Кирилл
– Что это?
Повернув голову, смотрю на дверной проем. Тру висящим на шее полотенцем волосы, переводя глаза на раскрытую ладонь Альбины, в которой она держит горсть разнокалиберных монет.
– Ты рылась в моих карманах? – отвернувшись, бросаю полотенце в корзину.
Вопрос риторический, но я не жду “да” или “нет”. Я жду объяснений, давая понять это взглядом, возвращая его к насмешливому лицу.
Это выражение мне отлично знакомо. Обычно оно не несет в себе ничего хорошего, но я давно научился не реагировать, и сейчас я хочу получить ответ на свой вопрос, поэтому жду и молча давлю обещанием, что ответ придется дать.
– Отругаешь меня? – темные, густые, идеально уложенные брови Альбины ползут вверх. – Может, отшлепаешь? Все, как нам нравится. – Пухлый рот кривит усмешка.
– Я жду.
Она отлично знает, что у моего терпения существует предел, поэтому высыпает мелочь на столешницу умывальника и сообщает:
– Не смогла сдержать любопытства. Подумала, мало ли что могу там найти. Например, презервативы. Или номер телефона, написанный помадой на салфетке. Всякое такое разное… – встряхивает руками черный шелк своих волос и звенит браслетами. – Ты уже нашел, кого здесь трахать? Какую-нибудь местную дурочку? – Проводит ладонью по запотевшему зеркалу и подтирает красную помаду в уголке губ, глядя в него.
Когда мы познакомились, через час после знакомства я трахал ее сзади в принадлежащем ей московском пентхаусе, а ее подруга мастурбировала рядом. С тех пор она больше ни с кем меня не делила, но повесила ярлык, с которым поначалу я пытался бороться. Быть верным женщине, вопреки ее мнению, для меня не было проблемой, и такой опыт у меня был. Правда, узнав об этом, она и по этому поводу выебала мой мозг, сочтя его поводом для ревности.
Ее ревность внесла большие коррективы в наши отношения. Собственно говоря, ее ревность их перекроила. Она, и не только. Не помню точно, в какой момент перестал быть верным, но точно знаю, что доказательств у Альбины и по сей день нет.
Возможно, это и бесит ее сильнее всего остального.
– Мне неприятно, когда кто-то сует нос в мои карманы, – говорю жестко. – Сделаешь так еще раз, и мы поссоримся.
– Не разговаривай со мной так! – режет по моему лицу взбешенным взглядом. – Я тебя отлично знаю, Мельник. Я не деревенская дура, которая будет смотреть тебе в рот.
– Чего ты хочешь? – спрашиваю. – Если собираешься громить номер, начинай сейчас. Я хочу лечь спать хотя бы в двенадцать.
– Я тащилась в эту глухомань не для того, чтобы громить твой гребаный номер.
Выставив вперед подбородок, скользит яркими карими глазами по моему телу.
Выражение породистого, потрясающе красивого лица меняется за секунду. Абсолютно привычная вещь. Нихера нового.
– Я могла бы валяться на пляже, вместо этого я здесь. Знаешь, почему?
Отлично знаю.
– Удиви.
Отойдя от умывальника, плавно двигается ко мне. Терпкие духи заполняют нос.
Альбина забрасывает руки мне на шею, проступающими через тонкий шелк платья возбужденными сосками царапает мою грудь.
– Потому что люблю тебя… – кусает мою шею с четким намерением сделать мне больно.
Опустив руки вдоль тела, не двигаюсь.
Красная помада не оставляет на коже следов, пока цепочка укусов и поцелуев продвигается вниз по груди и животу. Выкрашенные в красный ногти оставляют отметины там же, следуя по моему телу вниз.
В девяносто девяти процентах случаев оставленные Альбиной отметины бесят. В один процент входят те случаи, когда я еще не так хорошо ее знал.
Став на колени, она стаскивает с плеч бретельки длинного платья и оставляет его болтаться на талии. Взвешивает в руках грудь, пощипывает соски, глядя на меня снизу вверх из позы, олицетворяющей покорность.
Я не звал ее сюда.
Она приехала сама и без предупреждения. К такому я тоже давно привык. И я не думаю, что она сможет высидеть в этом городе больше пары дней, но даже она не в состоянии оспорить решение своего отца, который назначил меня главным по проекту, которым я здесь займусь. Сколько бы ебаной посуды ни переколотила, пока я собирал чемодан.
– Ты скучал? – дергает за узел обмотанного вокруг моих бедер полотенца.
– Я работал.
– Я говорю про себя! – рычит, снова сверкая глазами.
Разумеется.
– Ты скучал по мне?
– Я не умею скучать.
– Ты ледяная бессердечная глыба, – бросает в меня оскорбление. – Ты просто ошибка природы, Мельник. Ты бессердечная безэмоциональная свинья.
Молчу, наблюдая за тем, как ее пальцы обхватывают мой полутвердый член.
– Но я все равно тебя люблю. Так, как я, тебя никто любить не будет, запомни это.
Закрываю глаза и вдыхаю, откидывая назад голову.
Вокруг головки члена смыкается влажный горячий рот, язык чешет уздечку, посылая в крестец нервный импульс.
– Я хочу, чтобы ты меня оттрахал. Так, как ты умеешь.
Рука умело двигается по стволу. Запустив пальцы в длинные гладкие волосы, надавливаю на затылок и начинаю трахать ее рот, жестко толкаясь бедрами. Иногда я так зол, что меня практически радуют попытки Альбины выпутаться, когда захожу слишком далеко.
Сейчас такой случай.
Убираю руку.
Альбина кашляет и вытирает слюну, сидя на полу у моих ног.
Полчаса спустя снова выхожу из душа и обматываю бедра полотенцем.
На шее след от укуса, на груди следы ногтей.
Отведя глаза от своего отражения в зеркале, смотрю на монеты, рассыпанные по столешнице. Собираю их ладонью и смахиваю в другую, зажимая в кулаке.
– Здесь есть приличные ювелирки? – слышу, проходя через гостиную отельного номера.
– Не в курсе, – говорю, открывая шкаф, в котором висит мое пальто.
– Ах да, ты ведь работал… ну так я хочу на шопинг. Чем здесь еще заниматься…
Стряхиваю монеты обратно в карман с четким пониманием, что ответить на вопрос “что это?” мне гораздо сложнее, чем Альбина могла бы подумать.
Это нечто.
Я не понял ровным счетом ни черта, кроме того, что хотел оказаться в женщине настолько сильно, что даже прогулка до спальни показалась гребаным подъемом на Эверест. Я всякое повидал, и в моей жизни случались ситуации, когда свой стояк я уносил с собой, но, кажется, после семнадцати лет ни разу не делал этого с таким блядским разочарованием.
Альбина лежит в центре двуспальной кровати, одетая в мою рубашку, которую, судя по всему, нашла в шкафу.
Я действительно хочу лечь спать в полночь, но лет с семнадцати я не засыпал с чувством полного сексуального неудовлетворения, даже несмотря на то, что двадцать минут трахал женщину с почти отсутствующим рвотным рефлексом.