Еще когда был жив мой дед, он использовал где-то нашедший кусок рельса вместо наковальни, или груза, когда солил огурцы. Он был когда-то, в первой жизни, кузнецом и на этом куске рельса выковывал мне лезвие очередного охотничьего ножа. Горном ему служил котел для отопления дома, когда он отапливался углем, а мехов у него не было совсем, и он обходился без них. Зимой было дома холодно, и рай наступал лишь тогда, когда топился этот котел. А когда углем топили баню, то в ней было жарче, чем в преисподней. Сейчас, когда отопление в доме было газовое и газовый котел работает все двадцать четыре часа в сутки, дома всегда тепло, а раньше котел топился углем и дровами, – первую половину дня, а ночью никто не подкидывал в котел уголь и дрова, и ночью он отдыхал, а утром в доме было прохладно.
Я то и дело пользовался этим куском рельса – клепал на нем, выпрямлял гвозди и стальную проволоку, или пользовался им в качестве груза. Недавно, когда у меня на молнии у куртки, а потом и на джинсах бегунок стал разгибаться, и молния расходилась в самом неожиданном месте и всегда некстати, я опять воспользовался этим куском рельса. На первом этаже дома было недостаточно светло для такой ответственной работы, и я вытащил его на кухню и принялся аккуратно выпрямлять это чертовы бегунки. Работа была кропотливая – стоило ударить посильнее, и тогда бегунок вообще не будет двигаться на молнии. Я даже открыл окно, чтобы мне было посветлее, и принялся за работу.
В это время со станции железной дороги, которая проходилась в полукилометре от дома, раздался гудок паровоза. Я вздрогнул от неожиданности, – не ожидал такого, так как паровозы дано не ходили, а все составы тянули электровозы и тепловозы. Но как видимо, один из них сняли с консервации, и он теперь работал, приветствуя всех своим гудком.
Мне было приятно услышать голос паровоза, – в годы моей юности их было много и многие из нашего поселка были машинистами паровозов. Я подождал немного, но больше гудков не было, и я взялся за бегунок: положил его на рельс, потом тупой отверткой немного постучал и попробовал застегнуть молнию. Она застегивалась, и как мне не хотелось по нему еще постучать, я не стал этого делать, а взял другую молнию, на куртке. Так я отремонтировал все, что хотел, и стал убирать все на место – куртку на вешалку, отвертку и молоток в ящик для инструментов, а рельс унес на первый этаж.
День понемногу прошел, в хлопотах и домашней работе. Я немного посмотрел телевизор и отправился спать. Перед сном немного почитал и уснул.
Среди ночи я внезапно проснулся от гудка паровоза. Он звучал громче, чем днем и мне показалось, что я сплю на железнодорожной станции. Потом раздалось несколько свистков, и из подвала дома раздались мерные постукивания: – это стучали по рельсам вагоны. Тут я уже не выдержал, – надел тапки и спустился по лестнице на первый этаж.
На первом этаже моего дома была железнодорожная станция: – и я попал прямо в знакомый с детства небольшой зал ожидания. В нем стояли деревянные скамьи из изогнутых кусков фанеры, топилась печь-голландка. В этом зале мы грелись зимой, когда возвращались с рыбалки или ждали запоздавшую электричку. Сейчас в зале ожидания никого не было, касса закрылась, и я вышел на перрон.
Тут была самая настоящая зима: – падал белый пушистый снег, занося рельсы, по которым от меня со стуком убегал пассажирский поезд. На последнем вагоне тускло светился красный огонек, но скоро и он скрылся за поворотом. Я немного постоял под крупными и мягкими снежинками, посмотрел на знакомый деревянный трап через рельсы на соседние перроны, и вернулся в зал ожидания.
Как вернуться мне обратно домой, в спальню я не знал, поэтому уселся на деревянную скамью перед жарко горящей печкой, посидел в тепле немного и уснул. Проснулся я в своей постели. На столе постукивал будильник, на котором было семь часов утра, а за окном началась зима: – мягкие огромные снежинки крутились в хороводе под неоновым уличным фонарем.