И вдруг. Нигде. Из ничего. Появилась первая песчинка света. Вторая. Потом их стало много. Бесконечно много. Из них соткался луч, широкий, как от маяка. И потянулся он к этому лучу. И увидел свои руки. Сначала призрачными. Полупрозрачными. Постепенно стали они наливаться цветом, обретать вес и форму. Но не хватало у него сил подняться. Тогда в луче появилась рука, тянущаяся навстречу. И подхватила его нечеловеческая сила и выдернула из пучины небытия… И предстал он пред Господом. И спросил Господь почему-то женским голосом:
– Как вы себя чувствуете?
Он сидел в ярко освещенной арке акведука и дико озирался. Перед ним стояла женщина лет сорока и терпеливо дожидалась, когда он придет в себя.
– Как вы себя чувствуете? – озабоченно повторила она.
Тогда Урсус остановил взгляд на незнакомке и сипло подал голос:
– Кто ты?
Женщина приветливо улыбнулась и ответила:
– Меня зовут Стейси. Я психолог международного центра паллиативной помощи «Фабиола». Вы понимаете, где находитесь?
Он снова принялся озираться, прикрываясь от света рукой, и явно был не готов ответить на этот простой вопрос.
– Давайте переместимся в более подходящее место, – предложила Стейси. – Вы можете идти?
Урсус кивнул и хотел было встать с места. Однако этот номер у него не удался, и он плюхнулся задом обратно в песок, изумившись своей слабости. Погодя он поднялся в несколько приемов, кряхтя и помогая себе руками. Как будто земное тяготение стало вдруг раза в два больше.
– Пойдемте к машине, – мягко сказала женщина и попыталась взять Антона Сергеевича под локоть, но тот выдернул руку и сам побрел навстречу слепящим фарам.
Они сели на заднее сиденье. Стейси кивнула водителю, и автомобиль тронулся с места.
Антон Сергеевич закрыл глаза и попытался вспомнить это состояние блаженного небытия, из которого его беспардонно выдернули, но у него ничего не получилось.
Скоро они выехали на дорогу освещенную фонарями, и женщина предположила:
– Вы, наверняка, голодны.
Он прислушался к себе и понял, что это чистая правда.
– Павлина бы целиком проглотил и кувшин фалернского следом.
Она сказала что-то водителю на иврите. Через пару минут автомобиль въехал на стоянку возле руин Древней Кесарии. Глядя на полуразвалившуюся крепостную стену и остатки сторожевых башен, Антон Сергеевич окончательно понял, что вернулся.
Когда он, утолив голод и жажду, откинулся на спинку стула, Стейси улыбнулась.
– Ну как. Вам уже легче?
– О да, милая. Этой снеди, конечно, далеко до той, которую подают рабам у доброго хозяина, но голод она все-таки утоляет… А вот вино – совсем дрянь! – Урсус толкнул пустую бутылку пальцем, та упала и покатилась к краю стола.
– Антон Сергеевич, что вы? – воскликнула Стейси. Она успела подхватить бутылку и поставила ее подальше от бывшего гладиатора. Стоявшая у стойки бара официантка подошла к их столику и подозрительно посмотрела на подгулявшего деда. Потом на иврите спросила о чем-то его спутницу. Стейси что-то ответила успокаивающим тоном, Антон Сергеевич различил лишь одно знакомое слово «хэшбон»18. Официантка кивнула и удалилась, прихватив бутылку от греха подальше.
Когда психолог снова посмотрела на него, Антон Сергеевич уже собрался и сидел ровно.
– Стейси-Стейси, – произнес он, как будто пробуя имя на вкус. – Это от «Анестейжа»?
– Нет. Стейси – полное имя.
– В любом случае от «Анастасия». Настя, а почему вы носите английское имя?
– Скорее американское, – поправила она. – Потому что слово «воскрешение» на иврите звучит неблагозвучно, а именно так переводится «анастасис» с греческого…
– Разве? Я думал ан-эстезия – отсутствие чувств, – перебил ее Антон Сергеевич. – Отсюда «анестезиология». Нет?
– Сами подумайте, – она усмехнулась, – кто же будет называть своего ребенка «отсутствие чувств»?
– Пожалуй, вы правы, Настенька, – по-стариковски сфамильярничал он.
– И тем не менее, я попрошу вас называть меня Стейси, – напряглась женщина.
– Хорошо, хорошо. Как скажите, – поспешил согласиться Антон Сергеевич. – Но почему же непременно не по-русски?
– Здесь не любят русских, – отрезала Стейси. – Да и какая я русская? У меня мама – еврейка.
– А американцев кто любит? Во всем мире их терпеть не могут…
– Вот и видно, что вы тут недавно, Антон Сергеевич, – улыбнулась она. – В Израиле американцев обожают.
Он лишь покивал, потому что задумался о том, что в Древней Иудее, которую воспринимал, как игру воображения, без колебаний назвался на римский манер для того, чтобы легче адаптироваться. Однако же здесь, в реальном мире, когда ему предлагали стать Натаном, не захотел…
– Интересно, что же вам приснилось… – она заглянула в глаза своему подопечному.
