Лондон, 1855 год
Леди Ханна Честерфилд улыбнулась своим воспоминаниям.
Прошло всего несколько недель с тех пор, как она познакомилась с лейтенантом Торпом, но не забыла, с каким восхищением он смотрел на нее.
Он легко коснулся губами тыльной стороны ее руки, когда был представлен ей ее братом. От этого поцелуя кожа у нее загорелась, и она испытала странное желание прикоснуться к нему.
Приближалась полночь, час тайных любовных свиданий. Некоторые дамы исчезли в саду с кавалерами и возвращались с цветком в волосах и припухшими губами.
Ханне было интересно: каково это, быть вовлеченной в рискованное любовное приключение?
Ее мысли были заняты лейтенантом. Он не принадлежал к лондонской элите, и, несмотря на это, ее неудержимо влекло к этому человеку. Она тайком бросила взгляд на него, он стоял, прислонившись к стене, с бокалом лимонада в руке. Его черный фрак слишком плотно обтягивал его широкие плечи. В тон фраку жилет подчеркивал его стройность, белый галстук был повязан с некоторой небрежностью. Его темные, несколько длинные волосы обрамляли чисто выбритое, вопреки моде, лицо.
Почему он здесь сегодня? Он хоть и офицер, но титула у него нет. И если бы не дружба с ее братом Стивеном, простого лейтенанта никогда не пустили бы на порог дома Ротбурнов.
– Ханна!
Услышав голос матери, дочь заставила себя непринужденно улыбнуться.
– Ты снова витаешь в облаках, моя дорогая. Барон Белгрейв собирается потребовать от тебя обещанный танец. – И добавила: – О, как я надеюсь, что вы поладите. Он будет тебе славным мужем! Он такой красавчик, и манеры у него хорошие.
Ханна беспокоилась:
– Мама, я не хочу замуж за барона.
– Почему? Что-то не так с лордом Белгрейвом? – удивилась Кристин.
– Не знаю. Но что-то не так.
– О, ради бога! – Ее мать возвела глаза к небу. – Ханна, у тебя больное воображение. С бароном абсолютно все в порядке, и я почти не сомневаюсь, что из него получится отличный муж.
Ханна не возразила, она уже давно поняла, что ее мать и отец имеют определенные представления о человеке, за которого она должна выйти замуж. Этот господин должен быть хорошо воспитан, состоятелен и титулован. Он знает, что такое правила приличия, и галантен с женщинами.
«Таких мужчин не существует», – подумала она.
Ханна хотела бы сделать самостоятельный выбор, не спрашивая разрешения и не беспокоясь о том, ведет ли она себя как истинная леди.
– Ну же, Ханна, – упрекала ее мать. – Барон всю эту неделю каждый день привозил тебе цветы.
Верно, лорд Белгрейв ясно давал понять свои матримониальные намерения. Но, несмотря на его внешнюю учтивость, Ханна никак не могла отделаться от ощущения, что в нем что-то не так. Уж слишком он был совершенным.
– У меня нет настроения танцевать сегодня.
– Ты не можешь отказаться от приглашения на танец, – настаивала ее мать. – Это будет невежливо.
Ханна знала, ее мать не уступит, если речь идет о надлежащем поведении.
– Улыбайся, бога ради, – настаивала леди Ротбурн. – У тебя такой вид, будто ты собираешься упасть в обморок, – сказала она и поспешно отошла при виде барона Белгрейва.
Ханна выдавила улыбку на лице и молилась, чтобы бал поскорее кончился. Когда барон увлек ее в следующий танец, она мельком увидела лейтенанта, он пристально смотрел на них с непроницаемым выражением на хмуром лице.
У Майкла Торпа была прекрасно развита интуиция, он чувствовал беду до того, как она разразится, и это помогало ему на поле битвы.
Вот и теперь он чувствовал тревогу, глядя, как леди Ханна танцует с бароном Белгрейвом. От поклонников у леди Честерфилд нет отбоя. И каждый хочет заполучить ее. Включая его самого.
