– Отвратительный день, – заявляет Джози, вваливаясь ко мне на кухню и нарушая редкий момент тишины.
Это четверг, мой единственный выходной на неделе, и я только что усадила Харпер перед телевизором и собираюсь ответить на почту. Другими словами, я совершенно не нуждаюсь в компании, и если бы моя сестренка, например, позвонила заранее, я бы ей это сказала.
– Привет, Кимми, – бросаю я через плечо, намекая на мерзкую соседку из «Полного дома», которая регулярно врывается в дом Таннера без стука.
Джози, которая до сих пор пересматривает этот сериал, – сразу видно, что она уже взрослая, – смеется и говорит:
– Ты правда думаешь, что я буду звонить в дверь дома, в котором выросла?
Я подавляю желание сказать: «Конечно, потому что это больше не твой дом, мы с Ноланом его честно купили», – или заметить, что нам с мужем нужно уединение и вообще мы могли заниматься сексом в холле. Теоретически. Вместо этого я решаю не связываться и не отвечаю на вопрос, а продолжаю проверять письма.
– Реально хреновый, – добавляет Джози, нависая надо мной.
– Что случилось? – спрашиваю я, вспоминая, что сегодня первый день учебы.
Наверняка она расскажет про Уилла, или его жену, или их дочь, которая попала в класс Джози. Она только об этом и говорит, с тех пор как получила списки учеников, и делает вид, что ее мучает ситуация, которая на самом деле ее несказанно радует, я точно знаю. Джози необходима драма с участием ее мужчин, пусть даже бывших.
– С чего бы начать? – вздыхает она, наваливаясь на стол. Я замечаю ее потертые золотые туфли и напоминаю, что в доме мы ходим без обуви.
– Брось, Мер, – говорит она, как будто это происходит первый раз, – я же не ходила по навозу. Ты бы лекарства, что ли, принимала от ОКР. Я слышала, золофт отлично помогает.
Она что, узнала, что я принимаю золофт? Она вполне могла покопаться в моей аптечке. Я перебиваю ее.
– Ты явно могла случайно наступить во что-нибудь, чего я точно не хочу видеть в комнате, где ем. И вообще, это мой дом и мои правила. Так что…
Она смотрит на меня, а потом яростно скидывает туфли, так что одна туфля оказывается у меня под стулом.
– Между прочим, я читала статью про этикет, и там написано, что не слишком тактично приглашать людей в дом и требовать, чтобы они сняли что-то, кроме верхней одежды, – говорит Джози, пальцами изображая в воздухе кавычки. Я представляю, как она ищет в интернете ответ и запоминает только то, что ей годится, игнорируя все остальные мнения. Например те статьи, где написано, что носить уличную обувь дома крайне негигиенично.
– Я не «приглашала тебя в дом», между прочим, – отвечаю я, тоже изображая кавычки.
Я знаю, что, с вероятностью пятьдесят процентов, она убежит из моего дома, и это меня вполне устраивает. Но Джози чувствительна только тогда, когда ей это удобно, и ей явно нужно немного бесплатной терапии, поэтому она пожимает плечами и оставляет за собой последнее слово:
– У меня наверняка грибок, и не говори, что я тебя не предупреждала.
– Переживу, – говорю я и перехожу к сути дела, – и что случилось? Ребенок Уилла?
– Ее зовут Эди. Сокращенно от Эден. Девичья фамилия Андреа, – говорит она, делает эффектную паузу и босиком идет к холодильнику, – мне, конечно, очень хочется сказать тебе, что она мерзкая сучка, но… она мне понравилась. Она очень милая, красивая и умненькая.
– Прекрасно, – говорю я.
– Прекрасно? В каком месте? Это ужасно! Она постоянно будет напоминать мне о том, чего у меня нет, – она выуживает с нижней полки бутылку пива, приготовленную для Нолана, и делает глоток, – и уж конечно миссис Уилл Карлайл захочет вступить в родительский комитет. Вот увидишь.
