Вечером пятницы, когда я уже собираюсь выходить на свидание с физиотерапевтом по имени Пит, которого нашла на Match.com, Мередит пишет с просьбой посидеть с ребенком и ругается, что няня ее обманула. Я немного колеблюсь, прежде чем ответить, потому что, честно говоря, предпочла бы читать Харпер «Не давай голубю водить автобус», а не поддерживать светскую беседу с каким-то парнем, пусть даже у него красивая фотография на сайте знакомств. Но я решаю следовать заранее намеченному плану, потому что вдруг я сейчас отменю свидание с будущим мужем?
В общем, я так и решила. Мое последнее свидание. Последний шанс. Если с Питом ничего не выйдет, значит, я официально сдаюсь. Признаю свое поражение. Отказываюсь от мыслей о традиционной семье и жизни. Не знаю точно, что это значит. Может быть, я сама уеду в Африку с миссией мира или пойду в банк спермы и стану матерью-одиночкой. Но я брошу эти бесполезные попытки. Я и раньше так говорила, но на этот раз я решила твердо.
Я повторяю себе все это, пока еду по Пичтри навстречу Питу, понимая, что не ощущаю никакого давления. Честно говоря, мне даже хочется, чтобы свидание оказалось хреновым. Плохое свидание в каком-то смысле лучше свидания, которое можно оценить где-нибудь на шесть баллов из десяти. Как раз достаточно, чтобы у тебя появилась надежда – которая непременно разбивается вдребезги на втором или третьем свидании, когда оказывается, что он тянет максимум на четыре или пять. А может быть еще хуже – на втором или третьем свидании ты понимаешь, что на самом деле это восемь, девять или десять баллов… И это гарантирует, что больше он тебе не позвонит.
Так что, вместо того чтобы подбадривать себя, как я обычно делаю перед свиданием, я выискиваю недостатки Пита. Во-первых, он слишком часто использует эмодзи, и наша беседа загажена мультяшными картинками, включая мерзкий палец кверху и бокал красного вина после того, как мы договорились о встрече. Во-вторых, его аватар на «Фейсбуке» – снятая крупным планом черная кошка (знаю я это только потому, что он нарушил одно из основных правил свиданий вслепую и зафрендил меня на «Фейсбуке» до встречи). А еще для сегодняшней встречи он выбрал «Брайо», итальянский сетевой ресторанчик. Не так плохо, чтобы там просто поесть, но для первого свидания – настоящая катастрофа. И вдруг престарелая и отчаянно мечтающая выйти замуж я начинаю искать извинения для Пита, например: эмодзи говорят о легком характере, он любит кошек и не нуждается в постоянном подхалимаже со стороны собаки, а «Брайо» находится совсем рядом с «Барнз и Ноубл», и он предложил после ужина зайти посмотреть книги, а значит, он образованный.
Но это была старая я. Новая я в то же мгновение решает, что это все ерунда, отдает автомобиль парковщику и входит в ресторан. Я сразу замечаю Пита – он сидит у бара, на нем красная рубашка-поло, как он мне сообщил заранее (с подмигивающим смайликом). Он уставился в телефон, и это дает мне несколько секунд, чтобы посмотреть на него и составить первое впечатление. Не то чтобы это была любовь с первого взгляда, но он, по крайней мере, выглядит не хуже своей фотографии. Твердая семерка, к сожалению. Сложно сказать, какого он роста, но фигура вроде неплохая, а подбородок достаточно сильный, чтобы компенсировать слегка редеющие волосы. Пока я напоминаю себе, что подбородок подбородком, но он все равно выбрал «Брайо», он замечает меня и машет рукой. Я подхожу к нему, улыбаясь. Терять мне нечего.
– Джози? – он встает, когда я подхожу к бару.
Ростом он, оказывается, около ста семидесяти пяти сантиметров. Может быть, ста восьмидесяти. Голос у него красивый, глубокий, без заметного акцента, хотя я знаю из его анкеты на сайте знакомств, что он из Висконсина. Зубы хорошие, и мне нравится его улыбка, которая сразу добавляет ему полбалла.
– Привет, Пит, – говорю я.