Она наивна и невинна как ребенок, а в зеленых глазах недетская тоска. Ее волосы, цвета жженого сахара, были искусно украшены веточками жасмина, ослепительно-белое платье подчеркивало ее чистоту. А его раздражали ее родители, которые обращаются с ней как с брачным десертом, который предлагают развращенным мужчинам.
Ему хотелось разогнать это стадо поклонников, заставить их держаться от нее подальше. Но он понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет, разве только приведет в недоумение ее и ее семью.
Нет, лучше оставаться в тени и не спускать с нее глаз. Довольно скоро ему придется вернуться снова на Крымский полуостров и столкнуться с демонами и привидениями, которых он оставил позади, и кто знает, чем это кончится!
Лейтенант наблюдал, как танцует очаровательная леди Честерфилд, и на мгновение представил, что это он держит ее в своих объятиях.
Чудесное видение прервали приятель Майкла граф Уайтморский и его младший брат, лорд Квентин Честерфилд.
– Надеюсь, Торп, ты пялишься не на мою сестру, – невозмутимо произнес граф. – В противном случае мне придется тебя убить.
Лорд Квентин вставил с озорной улыбкой:
– А я помогу.
Майкл пропустил угрозу мимо ушей, хотя не сомневался, что они не шутят.
– Вашей сестре не стоит танцевать с этим Белгрейвом. Я ему не доверяю.
– Он выглядит слишком безупречно, не так ли? – согласился граф. – Уж очень старается произвести впечатление на женщин.
– Полагаю, нам не нужно беспокоиться, – пожал плечами лорд Квентин. – Наш отец не позволит Ханне выйти замуж за Белгрейва. – Уставившись в потолок, лорд Квентин размышлял вслух: – Сколько предложений руки и сердца сделали ей в этот сезон… семнадцать? Или двадцать семь?
– Пять, – отвечал граф Уайтморский. – И среди них ни одного достойного.
Скрестив руки на груди, граф добавил:
– Я буду рад, когда она подыщет себе мужа. Одной заботой меньше.
Глядя на сосредоточенное лицо графа Уайтморского, Майкл осведомился:
– Как графиня?
– Еще один месяц беременности, а потом, даст бог, у нас будет этот ребенок. Эмили упросила меня отвезти ее в Фолкерк рожать. Мы отправляемся на рассвете. И все-таки я не уверен, что хочу, чтобы она совершала такое путешествие в ее положении. Наш последний ребенок родился на несколько недель раньше, чем мы ожидали.
– Эмили приближается к размеру небольшого экипажа, – вставил лорд Квентин.
Граф Уайтморский послал своему брату испепеляющий взгляд, а Майкл предложил:
– Придержать его, пока ты не расквасишь ему нос?
Лицо графа расплылось в улыбке.
– Превосходная идея, Торп.
Сменив тему, Майкл еще раз внимательно посмотрел на леди Ханну.
– Как ты думаешь, маркиз подберет ей мужа в этом сезоне?
– Сомнительно, – ответил граф Уайтморский. – У Ханны все равно что на лбу написано для потенциальных женихов: «Не теряй напрасно времени, делая мне предложение».
– Или: «Маркиз тебя убьет, если ты будешь строить глазки его дочери», – добавил Квентин.
Майкл понимал, что за добродушным подшучиванием братьев стоит горячее желание защитить сестру. И в этом он был с ними единодушен.
И еще он знал, что дочь маркиза никогда не выйдет за простого лейтенанта.
– Леди Ханна, вы самая прелестная женщина на этом балу. – Роберт Мортмейн, барон Белгрейв, вел мисс Честерфилд в польке.
– Благодарю вас, – тихо сказала она, не поднимая на него глаз.
Она не могла отрицать – лорд Белгрейв действительно очарователен и красив, с темно-каштановыми волосами и голубыми глазами. Почти все невесты Лондона расставляли ему сети, кроме нее. В нем было нечто такое, что вызывало у Ханны недоверие.
