Глава XII в которой об Оливере заботятся лучше, чем когда бы то ни, было, и в которой снова повествуется о веселом старом джентльмене и его молодых друзьях

Карета остановилась около чистенького домика на тихой улице близь Пентонвила. Оливера уложили в постель и ухаживали со всем возможным тщанием, но много дней подряд Оливер метался в лихорадке, не видя ничего вокруг. Прошло не меньше двух недель, прежде чем он очнулся.

Оливер привстал и огляделся вокруг себя туманным взором. Комната, где он очутился, была ему совершенно незнакома.

– Где я? – слабым голосом спросил он. Тотчас же полог у изголовья кровати поднялся и старая, добродушного вида леди бережно вновь уложила Оливера на кровать.

– Тише, мой милый, тебе нельзя двигаться, – мягко попросила она. В ее голосе было столько ласки, давно забытой Оливером, что мальчик бесприкословно повиновался – и вскоре заснул, на этот раз более спокойным сном. Очнулся же он тогда, когда почувствовал, что его держат за руку. Около кровати стоял джентльмен, который считал пульс, сверяя его по большим золотым часам.

– Кажется, мальчику лучше, – сказал он с глубокомысленным видом.

– Да, сэр, мне лучше, – подтвердил слабым голосом Оливер.

Доктор очень внушительно кивнул и удалился, скрипя башмаками.

С этого дня Оливер пошел на поправку. На третий день он уже мог сидеть в кресле. Правда, ходить самостоятельно у него еще не получалось и старая леди, которая была экономкой, на руках перенесла его вниз, в гостиную, и усадила поближе к камину.

Над камином висел портрет молодой женщины. Оливер взглянул – и не смог больше отвести глаз. Что-то неуловимо притягательное было этой работе – но что?

– Тебе нравится картина? – спросила экономка, накрывая на стол.

– Я мало видел картин, но… Это удивительная леди. У нее такие печальные глаза, которые, кажется, смотрят именно на меня! У меня даже сердце начинает биться быстрее…

– А вот это зря, – решительно объявила экономка и передвинула кресло так, чтобы Оливер очутился спиной к портрету. – Тебе, мой милый, волноваться нельзя. Лучше покушай-ка бульон.

Пока Оливер ел бульон, густой настолько, что разбавив до нужной консистенции, им можно было бы накормить сотни три бедняков, в гостиную вошел старый джентльмен.

– Здравствуй, Том Уайт, – поздоровался он. – Меня зовут мистер Браунлоу.

– Здравствуйте, – Оливер попытался подняться, но вновь бессильно упал в кресло. – Прошу простить, только меня зовут не Том Уайт, а Оливер Твист.

– Вот как, но на суде ты назвался…

– Я ничего не говорил, это полисмен… – и Оливер рассказал, как было дело.

Мистер Браунлоу только руками развел. В этот момент его взгляд упал на картину.

– Что?! – воскликнул он. – Что это такое?

Оливер был живой копией женщины, изображенной на портрете! Те же черты лица, глаза, лоб – и даже выражение лица, печально-скорбное – было словно скопировано с портрета!

Загрузка...