Он спрашивает, хочу ли я остаться за баром или сесть за столик. Я хочу сказать, что мне все равно, но потом выбираю бар. Если беседа станет неловкой, всегда можно втянуть в нее бармена. Я этому научилась за долгие годы.
– Очень рад встрече, – говорит Пит, пока мы усаживаемся на высокие стулья.
Я вешаю сумку на крючок под стойкой и слежу, чтобы случайно не коснуться Пита коленом.
– И я, – говорю я, отмечая ямочку у него на подбородке. Большой плюс. Ну, то есть, на самом деле минус.
– Хорошо, что у нас наконец все получилось, – говорит Пит, намекая на сложности наших расписаний в последние пару недель.
– Да, – и я вдруг решаю поделиться с ним наблюдением о том, что он относится к абсолютному меньшинству людей, которые выглядят лучше своих фотографий в соцсетях.
– Забавно. Я как раз думал то же самое про тебя.
Я улыбаюсь ему и говорю:
– Всегда лучше недооценить себя.
Он смеется и говорит, что мысль неплохая.
– И раз уж мы заговорили о фотографиях, – вспоминаю я, – можно дать тебе один совет по поводу фотки в «Фейсбуке»?
– Ты же отклонила мой запрос.
– Не отклонила, а просто проигнорировала.
– Ну ладно, – он улыбается, – что за совет?
– Убери кошку.
– Что? – возмущается Пит. – Тебе не нравится Конфетка?
– Ее зовут Конфетка?
– Да. Ее зовут Конфетка. Потому что она черная, как шоколадка. Ясно?
– Вау, – я качаю головой и глупо улыбаюсь.
– Что?
– Конфетка? Так себе имечко.
– Его придумала моя племянница. Она умерла.
Целую секунду я думаю, что умерла его племянница, и впадаю в дикий ужас при мысли о том, что наговорила. Потом соображаю, что умерла, наверное, кошка.
– Конфетка умерла?
– Да. Племянница очень расстроилась. На самом деле это была ее кошка, но она жила у меня, потому что у жены моего брата аллергия. Нам всем пришлось нелегко. Конфетка была отличной кошкой.
– Прости, – бормочу я, отмечая одновременно его любовь к животным и хорошие отношения с семьей, – и все-таки не нужно было называть кошку Конфеткой.
Он смотрит на меня и говорит:
– А тебе тогда нужно было не соглашаться на «Брайо».
– Это почему? – смеюсь я.
– Потому что это «Брайо», – говорит Пит. Выглядит он при этом точь-в-точь как Гейб с его гурманским снобизмом. – Большинство девушек из этого района отменяют встречу, когда я предлагаю сетевое заведение.
– А ты бы хотел, чтобы я не пришла? – я замечаю, что бармен нас слушает.
Мы не подаем ему никакого знака, и он уходит к другой паре.
– Я предпочитаю сразу отсекать снобов, – говорит он, – я из Висконсина. Я несовместим со снобами.
– А что, в Висконсине нет снобов?
– Ну, штуки две или три.
– Ну, я не из них, – убежденно говорю я, – а вот мой лучший друг как раз сноб, и он советовал мне отменить встречу, потому что ты выбрал этот ресторан.
– Гей и гурман?
– Ну что за стереотипы, – улыбаюсь я.
– Ладно. Но я же прав?
– Не совсем, – я качаю головой, – он гурман, но натурал.
Пит приподнимает бровь и осторожно смотрит на меня:
– Лучший друг натурал?
– Мы еще и квартиру вместе снимаем.
– Интересно…
– Тебе уже страшно? – я вдруг чувствую себя особенно смелой. – Звоночек.
– А ты уже пытаешься заставить меня ревновать? – парирует он. – Звоночек.
Мы играем в гляделки, пока не появляется бармен. На этот раз мы решаем сделать заказ. Я беру мартини с водкой, безо льда. Прошу «Тито’c», если есть, и «Бельведер», если нет.
Бармен кивает и переводит взгляд на Пита.
– А вам, сэр?
– Мне, пожалуйста, «Миллер лайт». И мы закажем закуски, наверное.
Пит смотрит в меню и спрашивает, есть ли у меня предпочтения. Я прошу его выбрать что-нибудь с мясом.
– Колбаски? – спрашивает Пит.