По коже Ханны поползли мурашки, когда барон прикоснулся к ее талии. Пока они двигались по танцевальной зале, она вся напряглась. Самодовольство, написанное на его лице, говорило о том, что он из тех, кто любит похвастать перед своими друзьями. Он желал не быть с ней, а хвастать ею. Едва уловимая прежде боль начала пульсировать у нее в висках.
Еще несколько минут, и танец закончится, – утешала себя Ханна. Она сумеет убедить своего отца, что неважно себя чувствует.
Лорд Белгрейв нахмурился, когда они оказались около столика с освежающими напитками.
– Не думал, что и он сегодня будет здесь.
Это было сказано о лейтенанте Торпе, который теперь откровенно смотрел на них. На лице лейтенанта было написано неудовольствие.
– Интересно, зачем ваш отец пригласил его? – спросил лорд Белгрейв.
– Лейтенант Торп спас жизнь моему брату Стивену несколько лет назад, – объяснила она. – Они друзья.
Хотя она не могла понять, каким образом Стивен встретился с этим человеком. Торп – человек из народа, он не был вторым сыном виконта или графа, как другие офицеры в армии. И если бы не настойчивость ее брата, она знала, лейтенанта ни за что бы не пригласили в их дом.
В том, как Торп на них смотрел, не было и намека на неуверенность в себе. Гнев читался на его лице, когда он смотрел на Белгрейва.
– Он хочет, чтобы о нем думали лучше, чем он есть на самом деле, – заметил Белгрейв. – Но он плохо воспитан и лишь портит настроение окружающим. Я не желаю, чтобы вы приближались к таким, как он. – Барон поморщился.
Собственнический тон лорда Белгрейва ей совсем не понравился, но Ханна не возразила. Ведь в ее намерения не входило оказаться рядом с лейтенантом.
Пусть так, но какое Белгрейв имеет право диктовать ей, как поступать?
Ровным счетом никакого.
Ее головная боль усилилась. Когда музыка смолкла, она поблагодарила лорда Белгрейва, но он отпустил ее руку не сразу.
– Леди Ханна, сочту за честь, если вы согласитесь стать моей женой.
Она и поверить не могла, что он сделает ей предложение вот так, посреди бальной залы!
Улыбка Ханны застыла, но она ответила просто:
– Вам следует поговорить об этом с моим отцом.
Нет. Нет. Тысячу раз нет.
Пальцы барона сжались, когда она пыталась высвободиться.
– Но каково ваше желание? Если бы вам не нужно было разрешения маркиза, что бы вы сказали?
Я бы сказала: ни за что!
На лице Ханны ровным счетом не отразилось ничего. Ей не понравилось выражение его глаз. В них был блеск отчаяния, и она спросила себя, а так ли прочно состояние Белгрейва, как он заверяет. Заставив себя улыбнуться, Ханна выдавила:
– Вы льстите мне, милорд. Любая женщина была бы рада назвать вас своим мужем.
Только не я.
Но пусть так, стоит сказать словечко отцу, и он позаботится об этом. Перед своими пэрами маркиз выступал как деспот, но с ней он был мягок, вероятно, потому, что она всегда была покорной и нежной дочерью. Он гордился ею.
Ханна с трудом высвободила руку и направилась к своему отцу и братьям, которые стояли у входа на террасу. Поняв по их лицам, что обсуждается нечто важное, она взяла бокал лимонада и вышла на террасу. Нехорошо стоять в одиночестве, но братья совсем рядом, и никто не посмеет ее беспокоить.
Голова у нее болела все больше и больше. Она страдала от подобных головных болей и раньше, они были очень сильными и приковывали ее к постели на целый день.
– Вы выглядите неважно, – услышала она мужской голос.
Не оборачиваясь, она знала, что это лейтенант Торп. Его голосу недоставало изысканности, и это делало его легко узнаваемым. Ханна хотела было подойти к отцу, но решила, что это будет невежливо. Хотела она с ним говорить или нет, хорошие манеры прочно укоренились в ней.
