Мне советуют научиться плавать; я принимаю дружеский совет. Тяжелое подозрение на легкой барже и тайна, из которой м-с Редклифф сделала бы роман.
М-р Драммонд познакомил меня с Марблсом, водившим баржу «Полли», и попросил судовщика ласково обращаться со мной. Мой будущий начальник был высок и хорошо сложен, с наклонностью к полноте; у него были красивые черты лица, но глаза небольшие. Его маленький рот улыбался добродушно.
– Никогда в жизни, мастер[11], я не обращался плохо даже с кошкой, – ответил он м-ру Драммонду.
После первого знакомства Марблс отвел меня на баржу, снабженную мачтой, которую можно было опускать и снова поднимать. На корме помещалась каюта, в носовой части – кухня под палубой. Дверь в каюту оказалась запертой на ключ.
– Ты будешь жить вот тут, – сказал Марблс, указывая на люк спереди, – совсем один. Другой служащий и я спим в каюте.
– Значит, у вас есть еще служащий?
– Да, Джейкоб, – ответил он и про себя пробормотал: – Без него было бы лучше, гораздо лучше. – И он слегка засвистал.
– У вас большая каюта? – спросил я.
– Да, довольно большая, но я не могу показать ее тебе теперь: он ушел и унес ключ.
– Как, ваш помощник унес ключ?
– Да, – быстро ответил Марблс. – Знаешь, Джейкоб, до дня отплытия лучше поживи на берегу.
Я не спорил, но в течение двух недель, оставшихся до отплытия, часто заходил на баржу и вскоре привязался к Марблсу. Он покорил меня своей добротой.
Как-то раз я пришел на баржу довольно рано и увидел дверь каюты открытой; второй ее обладатель расхаживал по палубе вместе с Марблсом. Это был красивый, высокий молодой человек, которому не минуло еще и тридцати лет. Держался он смело, но это противоречило бегающему взгляду его глаз.
– Вот наш мальчик-ученик, – сказал ему Марблс, и, обращаясь ко мне, прибавил: – Это Флеминг.
– Так, малыш, – сказал Флеминг, окинув меня взглядом. – Значит, поплывешь с нами? Мне кажется, что твое отсутствие было бы приятнее, чем твое общество. Во всяком случае, советую тебе держать язык за зубами. Когда мне кто-нибудь не по душе, я его спускаю в реку, а потому держи ухо востро.
Мне не понравились его слова, и я ответил:
– Я думал, что баржей распоряжается Марблс и что я должен слушаться только его приказаний.
– Да неужели? – произнес он насмешливо. – Вот что, малый, умеешь ли ты плавать?
– Нет, не умею, – ответил я, – хотел бы уметь.
– Так поскорее научись. Думаю, мне придется когда-нибудь схватить тебя за шиворот и отправить по стопам твоего отца.
– Флеминг, Флеминг, спокойнее, – сказал Марблс, который несколько раз дергал его за рукав. Обращаясь ко мне, он прибавил: – Флеминг только шутит.
– Хорошо, – сказал я, оборачиваясь к Флемингу, – если мне суждено упасть через борт, то лучше теперь же объяснить мистеру Драммонду, где он должен отыскивать меня, если я сгину.
– Что за глупости, – сказал Флеминг, меняя тон. – Дай руку, я только хотел попробовать, из какой материи ты сделан.
Тем не менее я решил научиться плавать, в тот же день приступил к делу и вскоре одолел это искусство. Накануне отхода баржи, которая должна была нести вниз реки кирпич, я зашел к моему достойному старому наставнику Домине Добиензису и простился с ним. На прощанье он привел мне множество исторических примеров того, как люди из народа достигали высокого положения, подарил латинскую библию и благословил меня. Матрона снабдила меня большим ломтем сладкого хлеба.
На следующее утро в шесть часов мы отошли. Стоял прекрасный день, по берегам бежали красивые ландшафты. Марблс поручил мне стать на руль на время их завтрака. Он начал было давать мне наставления, но я прервал их, сказав, что знаю реку не хуже его самого. Я узнавал знакомые предметы и с удовольствием смотрел на них. Но скоро мне стало тяжело; мы приближались к месту гибели моих родителей.
Я провел баржу мимо моста Петни и стал выбираться из мелкого места, когда Марблс и Флеминг вышли на палубу.
– Как! – вскрикнул Марблс. – Мы прошли мост? Почему же ты не позвал нас?
– Я много раз проводил здесь баржу десятилетним ребенком, – ответил я. – Но теперь вода поднимается, вам лучше стать на руль, не то нас нанесет на берег.
– Отлично, – сказал Флеминг. – Я никак не думал, что он будет нам помощником; но тем лучше.
И он зашептал что-то Марблсу. Марблс покачал головой.
– Не нужно этого, Флеминг, не годится.
– Так ты когда-то сказал и про себя, – со смехом возразил Флеминг.
– Сказал, сказал, – ответил Марблс, сжимая кулаки, – но повторяю, не пробуй этого. Скажу больше: ты этого не сделаешь.
– Не сделаю? – высокомерно бросил Флеминг.
– Да, – спокойно ответил Марблс, – я повторяю, не сделаешь! Ну, Джейкоб, передай мне руль, а сам ступай завтракать.
Я уже подошел к двери в каюту, как вдруг Флеминг схватил меня за руку и повернул.
– Вот что, милейший, – сказал он, – пойми, ты никогда не войдешь в эту каюту; пойми также, что, застав тебя в ней днем или ночью, я переломаю тебе все кости; есть ты можешь или в кухне, или на палубе.