– Ты же учительница. Выбери родительский комитет сама, – предлагаю я, одновременно отвечая «нет» на приглашение на жуткий день рождения в одном из этих ужасных игровых центров, где проще заполучить сотрясение мозга или чесотку, чем повеселиться.
– В конечном итоге. Но все равно нужны волонтеры. Мамашки, которые поставят галочку в анкете. Так что, если желающих кроме нее не будет… – Джози вздыхает и не заканчивает предложение.
– Прежде всего, желающих будет человек пять, не меньше, – говорю я, думая о горящих энтузиазмом матерях в саду Харпер, – а если и нет, то можешь предложить это другой матери и надеяться, что Андреа ничего не узнает.
Хотя Джози уверяет, что учитель – одна из самых выматывающих эмоционально, физически и душевно профессий, мне постоянно кажется, что я что-то упускаю. Ее профессия вовсе не кажется мне такой уж сложной, особенно по сравнению с вечными интригами и давлением, которые царят в моей юридической фирме. Это я еще молчу про десять недель отпуска в году.
– Конечно, это до нее дойдет. Такие вещи всегда все узнают.
Я киваю. Тут она права. Матери всегда разговаривают. Честно говоря, если только жена Уилла не тактична сверх меры или не отказалась от любой информации о прошлом мужа, половина матерей уже наверняка в курсе сплетен об учительнице своего ребенка.
– А я тебе говорила, что нужно вмешаться, – я вспоминаю, как несколько недель назад продумывала ее разговор с директором и утверждала, что она должна потребовать перевода девочки в другой класс из-за «личных обстоятельств».
– К моменту появления списков класса было уже слишком поздно. Родители уже все знали.
– И? – спрашиваю я.
– И они узнали бы, что я попросила перевести Эди.
– И?
Джози смотрит на меня и отпивает пива.
– И то, что противоположность любви – равнодушие. А перевод ребенка в другой класс говорит, что мне не все равно.
– Как и то, что ты следишь за ней в соцсетях, – рискую сказать я, – но это тебя не останавливает.
Джози скалится, явно считая сталкинг признаком особой доблести.
– Я много лет не следила за Уиллом. Пока не узнала новости. И вообще, я только проехала мимо их дома… какой же это сталкинг. Я просто хотела посмотреть, где они живут.
– Ага, – говорю я, думая, что Уилл с женой вряд ли сочли бы такое поведение безобидным. Скорее стремным и неприятным.
– Я тебе говорила, какая у нее машина? – радостно спрашивает Джози.
– Ты упоминала минивэн, – говорю я, – может быть, это вообще его машина.
– Нет. У нее на бампере наклейка из колледжа Чарльстона. Ее колледж. Ее машина. Пристрели меня, если я сяду за руль минивэна.
– Ты забыла, что у меня тоже минивэн? – спрашиваю я, не понимая, намеренно ли она меня оскорбляет или у нее это выходит само собой.
– Разве ж об этом забудешь. Но я не хотела тебя обидеть. Мы же с тобой совсем разные.
– Да уж, – я удивляюсь, что у нас общие родители и нас воспитывали вместе.
Но потом я думаю, что она единственный человек в мире, с которым у меня общие гены и было общее детство. Я смотрю на часы – без десяти шесть, – я всегда так делаю, когда вспоминаю брата. Довольно долго я начинала день с мыслей о Дэниеле. Я думала о нем, не успев открыть глаза и оторвать голову от подушки. Теперь, когда прошло столько лет, я иногда держусь до самого полудня или даже позже. Но я все равно не знаю, говорит ли это о прогрессе или о чувстве вины. Чтобы избавиться от этого чувства, я кашляю и говорю:
– Спорим, Дэниел бы тоже водил минивэн?
Лицо Джози темнеет, как всегда бывает при упоминании Дэниела. Потом она трясет головой и отвечает:
– Конечно нет. Хирурги не водят минивэны.