– Со мной все прекрасно, лейтенант Торп. Спасибо, что спросили.
Она надеялась, что он оставит ее в покое, но лейтенант не сдвинулся с места. Она чувствовала, что он смотрит на нее, и от его внимания ей стало жарко даже на террасе. Она обмахивалась веером, не понимая, почему его присутствие так сильно ее нервирует.
Ханна не оглянулась, ведь неприлично разговаривать с ним наедине.
– Вы что-то хотели?
Он тихо усмехнулся:
– Ничего из того, что вы можете мне дать, дорогая.
Она вспыхнула, не зная, как его понимать, и сделала нерешительный шаг по направлению к своему отцу.
– Вы выглядите усталой.
Она действительно устала посещать балы и обеды. Устала от того, что ее выставляли напоказ, словно фарфоровую куклу, устала ждать подходящего предложения руки и сердца.
– Со мной все в порядке, – настаивала она. – Вам не стоит беспокоиться.
Ей хотелось, чтобы он оставил ее в покое. Ему не следовало стоять за ее спиной, особенно там, где любой мог к ним подойти. Она сделала шаг, намереваясь уйти, когда рука в перчатке коснулась ее спины, и инстинктивно отпрянула.
– Не прикасайтесь ко мне, – сурово произнесла Ханна.
– Вы именно этого хотите?
Ее грудь вздымалась, дыхание стало прерывистым. Она была уверена – такой, как Майкл Торп, доставляет одни только неприятности.
Но не успела она вымолвить и слова, как его рука двинулась к ее плечам, лаская кожу, нежно ослабляя напряжение в затылке.
Отойди от него, – настаивал ее внутренний голос.
Но она застыла на месте, не в силах пошевелиться.
В груди у нее закололо, соски напряглись. Он снял одну перчатку, и трепетная интимность прикосновения его ладони к ее коже заставила девушку задрожать.
– Не делайте этого, – умоляла она. Ее голос понизился до тихого шепота, едва слышного. – Вы… вы не должны…
Благовоспитанные леди никому не позволят вести себя подобным образом. Она представляла, что сказала бы ее мать. Но ее никогда прежде не касался такой мужчина, и она чувствовала тайный трепет.
Пальцы лейтенанта скользнули под ее колье, дразня шею, прежде чем коснулись ее волос.
– Вы правы.
Его пальцы сломили ее сопротивление, заставив почувствовать себя живой. Она начала понимать, как женщина может забыть о приличиях.
– Мои извинения. Вы слишком большое искушение, я не мог устоять.
Его пальцы сомкнулись у нее на талии.
– Сэр, не распускайте руки. Или вам придется отвечать перед моими братьями.
– Я постараюсь.
Тут она почувствовала легкое прикосновение его губ на своем затылке. Грешный жар охватил ее, и она ахнула от неожиданности.
Ханна развернулась, готовая отругать его. Но он уже ушел. Она всматривалась в сад, но его нигде не было.
– Почему ты одна, Ханна?
Маркиз Ротбурн подошел к ней, закончив разговор с ее братьями.
Ханна молилась, чтобы он не заметил ее горящих щек.
– Прошу разрешения удалиться, – спокойно сказала она. – Вечер был таким долгим. У меня болит голова, и мне нужно прилечь.
– Хочешь, чтобы я послал служанку за лекарством? – спросил он, забеспокоившись.
Ханна покачала головой:
– Нет, не думаю, что это один из моих приступов. Но пожалуйста, папа, я очень устала.
Ее отец предложил ей руку:
– Прогуляйся со мной несколько минут, сделай милость.
Ханна заподозрила, что ее отец хочет с ней что-то обсудить. Он вывел ее с террасы и повел по гравиевой дорожке к розовому саду ее матери. Ханна подняла глаза, чтобы посмотреть на блестящие звезды, пожалев, что не прихватила с собой шали.