Я уже видел, что Флеминг почему-то держал в руках Марблса, тем не менее ответил:
– Если мистер Марблс скажет это, я исполню; он один и распоряжается здесь.
Марблс промолчал, вспыхнул и посмотрел на небо.
– Ты увидишь, – продолжал Флеминг, – что здесь распоряжаюсь я, а потому будь благоразумен; может быть, наступит такое время, когда ты станешь свободно входить и выходить из каюты; это зависит от тебя, когда мы лучше познакомимся…
– Никогда, Флеминг, никогда, – твердо и громко произнес Марблс. – Этого никогда не будет.
Флеминг пробормотал что-то и принес из каюты мой завтрак, который я съел с большим аппетитом. Вскоре Марблс опять передал мне руль, ушел в каюту вместе с Флемингом, и они долго о чем-то говорили там. Близ Милбанка на палубу вышел Марблс, взял руль, приказал мне пройти на нос и приготовить якорь к спуску.
– Приготовить якорь? – спросил я. – Но ведь мы можем идти еще целый час?
– Знаю, Джейкоб, – но сегодня мы дальше не пойдем. Приготовь же все.
Я прошел вперед; мы бросили якорь, и я мысленно сказал себе, что мы поступаем не так, как следует, однако придержал язык. Не знаю, хотел ли Флеминг провести меня, или действительно они повиновались приказаниям Драммонда, но он сказал при мне Марблсу:
– Ты ли выйдешь на берег, чтобы передать письмо конторщику мистера Драммонда, или я пойду?
– Лучше пойди ты, – ответил Марблс.
Они ушли обедать; мою порцию Флеминг принес на палубу. Мне нечего было делать, и я сел читать латинский Новый Завет. За четверть часа до сумерек Флеминг приготовился отправиться на берег, принарядился, надел черный костюм и белый галстук. Марблс вывел вперед маленький ялбот, бывший за кормой, и Флеминг поплыл к берегу.
– Я ничего не понимаю, – заметил я, обращаясь к Марблсу.
– Конечно, – ответил он, – но я могу объяснить тебе все, если ты обещаешь не проговориться.
– Хорошо; только докажите, что все в порядке, – ответил я.
– В порядке ли, Джейкоб, сам суди; но если я докажу тебе, что здесь не делается ничего дурного для хозяина, я думаю, ты сохранишь тайну. Во всяком случае, я не хочу, чтобы ты думал, будто дело хуже, чем оно есть в действительности. Ведь ты же не захочешь повредить мне, Джейкоб?
И Марблс рассказал мне, что в прежние годы Флеминг жил зажиточно и во время долгой и жестокой болезни жены Марблса давал ему деньги, дал и средства на ее похороны, но разорился, наделал долгов и скрылся от суда. Он явился к Марблсу, прося у него помощи, так как на барже никто не стал бы отыскивать его. По словам Марблса, у Флеминга были друзья, и он по ночам навещал их, получая денежную поддержку; в то же время его родственники старались войти в сделку с кредиторами несчастного.
– Видишь, – прибавил Марблс, – мог ли я отказать в помощи человеку, который был так добр ко мне? И разве это вредит мистеру Драммонду? Когда Флеминг не в силах исполнить работы при выгрузке товара, он ставит за себя кого-нибудь другого, и это не приносит убытка мистеру Драммонду.
– Все это, может быть, правда, – ответил я, – только мне совершенно непонятно, почему я не смею входить в каюту и почему он распоряжается здесь, как хозяин?
– Я должен Флемингу и отдаю ему понедельно свою каюту, таким образом уплачивая свой долг. Ты понимаешь теперь?
– Понимаю, – ответил я.
– Ну, Джейкоб, так ты ничего не скажешь об этом никому? Если ты разболтаешь, то только повредишь мне и никому не поможешь.
– Все зависит от обращения Флеминга со мной, – ответил я. – Я не хочу, чтобы он меня бранил; он ничего не делает на барже и, конечно, не останется здесь долго. Я ничего никому не скажу, если только он не станет худо обращаться со мной.
Его объяснение не удовлетворило меня. И я решил наблюдать и, в случае чего-нибудь подозрительного, сообщить обо всем Драммонду. Вскоре Марблс позволил мне уйти спать, сказав, что он сам дождется Флеминга. Я пошел в кухню, но мне казалось, что от меня хотели отделаться, и никак не мог заснуть. Около двух часов утра я слышал плеск весел и, не выходя из своего помещения, стал смотреть в щелку люка. Была лунная ночь. Флеминг бросил веревку Марблсу и поднял из лодки синий мешок. Когда мешок этот упал на палубу, он звякнул. Марблс привязал ялбот и подошел к Флемингу, который поднялся на палубу. Я слышал, как помощник судовщика спросил, лег ли я, и получил утвердительный ответ. Я быстро опустил голову, чтобы меня не заметили, и вернулся в постель. Утром меня разбудил Флеминг, и, выйдя на палубу, я увидел, что более двух часов тому назад якорь подняли и что мы уже миновали все мосты.
– Ну, Джейкоб, здорово ты выспался, – с видимым добродушием сказал Флеминг, – теперь пойди и позавтракай. Закуска уже полчаса ждет тебя.
Судя по тону Флеминга, я угадал, что Марблс передал ему наш разговор; действительно, весь рейс Флеминг обращался со мною очень дружески. Тем не менее запрет входить в каюту не был снят, да я и не пытался нарушить его.