Несколько минут они просто стоят около «Слайсис» и рассматривают незнакомые лица через запотевшие окна.
– Быстро они переехали, а? – говорит Эйден, косясь на столик в углу, за которым раньше всегда сидели его приятели из команды по лакроссу[3] и который сейчас был занят десятиклассницами, склонившимися друг к дружке и что-то показывающими на телефонах.
– Как говорится, с глаз долой… – небрежно бросает в ответ Клэр, хотя ей самой это тоже не по душе.
Казалось, что после двух недель прощаний – целых две недели они одного за другим провожали друзей – в городе почти никого не останется. Однако в этом месте все по-прежнему: почти все столики заняты, внутри царят смех, разговоры и шум.
Вот только это уже больше не их смех, разговоры и шум.
Эйден поворачивается к Клэр, его голубые глаза блестят.
– Дай угадаю, – потирая руки, говорит он. – Это первое место, где я что-то пролил на тебя?
Клэр качает головой:
– Нет.
– Первое место, где ты увидела, как я запутался в собственных ногах? Первое место, где ты увидела, как я могу умять четыре куска пиццы за десять минут? Первое место, где я проделал тот трюк из трубочки и салфетки?
– Это первое место, где мы заговорили, – останавливая Эйдена, отвечает Клэр. Она знает, что он мог продолжать весь вечер. – Не то чтобы это был настоящий разговор, но тогда ты впервые заговорил со мной в принципе.
– Ах, точно! Теперь вспомнил. Уверен, я сказал, что ты самая красивая девушка на планете, и тут же с ходу предложил встречаться.
– Близко. – Клэр улыбается. – Ты попросил меня передать тебе пармезан.
– Ой. Это один из последних пунктов в моем списке фраз для покорения дамских сердец.
– А со мной сработало.
Эйден открывает дверь в пиццерию.
Внутри ресторана клубится пар и пахнет помидорами и моцареллой. Здесь только два человека средних лет – ссутулившаяся над пиццей пара за столиком в углу, обеспокоенно взирающая на царящий вокруг хаос. В остальном же почти все моложе восемнадцати. Так было всегда – это не столько ресторан, сколько место для обеда за пределами школы, место встречи после уроков, место гулянок старшеклассников на выходных. Потрескавшиеся кожаные диванчики и простые коричневые столы, вдоль одной из стен – ряд старых игровых автоматов, на другой висит правило в железной рамке, согласно которому пиццу здесь подают только ломтиками, – эта пиццерия всегда была заполнена молодежью.
Эйден резко останавливается в дверном проеме, и Клэр видит, что столик, за которым они обычно сидят, занят несколькими учениками младших классов из команды по лакроссу. Заметив Эйдена, они начинают подниматься со своих мест, но он рукой машет им – мол, садитесь обратно.
– Простите, – говорит один из парней. Он совсем как Эйден несколько лет назад. Такой же круглолицый, широкоплечий и добродушно-веселый. Но вся его уверенность пропадает при виде бывшего капитана команды. С благоговением в голосе парень продолжает извиняться: – Мы думали, ты уже уехал.
– Почти, – отвечает Эйден, похлопывая его по спине. – Завтра выдвигаюсь.
– Тренировки уже начинаются?
Эйден кивает:
– Предсезонный период.
– Что ж, удачи, мужик! – говорит парень, и остальные присоединяются к пожеланиям. – Надеюсь, увидимся на День благодарения.
Эйден и Клэр отходят от столика, и когда он берет ее за руку, она слегка сжимает его ладонь в ответ. Клэр замечает в темном оконном стекле их отражение, и от нее не ускользает, какими потерянными они оба выглядят – словно зашли в привычную комнату и вдруг обнаружили, что всю мебель переставили. Вдруг у кассы слышится хорошо знакомый голос. Они поворачиваются на него и видят Скотти, который прислонился к прилавку, чтобы выудить из кармана мелочь.