– Практикующие хирурги с маленькими детьми еще как водят, – отвечаю я, думая, что в мире нет ничего приятнее крошечной кнопки, которая автоматически открывает дверь, прежде чем отстегнуть ремень безопасности, удерживающий беспомощного отпрыска.
– Практикующие хирурги с маленькими детьми и хорошим вкусом – нет, – говорит она.
– Спасибочки, – мрачно отвечаю я.
– Да пожалуйста, – улыбается она, подтверждая мои подозрения. Она наверняка обожает конфликты. Особенно со мной.
Я решаю рискнуть:
– Кстати, о Дэниеле. Вчера звонила мама…
– А что, мама теперь вместо Дэниела?
– Можно мне закончить?
Она пожимает плечами и поправляет меня, как свою ученицу:
– Да, ты можешь закончить.
– Она говорила о пятнадцатилетней годовщине, – начинаю я, тщательно подбирая слова и злясь за это на себя. Если бы я могла изменить в Джози только одну вещь – хотя я бы предпочла изменить многое, – я бы изменила ее отношение к смерти Дэниела. Глухую стену, которую она выстроила вокруг него и памяти о нем. Так же, как наш отец.
– Годовщина? – говорит она, берет пиво и снова ставит на стол, не отпив. – Вряд ли это можно назвать годовщиной.
– Ну, технически это она.
Она трясет головой.
– Годовщина – это праздник. Годовщина свадьбы там или чего-нибудь хорошего… не аварии и смерти.
Это единственное, что она сказала о Дэниеле за много лет, и слова «авария» и «смерть», произнесеные вслух, кажутся мне маленькой победой.
– Годовщина – это дата, в которую что-то случилось. Хорошее или плохое, – говорю я как можно мягче.
Я почти собираюсь обнять ее, но у нас в семье это не принято. Мы не обнимались многие годы. Поэтому я остаюсь сидеть за столом и смотреть на нее с безопасного расстояния.
Джози сглатывает, смотрит на ногти на ногах, выкрашенные ярко-оранжевым лаком. Я помню, как говорила ей, что людям с толстыми пальцами следует отдавать предпочтение нейтральным цветам. Наверное, я вела себя грубо, но это же была шутка. Она испугалась, но потом заявила, что лучше уж толстые пальцы, чем толстые ноги, и с тех пор красит ногти в самые дикие цвета.
Когда она поднимает взгляд, я обращаюсь к ней по имени:
– Джози? Ты слышала, что я сказала?
Она говорит: «Да».
– Мама хочет, чтобы мы что-нибудь сделали. Втроем. Или даже пригласили папу.
– Так поговорила бы сначала с ним, – рявкает Джози. – И вообще, у него новая девушка.
– Да? – спрашиваю я, ощущая одновременно негодование и зависть. Выходит, она с отцом ближе, чем я. – И давно?
– Не помню… несколько месяцев.
– Я ее знаю? – мне кажется, что у них все не слишком серьезно. В его «Фейсбуке» нет никаких следов женщины, а все его девушки всегда это делали: постили фотографии, часто из поездок или из его дома на озере Бертон, отмечали его в записях, чтобы появиться в ленте его друзей.
Она пожимает плечами:
– Ее зовут Марсия. Она судебный репортер.
Джози начинает колотить по воображаемой клавиатуре, и я представляю себе девушку с огромной грудью и красными акриловыми ногтями.
– И сколько ей лет?
– Почему ты всегда спрашиваешь?
– А почему нет?
– Не знаю… за сорок. Она в разводе, двое сыновей. И что же мама собирается устроить на эту жуткую годовщину? Маскарад? Сеанс спиритизма?
– Джози! – кривлюсь я.
– Что? Мама верит в эту хрень.
