Я влетаю в свою комнату, скидываю неудобное платье и первым делом иду в ванную. Мне нужно немного расслабиться, выпустить пар и взять себя в руки.
Тропический душ помогает, но не дает ощущения свободы. Я продолжаю чувствовать себя узницей. И не могу не думать о словах отца. Если честно, мне плевать, изменял ли он матери – их отношения никогда не были нормальными. Но то, что родной человек желает, чтобы его дочь жила в подобных условиях, убивает. Разве родители не должны хотеть лучшего для своих детей? На этой мысли я останавливаю себя: моя семья далека от обычных, про которые снимают сериалы для отечественного телевидения. Мы не завтракаем за одним столом под душевые разговоры, не наряжаем елку под Новый год и не дергаем за уши друг друга на дни рождения. У нас нет ничего, что подразумевают близкие отношения. От этого становится грустно.
Выключаю кран, вылезаю из ванны, сушу волосы и надеваю спортивный костюм мятного цвета. Надо отвлечься, например, посмотреть дораму. Кажется, в моем списке к просмотру затерялась «Суждено быть с тобой» с красавчиком Роуном. Самое время укутаться в плед и окунуться в романтику Азии.
И все бы ничего, если бы по подоконнику не начали отбивать ритм капли дождя. Они так и привлекают мое внимание, а я с детства ненавижу дождь. У меня с ним связаны плохие воспоминания, от которых сердце леденеет.
Подхожу к окну, чтобы закрыть форточку, однако когда касаюсь ручки, замечаю Диму. Он сидит на скамейке, подняв лицо к черному небу. Люк сливается с тьмой ночи и холодным дождем, будто его и вовсе не существует. Наваждение или призрак. Где-то между. Я даже несколько раз закрываю и открываю глаза, пытаясь понять, реальна ли картина. Однако Дима не уходит – он все там же, мокнет на одинокой скамейке. Да и сам выглядит не менее одиноким, никому не нужным, каким-то потерянным.
Мне сложно заставить себя просто отойти от окна, включить планшет и начать смотреть сериал, поэтому я беру желтый зонтик из комода и иду вниз. В голове нет ни единого объяснения собственным действиям. Мной словно движет магнетическое притяжение.
Когда я выхожу на улицу, мартовский ветер тут же находит меня и проникает под одежду. От шума дождя по телу пробегают противные мурашки – неприятные воспоминания всплывают в голове.
Мрачная комната и мужчина в маске, который не сводил с меня глаз. Я не видела его лица, но маску запомнила на всю жизнь. Она была обычной, тканевой, с двумя дырками для глаз. Черная. До ужаса черная. Такая же, как и комната. В тот вечер шел дождь… Его капли наверняка тоже были черными.
Останавливаюсь напротив Димы и закрываю нас от дождя зонтиком. Люк опускает голову, и я замечаю, что его влажные волосы прилипли ко лбу, а одежда промокла до нитки. Я задаю себе вопрос, не зря ли вообще вышла к этому парню. Есть в нем что-то странное – от таких лучше бежать и не оглядываться. Но со мной происходит обратное, и я ничего не могу с этим поделать.
– Что вы здесь забыли, Вероника Сергеевна? – спрашивает Дима.
Смотрю на него, и отчего-то самой становится прохладно, будто это я промокла, а не он. И вроде хочется узнать, в чем дело, чем-то помочь, но в то же время вижу, что Люк возвел вокруг себя какую-то невероятно высокую стену. Он явно не готов подпускать посторонних.
– А ты? Решил заболеть?
– Да нет, – он пожимает плечами, отвечая с легкой усмешкой. И мне вдруг приходит мысль, что Дима не первый раз сидит вот так под дождем. Словно для него это вполне обыденное явление – пытаться раствориться в нелетной погоде.
– Любишь дождь? – я крепче сжимаю ручку зонтика. Вокруг завывает ветер, тьма поглотила большой двор, и только свет от фонарей дает хоть какую-то видимость.
– А ты? – он не сводит с меня глаз. Взгляд холоднее льда. Холоднее всего на свете.
– Не очень. Вернее, совсем нет. Даже так: я ненавижу дождь. Но ты не ответил. Нечестно, знаешь ли, уходить от вопроса.
– Почему ты не любишь дождь? Боишься испортить прическу? – в его голосе нет издевки, скорее Дима пытается выставить перед собой очередной щит против девочки, которая лезет куда не надо.