Эйден встает рядом с ним и кладет на столешницу пятидолларовую банкноту.
– Я угощаю, – говорит он и протягивает руку, чтобы ударить по плечу друга, но Скотти удается ускользнуть и шлепнуть Эйдена по уху. Клэр отступает назад, потому что эти двое, как обычно, начинают шутливо мутузить друг друга, словно боксеры. Но вот они замечают Оскара – молчаливого верзилу-кассира, который стоит за прилавком, кажется, уже целую вечность, и сейчас наблюдает за ними без всякого энтузиазма.
– Сколько? – подняв одну бровь, спрашивает он.
Эйден, откашлявшись, распрямляется.
– Пять. Пожалуйста.
Оскар, не сказав больше ни слова, отходит к печи, а Скотти еще раз бьет Эйдена по руке.
– Спасибо, чувак.
– Надо бы мне организовать благотворительный фонд, чтобы ты мог есть пиццу и не умереть с голоду без меня, – отвечает Эйден.
– Как-нибудь справлюсь, – говорит ему Скотти, поправляя очки в толстой оправе. Его темные глаза смотрят то на Эйдена, то на Клэр. – Ну что, вот и все?
Эйден кивает:
– Последний вечер.
– Но ведь еще есть немного времени, – говорит Скотти.
Клэр одобряюще кивает ему:
– Совсем немного есть.
– Э-э-э… как вы двое, все нормально? – спрашивает Скотти. Таким образом он интересуется, что они решили по поводу своих отношений.
– У нас все хорошо, – обменявшись взглядами с Эйденом, отвечает Клэр.
– У кого все хорошо? – раздается голос появившейся рядом Стеллы.
Она одета во все черное: ботинки, джинсы, футболка и даже серьги – две похожие на перышки штуковины выглядывают из-под иссиня-черных волос. У нее всегда такой вид, словно она собирается на кражу со взломом, и рядом с ней Клэр невольно чувствует себя слишком заметной, хотя на ней одежда довольно обычных цветов – голубой сарафан и зеленый кардиган.
– Где ты была? – спрашивает Клэр. – Я думала, ты заскочишь ко мне после обеда.
– Ой! – Стелла слегка улыбается. – Да, прости. Я была кое-чем занята.
– Чем?
Но Стелла уже смотрит на Скотти, который сыпет орегано прямо себе в рот. Большая часть приправы падает прямо на футболку с логотипом Бэтмена, он кашляет и бьет себя по груди, а на его глазах наворачиваются слезы.
– Словно наблюдаешь за младенцем, который пытается пробовать разные продукты, – качая головой, говорит Стелла.
Скотти бросает на нее сердитый взгляд, стряхивая приправу с футболки, а Стелла, как всегда, так же сердито смотрит на него в ответ. Она немного выше его из-за головокружительно высоких каблуков, которые так любит носить, и Скотти лишь пожимает плечами и возвращается к орегано.
Обычно то, что эти двое никак не могут поладить, не было проблемой. Но сейчас, когда почти все друзья разъехались по колледжам, их компания сократилась до такой вот нелепой четверки: Скотти и Стелла, которые уже поругались из-за какой-то мелочи, и Эйден и Клэр, которые никак не могут прийти к согласию по очень многим вещам.
Клэр поворачивается к Стелле:
– Ты же понимаешь, что завтра утром я уже уезжаю?
– А, ну да, – помедлив секунду, отвечает Стелла. – А я на следующий день после тебя.
– Тогда где ты была?
Стелла хмурится:
– В смысле?
– Где ты пропадала последние несколько дней? – снова спрашивает Клэр, не обращая внимания на Эйдена и Скотти, которые переводят взгляды с одной подруги на другую, как будто наблюдают за игрой в теннис. Сейчас ей нет до них никакого дела. Ей лишь хочется, чтобы Стелла объяснилась. Она ведь уезжает в колледж – а это не какой-то пустяк! – и сейчас ей очень нужна лучшая подруга.
