Посвящается Мэттью, Эндрю, Морган, Дилану, Ариэль, Ким и Ральфу. Моим братьям и сестрам – родным и обретенным
Заря.
Заря пробивалась над темными водами. Белое солнце Колхиды золотилось низко у горизонта. Соленый ветер сдувал со лба непослушные волосы, жалил лицо.
Я застыл у могилы Гибсона.
Валка ушла со всеми. Они отправились в старый прибрежный лагерь, а я остался стоять на коленях в грязи перед возведенным нами курганом. Древняя традиция предписывала, что тело лорда должно быть омыто катарами, забальзамировано, а органы удалены и помещены в погребальные урны. После этого наследникам положено провести три дня в бдении возле почившего, поочередно отлучаясь на сон – или вовсе отказываясь от сна. Гибсон как-то рассказывал, что мой отец справился с обрядом в одиночку, преклонив колени в часовне Обители Дьявола перед телом лорда Тимона, моего деда. Сам я помню, как лежала в порфировом гроте моя бабушка леди Фуксия. Нам с братом не позволяли к ней заходить, но мы ослушались. В том пурпурном зале я впервые повстречал Смерть, и ее зловоние с тех пор не покидало меня.
У нас не было ни катаров, ни погребальных урн, ни даже трех дней на бдение – возможно, это и к лучшему. Гибсон хотя и был палатином, но умер схоластом. По канонам его ордена схоласты должны быть кремированы, а их прах развеян по ветру.
Прах.
На кремацию тоже не хватило времени.
Оно вышло, истекло, кончилось.
Кажется, я уснул, сидя на пятках на утрамбованной земле. Или меня посетило очередное видение?
Передо мной раскинулся незнакомый океан, уходящий к горизонту вдоль усыпанного костями берега. Рыцари в зеркальных доспехах несли дозор у постели с красным шелковым балдахином, на которой умирал человек. Я лежал в такой же постели. С Селеной. С Селеной и Валкой. С одной лишь Валкой.
Один.
В полном одиночестве.
Напротив села женщина в золотых одеждах, с глазами, похожими на черные солнца. Картина сменилась, и я увидел Дораяику – Шиому Элушу, – идущего среди колонн Вечного Города в сопровождении Вати и Аттаваисы. Затем передо мной возникло улыбчивое лицо императора и, как в калейдоскопе, раздвоилось. Я моргнул и обнаружил, что на меня смотрят двое: я сам и принц Александр, сидящие на золотых тронах. Океан отступил, вода побежала прочь от моих ног, и я узрел мрак. Темный квадрат, обрамленный светом. Он был чернее самой черноты, чернее камней Анитьи, чернее Ревущей Тьмы.
Окно в ночь.
Почему простое окно пробудило во мне такой страх и грусть?
Я прищурился.
Помню, как все это время меня трепал соленый ветер, пригибая к земле высокую траву, росшую вдоль утесов. Белые барашки волн рыжели в полуночном сиянии газового гиганта Атласа, лимб которого низко нависал над горизонтом, затмевая любую луну.
– Адр, пора, – хлопнули меня по плечу.
Отвернувшись от кургана Гибсона, я неожиданно увидел Паллино. Старый мирмидонец улыбнулся. Он был седовласым, как в день нашей первой встречи, а один глаз закрывала потертая кожаная повязка.
– Ты уже вдоволь насиделся, Адр.
– Старина, как ты подкрался ко мне? – спросил я, привстав на колено.
Лишь тогда я вспомнил, что Паллино погиб, – и его образ растворился в воздухе. Я зажмурился и снова открыл глаза.
Рядом никого не было.
Ноги затекли. Я попытался подняться, но все тело заныло. Болью отозвалось искалеченное плечо, и я оперся о землю левой рукой с полыми костями, чтобы помочь себе встать. Я чувствовал себя измотанным. Наверное, хуже было только в первую ночь на «Ашкелоне», когда мы с Валкой сбежали с Актеруму. Я вспомнил Актеруму и Паллино, погибшего там с тысячами других солдат, вспомнил коронацию Дораяики – и это омрачило новый день, как бывает, когда серые тучи погребают бледное солнце.
Я потянулся и положил ладонь – правую, трехпалую – на верхний камень на кургане Гибсона. У меня не нашлось слов для прощальной речи или обещаний. Что вообще я мог сказать такого, чего он еще не слышал, не знал?
Ничего.
Я лишь смахнул с камня росу, обнажив едва заметную надпись, сделанную мной рыбацким ножом. Улыбнулся, глядя на нее, и подставил лицо солнцу.
