Маша
Сжав пальцами край подушки, утыкаюсь в нее лицом и зажмуриваюсь со стоном.
– М-м-м… – мычу, цепляясь за ощущения, которые волнами прокатываются по животу.
Цепляюсь изо всех сил, потея. Сжимаю бедра, прогибаюсь в спине. Ловлю, ловлю проклятую волну, которая опять уходит, заставляя поджимать на ногах пальцы и тихо скулить:
– Нет-нет-нет-нет-нет…
Еще чуть-чуть. Чуть-чуть…
В голове произвольно вспыхивает образ карих мужских глаз.
Лицо высокого брюнета, который два дня назад в баре ресторана всего одним словом предложил мне переспать.
Умный взгляд. Взвешенный. Ленивый. Прямой ровный нос, правильные губы. Красивое лицо, которое я без зазрения совести использую в качестве спонсора чувственной ряби, обещающей мне те самые волшебные разряды, которые я почти забыла, как ощущаются. Чертов оргазм!
Когда мое тело в последний раз так реагировало на мужчину? Я даже не могу вспомнить.
Он слишком в моем вкусе.
Я успела забыть, что у меня вообще есть вкус.
Телефон на прикроватной тумбочке заходится назойливой сиреной будильника, образ в голове рассыпается на пазлы, будто по нему ударили кулаком, и собранные по крупицам ощущения рассыпаются следом.
– Твою мать! – рычу в подушку и ударяю по ней кулаком.
Перевернувшись на спину, швыряю в стену вибратор и разбрасываю в стороны руки.
Шелковая пижама неприятно липнет к телу, затылок мокрый.
Закрыв глаза, слушаю вызывающие нервный зуд звуки будильника и жду, пока тянущее между ног неудовлетворение уберется к черту. Рассыплется, но с ним все не так просто, как с моей головой.
Ощущения назойливые и зудящие. Неудовлетворение, с которым я уже срослась.
Утираю слезу, которая вытекает из уголка глаза.
Я много раз в жизни имитировала оргазм. Делала это для одного единственного человека из необходимости и страха, но навсегда запомнила тот случай, который стал последним.
Тело каменеет в ответ на неуправляемые вспышки воспоминаний.
Мужской кулак на моем лице. Потом снова. Боль, мои вопли и попытки защитить руками голову. Снова боль. Удары. Удары. Темнота. Яркий свет больничных ламп, голоса.
Паническая дрожь приканчивает любые другие ощущения. Сердце заходится, но я знаю, что делать: пытаюсь дышать глубоко, стремясь расслабиться каждой клеткой впавшего в панику тела. Представляю себя невесомой в каком-то вакуумном пространстве. Крошечной точкой. Вся эта чушь работает, если очень захотеть и постараться. Я всегда стараюсь, сейчас даже будильник не мешает. Больше года прошло. Я научилась концентрироваться на своей проблеме.
Я ненавижу, когда мое тело не слушается головы. Ненавижу эту липкую панику, которая накатывает, не спрашивая разрешения. То, с чем действительно пора смириться – я не смогу получить оргазм, даже если затолкаю себе в глотку седативных и какого-нибудь отключающего мозги дерьма.
В любом случае, оргазмы – последнее, что определяет мою жизнь сейчас.
Мне тридцать через неделю, и, в отличии от себя двадцатилетней, я точно знаю, чего хочу: защищенности и безопасности. Мне их обеспечивает мой банковский счет – компенсация от моего бывшего мужа. Точнее, от его хоккейной команды, которая слишком дорожит репутацией. Они не могли допустить огласку того, что их нового центрального нападающего арестовали за нанесение тяжких телесных повреждений своей жене.
Со спазмами в горле топчу воспоминания в том самом вакууме. Затыкаю этим воображаемым вакуумом глотку своему прошлому со злостью, от которой снова трясет, но окружающий мир уже слишком агрессивно вторгается в мое личное пространство и отвлекает.
Телефон на тумбочке звонит, перебивая сигнал будильника.
– Да? – отвечаю хрипло, на часах девяти утра нет, а я жуткая сова.
– Ради Бога, извините, что так рано звоню, – объясняется мой дизайнер интерьеров. – У нас с вами запланирована встреча в одиннадцать, но я, к сожалению, не смогу в одиннадцать. У меня ребенок заболел, форс-мажор.
– Ничего страшного, – отвечаю. – Давайте перенесем.
– В шесть вечера вам будет удобно?
В моей жизни нет никаких обязательств, которые я не могла бы подвинуть, поэтому отвечаю:
– Хорошо. Нет проблем.
– Отлично, – выдыхает облегченно. – Тогда до вечера.
– До вечера, – сбрасываю вызов и роняю руку на матрас.
Мы еще ни разу не встречались, но мне ее посоветовали с наилучшими рекомендациями. Я видела ее работы, мне все понравилось. В квартире, которую я купила буквально на прошлой неделе, голые бетонные стены и такие же полы. Это мое первое в жизни собственное жилье, и я хочу, чтобы в нем все было идеально.
В двадцать лет я думала, что цель моей жизни – уехать из этого города и никогда сюда не возвращаться, а теперь я вернулась и собираюсь остаться здесь навсегда.
Я вернулась домой, потому что я… мне просто некуда было больше идти…
Подумав минуту, набираю сообщение своему спортивному тренеру, спрашивая, возьмет ли он меня на занятие в одиннадцать. Не думала, что здесь в городе будет такой спрос на уроки самообороны, но у моего инструктора вечная бесконечная очередь. Возможно, дело в том, что на фотографии его контакта в мессенджере – голый мужской торс с полным набором идеальных кубиков, и это не фотошоп.
Я даже не уверена, что все эти навыки самозащиты смогу применить на практике, если дойдет до дела. Я понятия не имею, как поведет себя моя голова в реальной критической ситуации, возможно я просто превращусь в парализованное бревно, вот и все, но иллюзорное чувство защищенности меня успокаивает, а мой психотерапевт когда-то рекомендовал хвататься за любой шанс поймать это чувство.
Максим отвечает, что готов принять меня в одиннадцать, поэтому вытаскиваю себя из постели, направляясь в душ, где тщательно втираю в кожу гель, чтобы избавиться от следов очередной неудачной попытки снова почувствовать себя живой.
В нормальных условиях до фитнес-клуба мне добираться пятнадцать минут, но ночью был снегопад, боюсь представить, сколько времени я буду расчищать свою машину и что творится на дорогах, поэтому захожу в лифт в десять утра.
Моя арендованная квартира находится в пафосном клубном таунхаусе. Это отличное место, чтобы утереть нос всем моим родственникам и давним знакомым. Даже не представляю, сколько моих костей обмывается за ужинами и обедами каждый день с тех пор, как я вернулась, но ведь я кошка. У меня девять жизней.
– Доброе утро, – жизнерадостно здороваюсь с молоденькой соседкой, зайдя в лифт.
– Доброе… – отвечает, качая на руках малыша в синем комбинезоне.
Я вижу детское личико с соской во рту и почти слышу, как пахнет детская кожа, если прижаться к ней носом.
Когда-то ребенок был моей сокровенной мечтой, а сейчас…
Прячу глаза, боясь, что моя очевидная зависть расползется по кабине, как адский запах серы.