"Cо мной что-то не так" – размышляла я, тоскливо волоча ненавистную коричневую папку с нотами по сугробам. Мне было восемь. И шла я в музыкальную школу.
В бабушкиной гостиной на почетном месте стояло торжественное черное фортепьяно с резными лапами и золочеными подсвечниками. Вся моя семья, включая многоуважаемое старинное фортепьяно, была музыкальна и не представляла себе жизни без скрипичных струн или клавиш цвета слоновой кости. На семейных праздниках бабушка вдохновенно играла и пела, а cтарший брат, Алеша, стоя рядом, на радость всей семьи, выводил «Пой, ласточка, пой». Конечно, заставляли его шантажом, но баритон то был чудесный.
Мама и дядя блестяще закончили музыкальную школу по классу фортепьяно, о чем гордо оповещали их дипломы, бережно хранимые бабушкой. Двоюродный дядя много лет играл на альте в Государственном cимфоническом оркестре, гастролируя по всему миру, а младшая сестра уже ходила на подготовительные занятия в музыкальной школе и её, конечно же, хвалили.
Я же, год назад, стоя с мамой перед входом в музыкальную школу, не увидела свою фамилию в списках принятых.
Листочек с напечатанными на машинке фамилиями еле держался на одной канцелярской кнопке, свисая с пробковой доски, а я еле держалась на ногах. Моей фамилии в списке не было. Не веря своим глазам, мы два раза перечитали весь список, мама даже сходила уточнить в приёмной комиссии и получила в ответ сухое «Не зачислена».
Мне казалось, я пела прекрасно и все задания выполняла на отлично, в общем то, как всегда. Бабушка всегда называла меня Звездой. Я ходила на танцы и устраивала с сестрой домашние спектакли, меня везде хвалили, давали главные роли на утренниках. А тут, категоричное «Не зачислена». Занавес.
Родственники, сплочённым музыкальным фронтом, не поверили в такую генетическую аномалию и на переговоры с директором музыкальной школы отправилась Бабушка. А так как, моя бабушка обладала невероятной харизмой, французскими духами и некоторыми свободными средствами, то в сентябре с красивой папкой для нот, довольная я пошла в музыкальную школу.
Следующие два года были наполнены моим ужасом и неподдельным удивлением родственников. В любую погоду я шла в красивое здание на бульваре и мне казалось, что страшнее места на свете нет. У меня не получалось категорическое Ничего. Преподавательница Ада Львовна просила повторить арпеджио, вздыхала и продолжала надеяться. На специальности в воздухе витала безнадежность, а на сольфеджио казалось, что со мной разговаривают на иностранном языке. Мне всегда все легко давалось, а тут…
Но сдаваться перед трудностями в семье принято не было и я продолжала ходить в музыкальную школу. Единственной причиной что-то пропускать было всесемейно действующее железное правило «Температуры». Только при высокой температуре разрешалось хоть что-то пропускать. А так как ребенком я была на редкость здоровым, я и не пропускала. Ходила, зубрила, рисовала карандашом ноты в длинной узкой нотной тетрадке и всё равно получала двойки. Я чувствовала себя тупой неумехой, но, главное, перестала быть Звездой.
Моя самооценка летела с ледяной горы, как первоклассник на картонке.
Но хуже всего было по воскресеньям. Младшая сестра смотрела по телевизору детскую передачу «Будильник», а вся семья за большим круглым столом ела жареную картошку. Есть я категорически не могла, меня тошнило от страха. Перед Хором.
Все вокруг искренне не понимали, как же так. Просили заниматься побольше. Я и занималась. Время от времени, пытаясь говорить родителям, что несчастна, что не хочу ходить в музыкальную школу, что у меня совсем ничегошеньки не получается. А почему так происходит, объяснить родителям я не могла. В голове было много всего, что не получалось сложить в стройные, так необходимые взрослым убедительные аргументы, и я говорила, как могла: “Не хочу больше ходить, не получается”. Родители рассеяно слушали, но бросать не разрешали.
Ещё через год, я начала получать тройки в школе даже по любимому французскому. Куда мне было о нем думать, я же часами учила гаммы! Учебный год я закончила, рыдая в объятиях бабушки. Захлебывалась, что я тупая, и никакая совсем больше не «Звезда». Бабушка жила на другом конце города и была не сильно в курсе моих ежедневных музыкальных терзаний. Она спросила только одно – "Объясняла ли я это родителям?"
В тот же вечер, бабушка высадилась из такси перед нашим домом, как армия Наполеона в испуганных Антибах. Моих родителей строго пригласили на кухню, а мне выдали шоколадку «Алёнка». С того самого дня я больше никогда не ходила в красивое здание на бульваре.
Свое освобождение я отпраздновала засовыванием ненавистной папки для нот за длинную чугунную батарею. В моем детском понимании, это было самое противное, жуткое место, откуда не возвращаются.
Что было дальше? Я могла снова вместе со всеми есть жаренную картошку за большим круглым столом, а потом, сломя голову, нестить на любимый теннис. Теннисисткой я не стала. А стала счастливым ребенком. И начала получать пятерки по французскому. Но главное, как прежде, почувствовала себя Звездой.
P.S Моя Бабушка вряд ли что-то знала про популярную сейчас цитату "Лучше укреплять свои сильные стороны, чем исправлять слабые". Зато она точно знала все про детей и Хорошую самооценку.