряд ли это он заговорил. Кади осмотрелась. Девушка рядом с ней прилежно конспектировала лекцию в блокноте, парень слева украдкой настукивал сообщения в телефоне, который держал у коленей. Откуда звучал голос?..
– Ты и так знаешь.
Внутри вскипела тревога – неужели Кади одна его слышит?
– Ты знаешь, как она процитировала «Ад», сама же упомянула подсказку. Все просто.
Она чуть не подскочила на месте, чуть из собственной шкуры не выскочила, но привлекать внимание к происходящему с ней было ни к чему. А что вообще с ней происходит? Она говорила сама с собой? Но голос был мужским. И он не умолкал.
– Цитата на итальянском. А сколько у вас в программе книг на итальянском? Проверь.
Кади послушно вытащила лист из-под тетради. Единственным текстом с итальянским названием оказался «Ад». Голос определенно разговаривал именно с ней.
И он был прав.
– Сказал же. Она правильно предположила, что профессор сошлется на что-нибудь из курса. Готов спорить, она и слова из La Divina Comedia[4] не читала. Любой хоть отдаленно знакомый с Данте прекрасно понимает, что грех уровня лицемерия появится куда позже пятой песни. И между тем песня пятая – это Паоло и Франческа, это все знают.
Кади не знала.
– Серьезно?
Она расслышала сдавленный смешок.
– Ты поймешь, что многие здесь скорее талантливо кажутся умными, чем на самом деле таковыми являются. По большей части они дурачье.
Кади запустила пальцы в волосы, потом крепко зажала уши, чтобы остановить этот голос.
– Не расстраивайся. Я не имел в виду тебя. Неужто так прозвучало? Прости.
«Почему это происходит? – подумала Кади. – Прекрати».
– Извини, я пойду.
– Сегодня мы назвали бы их галлюцинациями, – произнес профессор Уоткинс, и Кади на мгновение посчитала, что он отвечает именно ей. – Однако в те времена при определенных обстоятельствах «духовному видению» действительно доверяли. Когда Перпетуя осталась в тюрьме дожидаться неминуемой казни, понимая, что вскоре станет христианской мученицей или игрушкой для льва, она была готова обрести подобное видение.
Слуховые галлюцинации. Кади помнила, как мать использовала этот термин после встречи с одним из докторов Эрика в больнице Маклина, психиатрическом заведении при Гарварде, когда ему впервые поставили диагноз шизофрения. Неужели именно это случилось сейчас и с ней?
– Однако Августин подробно описывал процесс «различения», практику распознания, было ли видение божественной или демонической природы. – Профессор вывел на доске слово «различение», резко постукивая мелом. – Духовное видение во многом зависело от воображения и посему могло быть обмануто, уязвимо для демонов. Или же разум мог быть точкой доступа для божественной ясности, мудрости, даже пророчеств. А посему исключительное значение имела способность распознать разницу. Мы продолжим разговор об этом и о неоплатонистах на следующей неделе. В ходе подготовки к понедельнику, пожалуйста, изучите экзегезу Августина «О книге Бытия буквально», а также его мнение в книге седьмой «Исповеди». Всем спасибо.
Кади было нужно успокоиться – и различить. Не стоит делать поспешных выводов, вероятно, тому, что она услышала, есть вполне разумное объяснение. Она заскучала, задремала. Она не поела или плохо спала, до сих пор переживала после звонка мамы. Кади записала задание как самый обычный студент, но пока собиралась, ее руки дрожали.
В голове крутился вопрос, пугающий ее куда сильнее самого голоса: неужели так все и начиналось у Эрика?