Ночь прошла, как и прежде: Том не заметил никаких перемен в состоянии своего хозяина. На следующий день погода была мрачная и сырая. Том, опасаясь вредного воздействия осенних туманов, пытался уговорить сэра Эдварда не ходить на прогулку, но больной рассердился и, не слушая никаких уговоров, пошел к своей беседке. Он сидел там с четверть часа, как вдруг в аллее появилась Анна-Мэри, а с ней женщина с тремя детьми – вдова и сироты, которых сэр Эдвард спас от нищеты. Они пришли благодарить его.
Увидев Анну-Мэри, сэр Эдвард пошел было к ней навстречу, сделал несколько шагов, но от слабости или от волнения вынужден был опереться о дерево. Заметив, что он шатается, Анна подбежала, чтобы поддержать его, вдова и дети тоже бросились к нему, схватили за руки и стали покрывать их поцелуями и слезами. Это искреннее выражение беспредельной признательности до того растрогало бывалого моряка, что он заплакал. Мой отец попытался сдержать слезы, считая их постыдными для адмирала, но ему показалось, что они облегчают тяжесть, которая так долго теснила ему грудь. Дав волю чувствам, он схватил на руки малюток, которые цеплялись за его колени, всех их перецеловал и пообещал матери, что и впредь их не оставит.
Все это время глаза Анны-Мэри сияли радостью: счастье этого семейства было делом и ее рук. Между тем Том пришел увести – мольбами или угрозами – господина домой. Увидев вокруг сэра Эдварда небольшую толпу, он еще больше укрепился в своем намерении, надеясь, что его поддержат. Том начал длинную речь, в которой старался доказать, что в сырую погоду на улице оставаться опасно. Слова оратора не произвели никакого действия на его господина, но зато возымели влияние на Анну-Мэри: она поняла, что сэр Эдвард болен. Осознав, что ему вредно дышать сырым воздухом, она подошла к нему и сказала приятным голосом:
– Вы слышали, что он говорит?
– Что же он говорит? – спросил сэр Эдвард, вздрогнув.
Том собрался было повторить свою речь, но Анна сделала ему знак, чтобы он не трудился.
– Он говорит, – продолжала она, – что в такую холодную и дождливую погоду вам вредно оставаться на воздухе и что нужно вернуться домой.
– А вы проводите меня? – спросил сэр Эдвард.
– Буду рада, если вам так угодно, – с улыбкой ответила Анна.
Она подала ему руку, сэр Эдвард оперся на нее и пошел в замок, к великому удивлению Тома, который не ожидал от него такого послушания. У лестницы Анна-Мэри остановилась, еще раз поблагодарила сэра Эдварда, изящно поклонилась и ушла со вдовой и сиротами. Сэр Эдвард следил за девушкой взглядом, пока она не скрылась за углом, а потом, послушный как ребенок, он позволил Тому отвести себя в комнату.
Вечером доктор, священник и Сандерс пришли играть в карты. Воспользовавшись паузой, доктор спросил у сэра Эдварда:
– Говорят, ваше превосходительство, что у вас сегодня была Анна-Мэри?
– А вы тоже ее знаете? – удивился сэр Эдвард.
– Как же не знать! Она из нашей братии.
– Как так?
– Да, к тому же она очень опасная соперница: своими домашними лекарствами и ласковыми словами она спасает больше больных, чем я со своей наукой. Смотрите, ваше превосходительство, не променяйте меня на нее, она, пожалуй, вас быстрее вылечит.
– А скольких она своим примером приводит на путь спасения! – воскликнул святой отец. – Я уверен, ваше превосходительство, что, хоть вы и закоренелый грешник, она смогла бы и вас исправить.
С этой минуты, сколько Сандерс ни тасовал и ни сдавал карты, о висте и речи не было: все толковали лишь о мисс Анне-Мэри. Сэр Эдвард не только говорил, но и слушал со всем вниманием, состояние его заметно улучшилось. Глубокая задумчивость и бесчувственность ко всему совершенно исчезли, пока говорили об Анне-Мэри. Потом мистер Робинсон сменил тему разговора и начал пересказывать политические новости из Франции, которые прочел утром в журнале. Хотя эти новости были очень важны, однако же сэр Эдвард встал и ушел в свою комнату, а гости просидели еще с час, рассуждая о том, как бы остановить развитие революции во Франции, но их ученые теории, насколько известно, не принесли большой пользы.
