За соседним столом, на завтраке в большом южном отеле, сидела девочка лет четырех. Мама кормила ее кашей из большой столовой ложки. Насильно. Девочка тихо плакала. Я плакала внутри.
Маленькое, худенькое существо с двумя светленькими мышиными хвостами, в розовой футболочке с разноцветными бабочками и сланцах, которые все время сваливались под столом, покорно открывало рот и заливало слезами тарелку со склизкой овсяной жидкостью. Мама, раздраженным голосом, громко шипела: "Сначала каша, потом все остальное", угрожая всеми кругами детского ада: "Никакого моря и бассейна!". Дальше, барабанная дробь, великое садистcкое: "Будешь тут сидеть, пока не доешь. Весь день" и психопатийное: "Я СкаЗааала"!
Мне захотелось взмахнуть волшебной палочкой, выкрикнуть защитное заклинание «Экспекто Патронум!» и вызвать на защиту от мамаши мою подружку Наташку Игнатову из нашего детского сада «Лучик». Она была моим соратником по сопротивлению манной каше. Или, чего мы тогда не знали, социальному насилию.
Воспитатели нашей группы не разрешали нам выходить из-за стола, пока не доедим до конца манную кашу. Мы покорно сидели на маленьких, разрисованных под хохлому деревянных стульчиках, склонившись над остывшей массой, превратившейся в покрытый пленкой блин. Кто-то давился, рыдал, но доедал и вставал из-за стола. Ряды маленьких голов потихоньку пустели, одногруппники убегали гулять. Мы же с Наташкой не ели и стоически выжидали, когда у воспетки закончится терпение.
Каждые десять минут она появлялась на пороге покричать и поугрожать. Опустив глаза в тарелку, мы старательно ковыряли в ней алюминиевыми ложками, измеряли высоту ненавистной каши, но не ели. Наташка рассказывала смешные истории, время шло. Мы откуда-то знали, что сдаваться нельзя, ни в коем случае, надо ждать. Наконец, проходил час и нас освобождала добрая, как нам казалось, повариха. На самом деле, вряд ли она это делала ради нас, ей нужно было просто побыстрее помыть посуду. Мы же чувствовали себя непобежденными героями и неслись, сломя голову на уличную площадку.
Я из того времени, в котором насилие оправдывалось социумом. Моих сверстников было позволено унижать и наказывать публично. Но мне казалось, что варварские методы безосновательного физического насилия давно канули в прошлое. Вместе с детскими садами, пахнущими мокрыми тряпками, супом с перловкой и страхом.
Я сидела и думала, что мамаша, наверное, просто не могла по-другому, не знала, как. Она была сама в детстве инфицирована манной кашей и «причиняла добро» в следующем поколении, которое тоже должно было насильно доесть «все до конца». И оно уже тоже не сопротивлялось и покорно ело. Инфекция распространялась дальше…
За редким исключением, большинство из нас было все-таки инфицировано холодной манной кашей. Или травмировано борщом, как говорит моя подруга. Звучит смешно, но борщ у нее вызывает тошноту до сих пор.
Конечно, тогда никто не писал про пищевое насилие, нарушение границ, разрушение личности и другие последствия подобных действий. Зато сейчас огромные деньги получают специалисты по работе с расстройством пищевого поведения, и мы, поколение Манной каши, дружно выстраиваем личные границы на тренингах, работаем над собой с психологами. За наши же, кровно заработанные деньги. Учась до сих пор, не позволить засунуть в себя чужую волю. Сорри, алюминиевую ложку с манной кашей.