– Она не верит в спиритизм! Только в знаки…
– Это ужасно. Нет никаких знаков. Дэниел не создает радуги и не подбрасывает на тротуар монетки, – презрительно говорит Джози, – и ты так и не ответила на мой вопрос. Что именно она собирается устроить в память жуткой автомобильной аварии?
– Не знаю… может, съездить куда-нибудь.
– Ты считаешь, что это правильно? – спрашивает Джози, смотря мне в глаза. – Уехать в тропики…
Я перебиваю ее, пока она не наговорила лишнего.
– По-моему, дело тут не в правильности и неправильности. И я не сказала ничего про тропики! Она говорила про Нью-Йорк.
– Почему?
– Из-за Софи.
– Какой такой Софи?
– Ну тебя, Джози. Ты прекрасно знаешь… Подружка Дэниела.
– Почему они до сих пор общаются? Это нездорово.
– Может быть. Может, для этого она и хочет в Нью-Йорк. Все закончить.
– Закончить? Мередит, Дэниел погиб пятнадцать лет назад, – глаза у нее стали стальными.
– Я знаю, – говорю я.
Она смотрит на меня, прежде чем ответить.
– И знаешь что? – я не успеваю сказать ни слова. – Они бы все равно расстались. Она бы разбила ему сердце. Или наоборот. И в любом случае мама бы ее возненавидела, как возненавидела всех наших бывших, и давно бы уже забыла Софи. А вместо этого…
– Вместо этого Дэниел погиб, – говорю я, думая, что это все правда. Смерть Дэниела все изменила. Навсегда. И вот об этом Джози постоянно забывает.
Лицо Джози становится пустым, и она заявляет, что собирается поговорить с Харпер.
Я вздыхаю и смотрю ей вслед. Через несколько секунд я слышу, что они с Харпер визжат от смеха. Это подтверждает одну из моих теорий о сестре. То ли она использует детей, чтобы прятать свои настоящие взрослые чувства. То ли она сама еще ребенок.
Примерно через полчаса Джози возвращается в кухню с Харпер на буксире. Находит свои туфли и говорит:
– Ладно, это было круто, но я пошла.
– И куда? – спрашиваю я, хотя мне вовсе не интересно.
– Хочу поужинать с Гейбом, – она бросает пустую бутылку в мусор.
– Вы же живете вместе, вам мало? – спрашиваю я, думаю, когда это все наконец достигнет логического завершения. Что бы они ни говорили, я точно знаю, что мужчина с женщиной не могут «просто дружить», особенно если они вместе снимают квартиру.
– Ты не поверишь, но у нас обоих бурная социальная жизнь. Так бывает, когда у тебя есть друзья.
Она явно хочет поддеть меня, потому что считает, что количество друзей важнее качества. Чем больше фотографий ты постишь, чем больше на них людей, тем веселее ты живешь. Ей тридцать семь, но она так и не переросла концепцию популярности.
– Ага, – говорю я, – ну ладно, хорошо провести время.
– Обязательно. Спасибо, – она закидывает сумку на плечо.
Харпер хватает ее за руку и просит не уходить. Я злюсь. Против моего ухода дочь никогда не возражает. Быть матерью немного сложнее, чем просто приходить поиграть на часок-другой.
– Мне пора, солнышко, – Джози наклоняется поцеловать Харпер в пухлую щечку, а потом выходит.
Я провожаю ее и успеваю заметить имя Гейба на экране телефона. Воображаю, что она обо мне говорит.
– Пока, Джози, – говорю я и почему-то не хочу, чтобы она уходила. Точнее, хочу пойти поужинать вместе с ней.
– Пока, – она не отрывается от телефона.
Я несколько секунд смотрю ей вслед и окликаю ее по имени. Она оборачивается, и длинные светлые волосы закрывают лицо.
– Ты хотя бы подумаешь о том, о чем мы говорили? – я не хочу кричать имя Дэниела. – Пожалуйста.
– Да, конечно, – отвечает она весело. Она не просто врет, но хочет, чтобы я это видела. – Обязательно.