– Так я все-таки спал? – оживился он.
– Не совсем… – женщина постучала ногтями по столу. – Давайте поступим так. Вам теперь нужно поспать по-настоящему. А завтра в девять я пришлю за вами машину, вас доставят в наш тель-авивский офис, и там я вам все объясню.
– Но… – хотел было возразить Антон Сергеевич.
– Пожалуйста, наберитесь терпения, – твердо остановила его Стейси. – Не все сразу. На сегодня с вас уже хватит впечатлений. Но заклинаю вас, поверьте, что переживать вам не о чем. Все у вас будет хо-ро-шо, – последние слова она произнесла нараспев, как будто гипнотизируя его.
Когда официантка принесла счет, Антон Сергеевич отобрал его у Стейси и оплатил сам.
Выйдя из ресторана он огляделся и понял, что как раз на этом месте находился гарнизон конной турмы легиона «Фретензис», которым некогда командовал декурион Тиберий Порциус. Еще он сумел разглядеть в темноте очертания того, что осталось от северных ворот ипподрома, на песке которого почти две тысячи лет назад провел он самые яркие моменты в своей жизни.
Стейси завезла его домой. По дороге они не разговаривали. Антону Сергеевичу было не до разговоров. Он осознал с горечью, что ему снова придется мириться с телесной дряхлостью. А еще его неприятно поразило то, он совершенно не помнит латинский – только нескольких расхожих пословиц…
Придя домой он лег спать не сразу. Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, полез во всемирную паутину и убедился, что в истории человечества все осталось так же, как и было до его «путешествия» в Древнюю Иудею. «Эффекта бабочки» не получилось…
Понтий Пилат не был обезглавлен взбунтовавшимися гладиаторами, и след его все так же терялся после того, как проштрафившегося прокуратора отозвали в Рим. Самыми распространенными языками в Древней Иудее были арамейский и греческий, а никакая не латынь. Игра в шашки не была придумана во времена Христа. А «Гаудеамус» и вовсе был сочинен уже в средние века…
К девяти Антон Сергеевич был уже готов. Его разбирало любопытство: что же может сообщить ему психолог? Она, как будто, была в курсе того, какое «приключение» ему пришлось пережить во сне…
Водитель очень плохо говорил по-английски, но Антону Сергеевичу все-таки удалось выведать название центра, которое он вчера не запомнил. Он вбил его в поисковик в телефоне, и… как будто полетел на качелях вниз. Фабиола оказалась знатной римлянкой, которая в четвертом веке содержала приюты для неизлечимо больных.
Офис «Фабиолы» размещался в одном из корпусов клиники, в которой ему делали операцию. Это насторожило его еще больше.
Водитель проводил Антона Сергеевича к кабинету психолога. Стейси не заставила его долго ждать. Он всего минут пять поерзал в кресле в коридоре, изводя себя мрачными догадками, до того, как она открыла дверь и пригласила войти.
– Немедленно объясните мне, что происходит! – потребовал он, не поздоровавшись.
– Здравствуйте, Антон Сергеевич, – спокойно приветствовала его Стейси. – Располагайтесь на кушетке, пожалуйста.
– К черту ваши кушетки, – проворчал посетитель себе под нос, но на кушетку сел. На край.
– Хотите воды? Или кофе? Чай?
– Потом. Не знаю… – продолжал сердится он, но сглотнув сухую слюну, согласился. – Воды можно.
Стейси встала, обнаружив неплохую фигуру и высокий рост. Он поймал себя на том, что по инерции оценивает ее как мужчина…
Она вышла из кабинета, но на пороге задержалась и произнесла:
– Антон Сергеевич, вам надо успокоиться, иначе разговор у нас не получится.
Когда через минуту психолог вернулась с двумя пластиковыми стаканчиками, он возлежал на кушетке в древнеримской позе.
– Так гораздо лучше, – улыбнулась женщина, подавая ему воду. Потом села в кресло напротив его ложа.
– На самом деле, у меня хорошие новости для вас, – сказала она, сделав микроскопический глоток из своего стаканчика. – Вам просто надо набраться терпения и дослушать меня до конца.
– Да-да, я слушаю, – нетерпеливо пробормотал пациент.
То, что поведала психолог повергло ее подопечного в состояние глубокого ступора. Когда она закончила, Антон Сергеевич долго молчал, потом с трудом разлепив вновь пересохшие губы, попросил еще воды.
– С вами все хорошо? – спросила Стейси, озабоченно заглядывая в его посеревшее лицо.
Он не ответил.
Женщина вышла.
Оказалось, что, отпилив крышку черепа и раздвинув нервную ткань, хирургическая бригада во главе с местным светилом нейроонкологии обнаружила, что глиобластома пронизала белое вещество левого полушария мозга слишком глубоко, и полностью удалить ее решительно невозможно без опасности критично нарушить когнитивные и двигательные функции или вовсе убить пациента. Светило вырезало все, что смогло, чтобы снизить внутричерепное давление, и пришло к выводу о необходимости паллиативного чипирования. В «Фабиолу» сообщили об инициации протокола «Лалаби». Нейрочип был немедленно доставлен в операционную и успешно интегрирован в мозг пациента.