Это же вроде как должностные обязанности друзей, негласный договор. Если Клэр нужна была Стелле, чтобы помочь с письмами для колледжей, или чтобы составить компанию в бесконечных мотаниях по комиссионным магазинам, или чтобы слушать ее жалобы о том, как мало интересных парней в школе и как ее достали три младших брата, – она всегда рядом, и, в свою очередь, Стелла должна быть рядом, когда в ней нуждается Клэр. Даже если подруга выносит ей мозг.
– Знаешь, – сказала этим летом Стелла, когда Клэр в очередной раз начала размышлять, что же ей делать с Эйденом, – ведь рано или поздно ты все равно расстанешься с ним.
Они ехали на машине в кино, и Клэр отвернулась от дороги, чтобы удивленно взглянуть на подругу.
– С чего ты это взяла?
– С того, – сказала Стелла, поднимая ногу на приборную доску, – что это правда. Если это не произойдет в конце лета, то случится через несколько недель, или на День благодарения, или на Рождество, или следующим летом. От этого никуда не деться.
– Откуда тебе знать?
– Я знаю, – раздражающе уверенным тоном ответила Стелла. – А пока тебе придется весь первый курс сидеть и смотреть, как твоя дурацкая соседка по комнате…
– Беатрис, – сердито поправила подругу Клэр.
Как только она получила контакты своей соседки по комнате, Стелла, которой повезло получить одноместную комнату, тут же решила, что та ей не нравится. А когда Клэр и Беатрис начали переписываться, стало еще хуже. Стелла тщательно изучала каждое сообщение, выскакивающее на экране телефона Клэр, и закатывала глаза на поток названий музыкальных групп и дат туров, которые Беатрис постоянно упоминала.
– Ладно, ты будешь сидеть и смотреть, как твоя дурацкая соседка по комнате, Беатрис, собирается на очередной идиотский концерт, которые так обожает, – ведь тебе придется сидеть в общежитии, во фланелевой пижаме с книгой, потому что какое же веселье без Эйдена, который, кстати, будет в тот момент в Калифорнии, и его дурацкий сосед по комнате…
– Роб.
– …И его дурацкий сосед по комнате, Роб-серфингист…
– Роб-пловец.
– Да какая разница! – теряя терпение, воскликнула Стелла. – Роб-пловец, которого интересует лишь, не против ли Эйден, если в их комнате будет стоять мини-холодильник. И я уверена, его заботит совсем не свежесть овощей. И знаешь, он точно будет тащить его на свидания. А если и нет, Эйден все равно будет встречать других девчонок. Поверь мне. Это же колледж!
– Эйдена волнует только учеба.
– Это на втором месте, – уверенно парировала Стелла. – Сама подумай: неужели тебе и правда хочется провести следующие четыре года с чувством вины из-за того, что однажды ты пошла со своей соседкой в клуб и запала на ударника с классной прической и умопомрачительными глазами?
Клэр рассмеялась:
– Я когда-нибудь западала на ударников?
– Ну, нет, – согласилась Стелла, покосившись на подругу. – Но не потому ли, что ты просто не позволяешь себе подумать о других возможностях?
– Ты хочешь сказать, подумать о ком-то, кроме Эйдена.
– Я хочу сказать, о ком-то не из старшей школы.
Но то было в середине лета, когда Стелла еще была честной. Когда у нее было время, чтобы выслушать. Потом у нее появились другие дела, и хотя они обе еще здесь – по крайней мере, на протяжении этой одной ночи, – у Клэр такое чувство, будто лучшая подруга уже уехала.
Может, конечно, Стелла просто хотела дать время Клэр и Эйдену, чтобы они смогли во всем разобраться, или, может, она была занята подготовкой к собственному отъезду. А может, просто все заканчивается, и легче притворяться, что это совсем не так. У Стеллы всегда были с этим проблемы, она чужда сентиментальности и не любит показывать эмоции, так что заставить ее признать факт такого важного поворота в их жизни – это все равно что пытаться обнять своенравную кошку.