Ее кожа все еще помнила прикосновения лейтенанта, мысли в ее голове путались. Этот мужчина пробудил в ней беспокойство, и ей это не нравилось. Каждый шаг, по мере того как она шла, отдавался в ее теле какой-то тревожной болью.
Что он с ней сделал? И если ей понравились его прикосновения, значит ли это, что она распутна?
Они шли через сад к конюшням, под ногами у них хрустел гравий. Ханна поймала себя на том, что сравнивает своего отца с лейтенантом Торпом. Джеймс Честерфилд, маркиз до кончиков ногтей, был высокомерен почти со всеми, но не с дочерью. Он никогда не отступал от правил приличия. Лейтенант Торп, напротив, был безрассуден и явно равнодушен к мнению окружающих.
Молчание ее отца затянулось, и Ханна попыталась угадать причину:
– Ты отклонил еще одно предложение руки и сердца, не так ли?
Джеймс помолчал.
– Еще нет. Но барон Белгрейв просил разрешения зайти ко мне завтра.
Это ее не удивило, но она решила, что лучше всего будет дать ему знать о своих чувствах.
– Я не хочу выходить за него, папа.
– Он владеет огромным имением, и у него прекрасное происхождение, – возразил отец. – Кроме того, похоже, он питает к тебе искренний интерес.
– Что-то в нем меня беспокоит. – Ханна помолчала, пытаясь подобрать верные слова. – Я не могу этого объяснить.
– Это недостаточная причина, чтобы отклонить его предложение, – запротестовал маркиз.
Ханна это понимала, но рассчитывала, что отец станет на ее сторону.
Джеймс взял ее за руку и легонько сжал, глядя на нее без улыбки. Серые тени искажали его бородатое лицо, волосы серебрились в лунном свете.
Он повел ее назад в дом, где они миновали бальную залу, полную гостей, проводил в ее комнату и пожелал спокойной ночи.
У двери он смущенно добавил:
– Леди Уайтморская сегодня днем принесла имбирного печенья. Я велел служанке отнести несколько штук в твою комнату. Только маме не говори. – Покачав головой с неодобрением, он добавил: – Женщина в ее положении должна быть осмотрительной и не надрываться у плиты, словно обыкновенная служанка.
Действительно, жена ее брата Эмили очень увлеклась выпечкой в последние несколько недель.
Стивен потакал своей жене, позволяя ей делать все, что она захочет, во время беременности.
Действуя интуитивно, Ханна на мгновение проскользнула в свою комнату и вернулась с двумя имбирными печеньями. Она вручила их отцу, который тут же с наслаждением их и съел.
– Если увижу Эмили, передам ей, что они тебе очень понравились, – улыбнулась она.
Он поморщился:
– Ей не следует торчать на кухне. У нее опухают щиколотки. Она сама в этом призналась. Если увидишь ее, вели ей почаще отдыхать.
– Хорошо, – пообещала Ханна.
После того как отец ушел, Ханна позвонила служанке. Она села у своего туалетного столика, ее головная боль не утихала, а, казалось, наоборот, становилась все сильнее.
Ханна помассировала виски в попытке унять боль.
Она думала о том, как мало в ее жизни зависит от нее. К этому ей уже следовало бы привыкнуть. Ее мать принимала все решения относительно ее гардероба и того, какие балы и обеды ей нужно посещать. Кристин контролировала то, что она ест, какие визиты наносит… даже то, когда ей надлежит ложиться спать.
Ей так хотелось быть самостоятельной. Она понимала, что ее мать заботится о благе своей дочери, но в родительском доме все больше чувствовала себя так, словно находится в тюрьме.
Ее взгляд упал на список напоминаний, который оставила ей мать. Она получала такой список ежедневно с тех пор, как ей исполнилось девять лет, очень часто она не видела своей матери до самого вечера.
1. Надеть белое шелковое платье и фамильные бриллианты Ротбурнов.
2. Ждать, пока твой отец и братья не представят тебе твоих поклонников.