Я киваю, и, когда бармен отходит, Пит говорит:
– Отлично, ты не вегетарианка.
– И глютен ем, – я вспоминаю о последнем бзике сестры, – честно говоря, я даже не знаю, что такое глютен. Пшеница? Или что-то другое?
– Не представляю. Знаешь, как узнать, что кто-то не ест глютен?
Я мотаю головой.
– Он тебе сам скажет, – говорит он с милой улыбкой.
Я смеюсь, и он кажется довольным своей шуткой.
– Ты ведь учительница? – спрашивает он.
– Да. Учу первоклашек. Мне очень нравится. Люблю детей.
Он кивает, но глаза его на мгновение становятся пустыми. Я пытаюсь придумать что-нибудь поинтереснее, а потом вспоминаю, что вовсе не собираюсь казаться интересной. По крайней мере, более интересной, чем я есть. Вместо этого я задаю вопрос, которой никогда бы не задала на нормальном первом свидании, когда стараешься произвести впечатление.
– А как ты относишься к детям?
Он мнется, прекрасно понимая, чем вызван такой вопрос тетки далеко за тридцать, но сохраняет спокойный вид и говорит:
– Дети – это круто.
– Значит, у нас много общего, – говорю я, когда приносят напитки, – мы любим мясо, глютен и детей.
Пит смеется от души и поднимает бокал.
– За мясо, глютен и детей.
Наши стаканы соприкасаются. Потом соприкасаются наши колени. Я делаю глоток, жду секунду, и бросаюсь во все тяжкие.
– Знаешь, – говорю я, – это мое последнее свидание.
Он смотрит на меня удивленно и смущенно и уточняет:
– Ты имеешь в виду, что больше никуда со мной не пойдешь?
– Вероятно. Ничего личного. Я решила это еще до встречи.
– И почему?
Я прокашливаюсь и говорю:
– Ну… мне тридцать семь, как и написано в моей анкете. Почти тридцать восемь. Так что мне кажется, что пора уже забыть про всю ерунду со свиданиями и поиском мужа. И ко всему прочему, – мне уже все равно, – шестилетняя дочь моего бывшего парня учится в моем классе. Она каждый день напоминает мне, что я отстала от всех и у меня кончается время. Так что, если ты не окажешься тем единственным и будущим отцом моих детей, это будет мое последнее свидание. Потом я пойду в банк спермы или заведу ребенка от незнакомца. Или перееду в Африку и посвящу жизнь заботе о бедных, – я улыбаюсь, – не то чтобы я на тебя давила или что-то такое.
Через два с половиной часа наше свидание заканчивается, и мы вдвоем стоим и ждем, пока парковщик пригонит нам машины. Хотя вечер оказался забавнее, чем я думала – твердая семерка, – никто из нас не упомянул «Барнс и ноубл».
– Ну? – говорит Пит, как будто читая мои мысли. – Это было последнее свидание?
– Похоже на то, – улыбаюсь я.
– Значит, не звонить тебе?
– А ты хочешь?
– Только если ты хочешь.
Я обдумываю его вопрос и говорю правду:
– Не знаю. Наверное…
– Нельзя ли более четкие указания? – смеется он.
– Ну… мне понравился вечер, и ты понравился, но мне не показалось, что между нами есть… искра.
Пит кивает.
– То есть ты едешь в Африку?
– Или в банк спермы, – парковщик кивает мне и вылезает из моей машины. Двигатель работает.
– Ну, удачи, – говорит Пит.
– Спасибо, – я протягиваю парковщику четыре бумажки по доллару и сажусь в машину.
Я чувствую, что Пит на меня смотрит, поэтому открываю окно и говорю:
– Кстати, у тебя очень красивая ямочка на подбородке.
Пит улыбается.
– Ее хватит для второго свидания? Пусть без искры?
– Сомневаюсь, но ты можешь попробовать, – перестраховываюсь я, хотя ни в чем не уверена.
Я машу ему на прощание и еду по Пичтри. Сразу же звоню Гейбу, не жду, пока доберусь до дома.
Он немедленно берет трубку.
– И как прошло?
– Семя одинокого материнства посеяно, – говорю я, – каламбур намеренный.