И все же после четырнадцати лет дружбы Клэр не может позволить ей улизнуть в колледж, не попрощавшись по-человечески.
И вот Стелла стоит, прислонившись к прилавку, и бездумно перебирает салфетки в салфетнице, избегая вопроса Клэр. Но потом все-таки пожимает плечами:
– Да так. То там, то тут.
– Ясно, – качая головой, говорит Клэр. – И ты не перезванивала мне, приходила домой поздно…
– Может, она не умеет определять время, – шутит Скотти.
– …не отвечала на мои сообщения…
– Может, она не умеет печатать, – вставляет он снова.
– Заткнись, Скотти! – одновременно говорят Стелла и Клэр и, встретившись взглядами, начинают смеяться.
– Прости, – через пару минут отвечает Стелла. – Просто сейчас так много всего нужно сделать. Но сегодня мы все наверстаем. Правда.
– Ты обещаешь? – спрашивает Клэр, и Стелла широко улыбается.
– Обещаю и клянусь, – отвечает подруга и вытягивает мизинцы, как они делали, когда были детьми. Клэр нехотя улыбается и цепляется своими мизинцами за пальцы Стеллы.
– Ладно.
Оскар стучит кулаком по прилавку. Друзья оборачиваются и видят, что их заказ готов. Эйден берет поднос, и они идут к свободному столику у окна.
Скотти, усевшись, тут же хватает кусок пиццы и откусывает чуть ли не половину. От сыра еще идет пар, и он, поморщившись, бросает кусок на тарелку.
– Как горячо!
Стелла закатывает глаза:
– Ну и тупица!
– Слово дня? – спрашивает Клэр.
С тех пор как Стелла сдала выпускные экзамены, она словно помешалась на непопулярных словах и каждый день выбирала новое, чтобы вставить его в разговор.
Но подруга качает головой:
– Нет, он такой и есть. Сегодняшнее слово – «ошарашенный», но вряд ли мне доведется использовать его, потому что у нас здесь нечему ошарашить. – Она с ухмылкой смотрит на Скотти. – Кроме, может, того, какой он тупица.
– Именно эти словечки помогли тебе поступить в Университет штата Флорида? – спрашивает Скотти, отламывая корочку пиццы в ожидании, когда остынет сыр.
Стелла, которая все еще переживает, что ее приняли только в этот университет, бросает на него испепеляющий взгляд.
– Говорит парень, который будет учиться в муниципальном колледже, – огрызается она.
И тут все разом затихают. Эйден опускает на тарелку кусок пиццы, от которого только что собирался откусить, и Стелла, осознав, как далеко зашла, бледнеет.
Вот уже несколько месяцев, как эта тема была под запретом. Все лето они обходили ее стороной, и сейчас, накануне отъезда, говорить об этом было совсем неправильно.
Потому что из их компании только Скотти никуда завтра не уезжал.
Что говорить, им всем приходили отказы из колледжей. Да, сейчас Стелла уже мечтает о теплом солнышке Флориды, но на самом деле ей хотелось учиться ближе к дому, в Университете штата Иллинойс. Эйден не попал в Гарвард, и ему не помогло даже то, что он сын выпускника. И даже Клэр, которая была уверена в успехе, в итоге приняли только в четыре колледжа из двенадцати.
Скотти же получил отказ везде. Хотя чему удивляться, если единственное, в чем он преуспел в старшей школе, – это изобретение все более креативных путей прогуливать уроки. Но ведь они с Эйденом мечтали, как вместе завоюют Калифорнию! Так что Скотти несколько недель не решался рассказать друзьям, а когда все-таки сделал это, они сразу поняли, как ему обидно. Конечно же, он отшучивается – как всегда это делает, – но Клэр догадывается, что тяжелее всего не уезжать, а остаться одному.