3. Не отказываться от приглашений на танец.
4. Никогда не спорить с джентльменом.
Ханна вполне могла представить себе инструкцию за номером пять:
Никогда не позволять незнакомому мужчине прикасаться к тебе.
Глаза у нее закрывались, голова пульсировала болью. Она почувствовала спазм в желудке, когда увидела утреннее платье цвета сливочного масла, приготовленное на завтра. Она никогда не заботилась о своих платьях и была бы счастлива, если бы они все сгорели ясным пламенем. В них она чувствовала себя шестилетней девочкой.
Но ей и в голову не могло прийти спорить с Кристин Честерфилд. Ее мать чередовала цвета ее платьев, выбирая белые, розовые и желтые тона.
Ханне хотелось бы иметь алое платье или аметистовое, чтобы оживить гардероб. Но считалось, что настоящим леди не полагается носить такие цвета.
Ханна приподняла подол платья и при беглом взгляде на нижние юбки подумала о мужчине, который в один прекрасный день станет ее мужем. Будет ли он относиться к ней с нежностью, внесет ли в их брак дружбу и, возможно, любовь?
Ее мать ни слова не говорила ей об интимных отношениях между мужчиной и женщиной. Сказала лишь, что дочь узнает об этом в ночь перед своей свадьбой. Любое упоминание о брачном ложе заставляло ее мать краснеть и запинаться.
Вспомнив о поцелуе лейтенанта Торпа, Ханна задрожала. Лейтенант не говорил банальных комплиментов и не просил у ее отца позволения увидеться с ней. Вместо этого он прикасался к ней наедине, и она ожила.
Ничего из того, что вы можете мне дать, дорогая.
Что он хотел сказать этим? У ее матери случился бы приступ негодования, если бы она узнала, что лейтенант украл у Ханны поцелуй. Его губы коснулись ее затылка. Почти поцелуй любовника. Она провела пальцами в том месте и с ужасом поняла, что ее бриллиантовое колье исчезло.
Нет, о нет!
Ее охватила паника, ведь бриллианты стоят почти тысячу фунтов.
Ханна рывком открыла дверь своей комнаты и сбежала по лестнице, держась ближе к стене, чтобы ее не заметили.
Стоя за дверью, она осмотрела пол бальной залы, но колье не увидела. У столика с освежающими напитками тоже ничего не было.
Мысли о руках лейтенанта на ее шее заставили ее задуматься. Неужели он расстегнул застежку? Ей не хотелось верить в то, что он взял бриллианты, но определенно в последний раз колье было на ней в его присутствии.
Тогда Ханна принялась разыскивать лейтенанта и обнаружила его в одиночестве в углу террасы, у живой изгороди из самшита.
– Прошу прощения, – тихо произнесла она, подходя к нему, – не могла бы я переговорить с вами, лейтенант?
Он бросил на нее взгляд и пожал плечами:
– Разве вы не боитесь своего отца? Полагаю, леди не пристало искать общества солдата.
Ханна проигнорировала его насмешливый тон. Она прекрасно знала: то, что она делает сейчас, крайне неприлично.
– Я хотела спросить, не видели ли вы мое колье. Дело в том, что я его потеряла и…
– Думаете, я его взял.
Он посмотрел ей в глаза, и она пожалела о сказанном, поняв, что оскорбила его.
Ханна тщательно подбирала слова:
– Застежка могла расстегнуться, когда вы… когда вы прикоснулись к моей шее. Я подумала, оно упало там, где я стояла.
Это звучит достаточно рассудительно, он не должен на нее обижаться…
– Я ничего у вас не крал. И мне ничего от вас не нужно.
Резкость, с которой он ей ответил, задела ее.
– Я ничего такого не имела в виду.
– Нет, имели. Здесь я единственный, кому могли бы понадобиться ваши бриллианты. Человек без состояния.
– Вы не единственный, – возразила она. – Но не будем это обсуждать. У вас нет моего колье, и на этом покончим.