Ночь сэр Эдвард провел хорошо и поутру был не задумчив, а чем-то занят, при этом он как будто кого-то ждал и оборачивался при малейшем шуме. Наконец, когда подали чай, Джордж доложил об Анне-Мэри: девушка пришла узнать о здоровье сэра Эдварда и отчитаться перед ним в том, как были потрачены его деньги.
По тому, как мой отец принял очаровательную посетительницу, Том ясно понял, что ее-то он и ждал, и вчерашняя его сговорчивость объяснилась почтительным поклоном, с которым он ее поприветствовал. Спросив о здоровье сэра Эдварда, которое, как тот уверял, за последние два дня очень поправилось, мисс Анна заговорила о вдове. В кошельке, который она получила, было тридцать гиней: десять из них вдова отдала за квартиру, на пять купила себе и детям необходимые вещи, в которых они уже давно нуждались, две отдала мастеру-столяру за обучение старшего мальчика в течение года (мастер обязался и содержать его), еще две гинеи отнесла в школу, где будут учиться девочки. Что касается младшего ребенка, мальчика, то он был еще слишком мал. На оставшиеся одиннадцать гиней вдова, конечно, могла прожить некоторое время, но ей нужно было найти работу, чтобы вскоре опять не остаться без куска хлеба. А в замке сэра Эдварда, как нарочно, было вакантное место: жене Джорджа нужна была помощница. Мой отец предложил взять миссис Денисон к себе, и решено было, что она на другой день переберется в замок со своим маленьким Джеком.
Заметив, что ее общество приятно владельцу поместья, мисс Анна задержалась на два часа, и это время пролетело для него, как минута, потом она встала и простилась с адмиралом, тот не посмел ее удерживать, хотя отдал бы все на свете, чтобы милая гостья не уходила так скоро. В соседней комнате ее ждал Том, чтобы попросить рецепт. Том справлялся о ней в деревне, был наслышан о ее познаниях в медицине и, судя по тому, что видел за эти три дня, был твердо убежден, что мисс Анна в состоянии вылечить его командира, хотя еще несколько дней назад считал недуг неизлечимым. Анна-Мэри видела, что сэр Эдвард болен, потому что душевные болезни, подобные той, которой он страдал, редко благополучно проходят и почти всегда ведут к гибели. Доктор и священник рассказали мисс Анне, как положительно повлиял на адмирала ее визит. Анна-Мэри этому не удивилась, потому что, как доктор говорил накануне, она не раз вылечивала больных одним своим присутствием, особенно при подобных болезнях, в которых единственное лекарство – развлечение. Притом она понимала, какое влияние может оказать появление женщины. Потому-то она пришла еще раз: побыв с сэром Эдвардом два часа, она и сама убедилась в том, что ее общество полезно для нестарого еще моряка. Анна-Мэри посоветовала Тому воспользоваться рекомендациями доктора, но Том сказал, что его хозяин отказывается пить травяной настой, и Анна-Мэри пообещала прийти на следующий день, чтобы убедить его.
В этот день капитан уже сам стал рассказывать всем и каждому, что у него была гостья. Узнав, что миссис Денисон, вдова, перебралась в замок, он тотчас послал за ней под предлогом, будто хотел дать ей распоряжения, а в действительности для того, чтобы поговорить с ней об Анне-Мэри. За этим дело не стало. Миссис Денисон вообще любила поговорить, а благодарность придала ей еще большую словоохотливость: она рассыпалась в похвалах на счет «матушки» – в деревне все ее так называли. Вдова рассказывала о ней без умолку до самого обеда. Выйдя в столовую, сэр Эдвард нашел там доктора. Тот заметил, что больной повеселел. Видя, что он начинает поправляться, доктор предложил после обеда поехать вместе на прогулку.
Услышав слова доктора, сэр Эдвард нахмурился, но, узнав, что ему предлагают ехать в ту деревню, где живет Анна-Мэри, он тотчас велел кучеру готовить экипаж и потом беспрестанно торопил доктора, несмотря на то что тот, бедняга, любил пообедать спокойно.