И вот Скотти сидит с непроницаемым лицом, кончики ушей розовеют, а его тонкая фигура, согнувшаяся над столом, кажется еще более щуплой, чем обычно. И если в любое другое время его широкая душа заставляет людей не обращать внимания на телосложение, то сейчас создается ощущение, словно из него выкачали весь воздух.
Стелла с необычайной искренностью в глазах кладет руку ему на плечо и говорит:
– Прости. Ты же знаешь, я не хотела…
– Забудь, – отмахивается он. – Все нормально.
Клэр вдруг вспоминает, как Эйден, когда они только начали встречаться, предложил свести Скотти и Стеллу. Он тогда был новеньким и все еще не имел понятия о хитросплетениях отношений в одиннадцатом классе и не знал, что эти двое почти беспрерывно спорят еще со времен детского сада.
– Но ведь Скотти такой веселый! – сказал тогда Эйден, и это была чистая правда.
Большинство новых друзей Эйдена были из команды по лакроссу, а со Скотти он познакомился на занятиях по творчеству – они были на них единственными парнями. Их первым заданием было сделать рисунок углем, изобразив на нем предмет, который имеет для них очень большое значение. Все девчонки нарисовали медальоны в форме сердца, старые часы и изысканно украшенные дневники. Эйден изобразил клюшку для игры в лакросс. А вот Скотти выбрал Мистера Картофельную голову[4] в стиле Пикассо, и когда Эйден похвалил его рисунок без тени иронии, они тут же стали друзьями.
– Да, но он точно не для Стеллы, – ответила Эйдену Клэр. – Поверь мне. Я уже давно знаю обоих. Они как масло и вода.
Но это не совсем так. Проблема не в том, что они совершенно не подходят друг другу, а в том, что, наоборот, они подходят друг другу слишком хорошо. Они оба слишком громкие и веселые, бесстрашные и преданные и притягивают к себе словно магниты. Просто большую часть времени они только и делают, что грызутся друг с другом.
– Правда, – говорит Стелла, возвращая мысли Клэр в настоящее. Рука подруги лежит на плече Скотти, а по ее лицу видно, что ей искренне жаль. – Это не…
– Все нормально, – повторяет Скотти, наконец подняв на нее глаза. – Это ведь то, что происходит, верно? Вы, ребята, уезжаете, а я остаюсь здесь. И то, что мы игнорируем эту тему, ничего не изменит.
Клэр подается чуть вперед.
– Да, но…
– Нет, серьезно, я не в обиде, – говорит Скотти, и на его лице появляется улыбка. – По крайней мере, мне не придется больше делиться с вами своей пиццей.
– Твоей пиццей? – переспрашивает Эйден, подняв бровь.
– Ну да, – отвечает Скотти, кивнув, и выглядит он при этом уже более веселым. – Вам придется есть второсортную пиццу в совершенно незнакомых и непроверенных местах, а я буду здесь… и все это будет моим.
Стелла смеется, и как кажется Клэр, больше от облегчения – она рада, что не испортила им весь вечер, пусть и ненамеренно. Скотти, покосившись на нее, поворачивается к Эйдену.
– А знаешь, что самое классное? – спрашивает он, и его улыбка становится еще шире. – Когда ты наконец свалишь, я смогу спокойно пригласить кое-кого на свидание. Может, она даже поможет мне съесть всю пиццу…
Эйден не сразу понимает, о ком речь, но, осознав, хмурится.
– Чувак, – говорит он, качая головой. – Я в последний раз предупреждаю тебя – даже близко не подходи к моей сестре!
И только Скотти считает это очень смешной шуткой. Для Эйдена же эта тема до сих пор как соль на рану. Любого напоминания о прошлогоднем весеннем бале, когда они с Клэр решили сбежать пораньше и наткнулись в темном коридоре на его лучшего друга, целовавшего его младшую сестру, достаточно, чтобы у него на виске начала колотиться жилка.