Нейрочип «Лалаби» выполняет несколько функций. Во-первых, частоты, испускаемые им, несколько замедляют деление раковых клеток. Во-вторых, в случае появления болевого синдрома, чип генерирует электрические разряды, способные полностью отключить нервные узлы в гипоталамусе, отвечающие за эмоциональную окраску ощущений. Пациент будет чувствовать боль, но не будет испытывать страданий при этом.
И наконец, главное: импульсно раздражая область «голубого пятна» в стволе мозга, а также нервные ядра в среднем и продолговатом мозге, нейрочип может растянуть фазу быстрого сна до нескольких часов, тогда как в норме она длится около десяти минут. Эта та самая фаза, в которой наблюдается наибольшая электрическая активность мозга, потому что именно во время нее спящий видит сны. Параллельно чип воздействует на гиппокамп и гипоталамус, делая сновидения яркими, натуралистичными по форме и позитивными по содержанию.
Нейрочип еще официально не внедрен в клиническую практику и в настоящий момент проходит испытания на добровольцах. Антон Сергеевич подписал бумаги, в которых указал, что доверяет клинике выбор метода лечения, поэтому он и стал одним из них. Если он захочет, экспериментальный прибор будет у него немедленно удален. Сейчас ему предстояло решить, оставить нейрочип или нет.
На этот раз Стейси ходила за водой гораздо дольше…
Оставшись в одиночестве, за несколько минут Антон Сергеевич снова пережил все пять стадий горя от известия о скорой смерти.
Первой была стадия Отрицания.
«Что за чушь?! – возмутился он. – Какой-то псевдонаучный бред… Это что, шутка такая, розыгрыш?». Но очень быстро понял, что повода не доверять словам психолога на самом деле нет. Кто и зачем стал бы устраивать такой идиотский балаган?
Потом следовала стадия Гнева.
Осознав, что все случившееся не шутка и не фикция, Антон Сергеевич сжал кулаки от досады. Твари! Как же это бесчеловечно: уже после того, как ему дали надежду на жизнь, снова погружать его в бездну животного ужаса перед лицом смерти! Подлая, она, казалось, упустила добычу, но на самом деле просто притаилась за углом, играя с ним как кошка с полудохлой мышью.
Затем он начал Торг со смертью.
«Она сказала про какое-то излучение, которое задерживает злокачественный рост, – вспомнил Антон Сергеевич. – Может, в моем случае оно возьмет да уничтожит опухоль… или хотя бы задержит ее прогресс на годы… Я бы все зависящее от меня для этого сделал! Любая диета – хоть вода и хлеб. Физкультура, режим дня… Еще хотя бы пару лет! Хоть годик!»
Но тут его поглотила Депрессия.
Он понял, что если бы этот чип действительно мог сколько-нибудь существенно продлить жизнь, психолог упирала бы на это, чтобы обнадежить пациента. Но нет. Она упомянула об этом вскользь. Каким-то безразличным тоном. Надо снова готовиться к смерти… И каждый раз покрываться холодным потом, когда начинает болеть голова. Это просто недомогание или началось уже ЭТО?
И наконец пришло Принятие.
Сквозь мрак и тучи пробился лучик света. «Постойте!» – чуть не закричал вслух Антон Сергеевич. Что же получается? Сон про то, как он был гладиатором, может повториться? Или другой, еще более увлекательный. И каждый раз засыпая, будет он отправляться в новое приключение. Сможет оказаться в любом времени, в любом городе, в любой стране. Поучаствовать в великих войнах на стороне добра или окунуться в пучину революций. Прожить жизнь принца или нефтяного магната. Или путешественника, первопроходца… Да что там! Он и в будущем побывает. Полетит к звездам! Свершит все то, о чем мечтал. Все то, что не удалось ему в убогой, реальной жизни…
А жестокие прокураторы, вероломные кураторы и прочие злодеи и враги рода человеческого неизбежно падут от его руки, предварительно, конечно, оказав посильное сопротивление.
А какие женщины будут любить его там!..
Возможности ограничиваются только его фантазией, а следовательно – безграничны.
Это же просто подарок судьбы! Праздник, который будет с ним до самой смерти. И черт с ней со смертью – она далека теперь от него как никогда!
И когда-нибудь, через тысячу лет и миллионы километров, он просто уснет и больше не проснется, погрузившись в блаженное небытие, как не́когда на песке Древней Иудеи…
Когда Стейси вернулась, он перевел на нее блестящий от слез взор, исполненный потусторонним восторгом, и улыбнулся.
– Я вижу, вы уже в порядке, – улыбнулась она в ответ. – Меня попросили передать вам привет от Буратино. Этой кличкой назвался один из команды ученых. Это он настоял на том, чтобы экспериментальный образец был внедрен именно вам. Ну так как? Оставляем нейрочип?
– Это не кличка… – Антон Сергеевич продолжал блаженно улыбаться. – Конечно, оставляем!
FINIS