Деревня находилась милях в четырех от поместья, лошади пробежали это расстояние за двадцать минут, а сэр Эдвард все сердился, что они едва плетутся. Наконец, экипаж остановился у одного дома, где жил один из пациентов доктора. Как нельзя кстати, этот дом стоял прямо напротив того, где жила Анна-Мэри, и доктор, выходя из кареты, указал на него сэру Эдварду. Это был хорошенький английский домик, которому зеленые ставни и красная черепица придавали нарядный вид. Пока доктор беседовал со своим пациентом, сэр Эдвард не спускал глаз с этого домика и все ждал, не выйдет ли мисс Анна; доктор, выходя, застал его за этим занятием.
Взойдя на первую ступеньку экипажа, доктор вдруг спросил сэра Эдварда, не хочет ли он воспользоваться случаем, чтобы нанести визит мисс Анне. Мой отец с радостью согласился. Впоследствии он признавался, что, пока они переходили через улицу, сердце у него билось так сильно, как не билось даже в ту пору, когда, поступив на флот, он впервые услышал приказ готовиться к битве, то есть команду «Койки долой!».
Доктор постучал в двери, и им отворила старая гувернантка, которую родители мисс Анны привезли из Франции. Самой Анны не было дома: ее позвали к одному ребенку, который заболел оспой, в миле от деревни, но доктор был в приятельских отношениях с мадемуазель Вильвиель и с ее позволения предложил сэру Эдварду войти и осмотреть жилище мисс Анны. Домик оказался прелестный. Окна выходили на садик, утопавший в цветах. Комнаты были обставлены очень просто, но со вкусом. Маленькая мастерская, в которой рождались пейзажи, развешанные по стенам, и кабинет, где находились фортепиано и небольшая библиотека английских и французских книг, свидетельствовали о том, что хозяйка посвящает свободное время искусству и чтению. Этот домик достался Анне-Мэри от родителей вместе с сорока фунтами дохода, которые, как мы уже говорили, составляли все ее богатство. Доктор не без удовольствия подметил, с каким любопытством сэр Эдвард осмотрел весь дом, от кухни до чердака, за исключением разве что спальни.
Мадемуазель Вильвиель догадалась, что посетителям, и особенно сэру Эдварду, не худо было бы отдохнуть. Когда они прошли в гостиную, гувернантка попросила их присесть и занялась приготовлением чая. Оставшись наедине с доктором, сэр Эдвард снова погрузился в молчание, хотя за минуту до этого увлеченно задавал мадемуазель Вильвиель вопросы об Анне-Мэри. Но теперь молчание пациента уже не беспокоило доктора: он ясно видел, что больной погрузился в мечты. Спустя некоторое время дверь, в которую вышла мадемуазель Вильвиель, отворилась, но явилась не старая гувернантка, а сама мисс Анна, держа в одной руке чайник, а в другой – тарелку с тартинками. Она только что вернулась и, узнав, что у нее нежданные посетители, вышла к ним сама.
Увидев хозяйку, сэр Эдвард обрадовался и поднялся, чтобы подойти к ней. Поставив чайник и тарелку на столик, мисс Анна ответила на приветствие моего отца французским поклоном. Девушка была прелестна в эту минуту: от ходьбы ее щеки разрумянились. Притом она была немного смущена тем, что застала у себя нежданных гостей, и очень желала, чтобы этот визит был им приятен.
Сэр Эдвард разговорился, чего за ним давно уже не замечалось. Правда, его разговорчивость была не совсем уместна при светском общении, и строгий блюститель приличий, вероятно, нашел бы, что в речах сэра Эдварда слишком много комплиментов. Но моряк был прямодушен и всегда говорил только то, что думал, а он был очень хорошего мнения о мисс Анне. Доктору пришлось напомнить сэру Эдварду, что они уже два часа в гостях. Тот сначала не поверил, но, взглянув на часы, убедился в истинности замечания доктора. Он нехотя распрощался с мисс Анной и пригласил ее на следующий день к себе на чай.
– Вам иногда приходят в голову прекрасные идеи, доктор, – сказал бывалый моряк, вернувшись домой, – и я, право, не понимаю, отчего бы нам не ездить каждый день на прогулки, а то ведь лошади застоятся.