Эйден всегда стремится защитить Райли. Даже когда позже всплыла вся история – что его сестру бросил парень, с которым она пришла на бал, что Скотти проявил любезность и составил ей компанию, а потом одно повлекло за собой другое, – он по-прежнему был в ярости. После этого Эйден и Скотти не разговаривали несколько недель, хоть Клэр и пыталась наладить отношения между ними. И хотя их дружба в конце концов взяла верх – чему немало поспособствовали признание Райли в том, что это именно она захотела поцелуя, и клятвенные обещания Скотти, что этого больше никогда не повторится, – Эйден все еще воспринимает эту тему весьма болезненно.
Большинство нормальных людей старались бы обходить такие вещи в разговорах. Но не Скотти, который время от времени напоминает о том событии, видимо надеясь, что со временем это станет просто забавной ситуацией. Этого пока никак не происходит.
– Слишком рано, – говорит Клэр, бросая в него скомканной в шарик салфеткой.
Стелла же смотрит на него через стол взглядом, в котором явственно читается: «Перестань вести себя как идиот!»
Улыбка Скотти гаснет, и он пожимает плечами.
– Ладно, ладно, – поднимая руки вверх, говорит он Эйдену. – Я просто пошутил. Клянусь, твоя сестра под запретом.
– И у тебя все равно не было бы шансов, – ворчит Эйден, скрещивая руки на груди.
– Эй! – восклицает Скотти и поднимает на друга глаза после неудачной попытки сдуть обертку с соломинки. – Я настоящее сокровище!
Стелла тут же начинает так смеяться, что в итоге заходится кашлем. Она несколько раз стучит по груди, а лицо Скотти снова мрачнеет.
– Что? – с вызовом спрашивает он у Стеллы. – Ты считаешь меня придурком, который даже не смог поступить в настоящий колледж?
– Нет, – твердо отвечает подруга. – Я считаю тебя придурком, у которого язык как помело и чрезмерная самоуверенность.
Эти двое снова начинают препираться, и Клэр переводит взгляд на Эйдена, который обычно выступает судьей в их спорах. Но сейчас он просто наблюдает за друзьями с непроницаемым выражением лица, чуть склонив голову набок. Клэр ловит его взгляд, и он слабо улыбается ей, но заметно, что какая-то его часть тайно наслаждается перепалкой. Это то, чего он ждал от сегодняшнего вечера – чего-то обычного. Чего-то легкомысленного, дурацкого и бестолкового. Чего-то, что не будет казаться концом.
– У меня гениальная идея! – объявляет Клэр, и Скотти со Стеллой поворачиваются к ней с таким видом, словно забыли, что кроме них здесь еще кто-то есть. – Давайте поиграем в молчанку.
– Я сдаюсь, – пожимая плечами, говорит Скотти.
– Еще бы! – подначивает его Стелла, и они вновь погружаются в водоворот взаимных колкостей и споров.
Клэр откидывается на спинку стула и обводит взглядом маленький ресторанчик, освещенный теплым желтым светом. Невозможно сосчитать, сколько вечеров начиналось или заканчивалось здесь, сколько из них проходили по одному и тому же сценарию. Она позволяет себе окунуться в воспоминания: писк игровых автоматов, немелодичное пение девчонок за столиком в углу, запах чеснока и сыра, красный (настолько яркий, что режет глаза) отблеск флуоресцентной вывески в темном стекле окна.
Когда она поворачивается к Эйдену, он улыбается ей.
– Привет, – говорит он и наклоняется, чтобы нежно толкнуть ее плечо своим.
– Привет, – тихо отвечает Клэр, и ее голос почти тонет в шуме зала, в шуме, который больше уже не будет принадлежать им. Но Эйден все равно слышит ее.
– Ты можешь передать пармезан?
Она берет сыр и протягивает ему с легкой улыбкой. Но позже, когда никто не видит, когда пицца съедена и никто не помнит про шейкер с сыром, Клэр просто не в силах сдержаться – она снова берет его и прячет в свою сумочку.