– Боюсь превратиться в Королеву Дождей, которая уничтожит целый город, – с губ срывается смешок.
У меня замерзают пальцы, по телу проходит легкая волна дрожи. Пора бы вернуться в тепло, вот только сердце не готово слушаться – ему хочется еще немного постоять здесь, под желтым зонтиком, рядом с этим парнем.
– Королева Дождей тебе не идет. Слишком мрачно звучит, – и снова без издевки. Не заболел ли Мистер Телохранитель? Разговаривает со мной настолько дружелюбно, что сердце начинает быстрее биться. А ему нельзя!
– Это говорит человек, который кайфует от дождя и колючего ветра.
– Я ненавижу дождь, – признается вдруг Дима. Он проводит рукой по лицу и неожиданно поднимается.
В долю секунды я лишаюсь зонта – Люк его забирает и теперь сам укрывает меня от противных черных капель, которые, кажется, никогда не перестанут падать с неба.
У меня перехватывает дыхание, но я ловлю момент и смотрю на Диму с замиранием – на его остро высеченные скулы и чувственные губы. Сердце в груди теперь почти не стучит, оно словно замедлило ход и ждет чего-то волшебного. Мне не хочется признавать, но рядом с Димой я тону в потоке собственных чувств. Во мне пробуждается глупая мечтательница, которая верит в чудеса и рыцаря, способного победить любого монстра. Так странно…
– Тогда… – почти неслышно шепчу я, – зачем ты сидишь здесь?
– Наверное, жду, когда кто-нибудь придет за мной.
– И… – Я делаю паузы, подбирая слова перед каждой фразой. Почему-то не хочу задеть парня, который не боится ничего и не думает о чужих чувствах. – Обычно кто-то за тобой приходит?
– Нет. – Он коротко улыбается, но улыбка выглядит тоскливой.
– Тогда зачем ждать? Разве в этом есть смысл?
– Ну, вы же для чего-то пришли, Вероника Сергеевна.
– Я? Это… Просто не хочу, чтобы мой телохранитель завтра слег, и я оказалась в опасности. Я здесь только ради этого.
Лучше бы не врать, но говорить правду сегодня не хочется. Пусть Дима не думает, что проблема в притяжении. В конце концов, возможно, магниты работают исключительно в моем случае, а для него все упирается в долг по работе и деньги. Хотя меня пробирает до волнительного трепета внизу живота от одного факта, что Дима мог бы ждать меня.
– Вы рискуете заболеть ради своей собачки, но не можете пойти на риск ради самой себя. Разве это не глупо? – теперь в его голосе звучит нескрываемая усмешка. Она задевает, словно меня кто-то ударил со всей силы по лицу. Теплота в груди сменяется колючим холодом. Не надо было выходить и разговаривать с ним. Каждый раз, стоит мне только подумать, что Дима на самом деле хороший, как он снова выставляет свою вредную сторону.
– Ты уже определись, на «ты» мы или на «вы». И со своим отношением тоже. Не ровен час, сам запутаешься, – с раздражением кидаю ему.
Интересно, он со всеми такой? И ведь это не высокомерие, нет, оно выглядит иначе. Ощущение, что Дима просто хочет задеть меня, уколоть больнее. Только зачем ему это? А может… он так пытается доказать что-то самому себе? Не понимаю! Черт! Ничего не понимаю.
– Я вас провожу, – Люк не обращает внимания на мой выпад и показывает рукой в сторону дома.
Дождь усиливается, капли еще громче барабанят по крыше и моему зонтику. Я скрещиваю руки на груди, пальцы совсем замерзли, а изо рта идет пар. Температура упала, судя по всему, на улице не больше пяти градусов.
– Не стоит, – фыркаю и, развернувшись на пятках, устремляюсь к дому.
Пока мокну под весенним дождем, обдумываю слова Димы. Пусть они звучат неприятно, но в чем-то он, безусловно, прав: я должна рисковать и ради себя. Жизнь не изменится, если ничего не сделать.
Я подбегаю к широкой лестнице, ведущей к входным дверям, но на пороге останавливаюсь и обвожу взглядом пустой светлый коридор. Выход из золотой клетки всегда открыт. Мне нужно лишь сделать шаг назад и не входить больше в этот коридор, отказаться от денег отца.
Верно.
Единственный способ спастись – сбежать.
И я… кажется, готова скинуть с себя эти цепи. Завтра. Рано утром. Я изменю свою жизнь.
Обещаю.