Ханна подобрала свои юбки и направилась к розовому саду не попрощавшись. Да, это грубо, но у нее не было желания продолжать с ним беседу. Не исключена возможность, что там на веранде его несдержанные пальцы расстегнули застежку и колье упало на землю.
Мысль, что лейтенант вор, не укладывалась у нее в голове.
Головная боль усилилась, ей отчаянно хотелось лечь, но надо было найти колье.
Ханна поспешила к розовым кустам, где разговаривала с отцом. Она шла по своим следам и тщательно осматривалась. Завернув за угол, она неожиданно наткнулась на барона Белгрейва.
– О! Простите. Не ожидала увидеть вас здесь! – смущенно воскликнула она.
Луна слабым светом освещала его лицо, пальцы в перчатках вытащили что-то блестящее из кармана.
– Вы это ищете?
Белгрейв держал на ладони ее бриллианты, и Ханна вздохнула с облегчением:
– Да, благодарю вас.
Она потянулась за колье, но он его не отдал.
– Я увидел это на земле после того, как ваш отец проводил вас в дом.
Он спрятал колье в свой карман и предложил ей руку, готовый сопровождать ее.
– Я подумал, что вы можете вернуться за ним.
Ханна не приняла его руку, поскольку не имела ни малейшего желания прогуливаться с бароном наедине. Она испытывала угрызения совести, после того как преступила черту дозволенного с лейтенантом. Если кто-нибудь увидит ее с Белгрейвом без сопровождения, сплетни распространятся быстрее, чем пожар охватывает дом.
Но ее колье у него, а ей необходимо его вернуть. С неохотой она все же уступила ему.
Барон повел ее прочь от дома, и с каждым шагом ее головная боль усиливалась. Когда они подошли к конюшням, терпение Ханны кончилось.
– Лорд Белгрейв, верните мне бриллиантовое колье, будьте добры.
И убирайтесь! И где, между прочим, отец и братья, когда они ей так нужны?
Лицо Белгрейва казалось разъяренным в лунном свете. Ханна сделала шаг назад, размышляя, не пора ли ей спасаться бегством.
Барон вытащил колье из кармана и держал бриллианты на ладони, ласково поглаживая драгоценные камни.
– Я слышал, как вы говорили со своим отцом обо мне.
Сердцебиение у Ханны участилось, и она затравленно осмотрелась в поисках спасения.
– Что такое вы слышали?
– Вы мне солгали. – Холодный гнев слышался в его голосе. – Вы дали мне понять, что желаете моих ухаживаний.
– Я просто не хотела обижать вас, – объяснила она.
Его гнев пугал ее, ей хотелось поскорее уйти. Пропади пропадом это колье! Безопасность гораздо важнее каких-то бриллиантов.
– Я пришлю слугу за моим колье.
– В чем дело? Вы меня боитесь? – тихо спросил он.
Ханна не ответила, подобрала юбки и пошла к дому. Не успела она дойти до террасы, как твердая рука опустилась ей на плечо.
– Мы не закончили наш разговор.
– Пожалуйста, уберите руку с моего плеча.
– Ты думаешь, что выше меня, не так ли? Потому что твой папочка маркиз, а я лишь барон.
Он наклонился ближе, и спазм сдавил ее желудок.
Боже правый, она вот-вот упадет в обморок. Головная боль, подобно кинжалу, вонзалась в ее череп.
Ханна хотела закричать, позвать на помощь, но лорд Белгрейв оборвал ее крик. Она попыталась вырваться, но он ударил ее кулаком в лицо. Отчаянная боль захлестнула ее. От головокружения и тошноты она перестала сопротивляться, и он потащил ее по гравию.
Склонившись к ней, барон понизил голос:
– Ты говорила, что любая женщина будет счастлива выйти за меня замуж.
Он был так близко, что Ханна увидела, какой злобой горят его глаза.
– Похоже, ты на самом деле вот-вот станешь очень счастливой.