Время пришло.
Первой меня увидела Валка. Возможно, она, как и я у могилы Гибсона, несла дежурство в старом лагере, не прерываясь на сон.
Валка без слов обняла меня и обхватила холодными пальцами мое лицо.
– Как ты? – спросила она, когда мы отпустили друг друга.
Оглянувшись, я увидел Имру – удивительно похожую на Сиран – в дверях жилого модуля, оставленного здесь столетия назад Красным отрядом.
– Призраки совсем замучили, – с улыбкой ответил я.
– Ты сам выглядишь как призрак, – заметила Валка, отвлекая меня от юной хранительницы Фессы.
– Ночь выдалась длинная.
Я обнял ее за плечи и снова постарался улыбнуться.
Валка сделала шаг назад. Ее золотистые глаза внимательно, оценивающе осмотрели меня.
– Тебе бы вымыться. Я уже почти все погрузила в лодку. Имра говорит, можем отправляться, как только будешь готов.
– Я готов. Вымоюсь на «Ашкелоне». Ни к чему задерживаться. В Империи уже знают, что мы здесь?
– Наверняка, – кивнула Валка. – Мне пришлось представиться по имени, чтобы вызвать Гибсону врача. Они это точно заметили.
Я бросил взгляд на море, на серую громаду у светлеющего горизонта – остров Раха – и повернулся к Имре:
– Боюсь, я подверг ваш народ опасности.
Севрастийка произнесла на своем языке то ли молитву, то ли проклятие – об этом я мог лишь гадать – и махнула рукой, как будто что-то выбросила.
– Они нас не потревожат. Им нужны вы.
– Тем более уезжаем как можно скорее.
Я бы не простил себя, если бы с островитянами что-то случилось.
– Куда вы теперь? – спросила Имра.
Мы с Валкой молча переглянулись. После визита на Фессу и другие острова я собирался прямиком на Ээю и в атенеум Нов-Белгаэр, но неожиданная встреча с Гибсоном, дожившим до моего возвращения вопреки всем надеждам и логике, поколебала нашу решительность. После стольких лет на «Ашкелоне», после того черного дня на Эуэ и моих долгих мучений на Дхаран-Туне я никак не мог заставить себя вернуться в Империю, отдаться на ее суд и произвол.
Я не хотел покидать Гибсона.
Но твердо знал, что должен.
Не сводя глаз с Валки, я ответил Имре:
– Отправимся в город. Устроим сюрприз. Высадимся прямо в Нов-Белгаэре и поговорим со схоластами…
Я запнулся, вспомнив, что Гибсон бормотал в горячечном бреду. Он говорил о своем сыне – настоящем сыне – и принимал меня за него. Он звал каких-то Алоиса и Ливия и считал, что находится на Белуше, самой страшной имперской планете-тюрьме.
– Атенеумом по-прежнему руководит примат Арриан? – обратился я к Имре.
– Арриан? – переспросила она, сдвинув темные брови.
Это представлялось вполне вероятным. Когда мы в прошлый раз прилетали на Колхиду, Тор Арриан был еще молод; вдобавок он – сам из дома Авентов – приходился родней императору. Безусловно, за столетия примат не мог не состариться, но умирать ему было еще рановато.
– Имя знакомое. Императорский кузен или вроде того? Мы с горожанами мало контактируем, но, кажется, он до сих пор там.
– Хорошо.
Представ перед членом императорской семьи, я бы усложнил задачу для Капеллы и других ведомств, готовых воспользоваться любой возможностью устранить меня.
У генерал-губернатора Ээи был телеграф, напрямую связанный с кораблем императора. Я мог бы, минуя Имперский совет и отдельные министерства, послать сообщение лично кесарю по линии, о которой он сообщил мне, когда мы впервые отправились на Колхиду. Телеграф был и на «Тамерлане», а вот на «Ашкелоне» его не было.
– Мой арест должен получить как можно большую огласку, – заявил я.
– Арест? – недоуменно спросила Имра.
Она, очевидно, думала, что в Империи все на одной стороне и готовы горой стоять друг за друга.
– Задержание, назовем это так, – ответил я.
Нас с Валкой наверняка считали погибшими от рук сьельсинов. Если Дораяика сдержал слово – а у меня не было причин сомневаться в этом, – то Лориан Аристид уже добрался до Форума с новостями об объединении сьельсинов в одну бледную империю, более чем готовую соперничать с нашей, алой.
Я мысленно передвигал шахматные фигуры.
Наше спасение станет большой неожиданностью.
– Может, лучше отправиться к генерал-губернатору? – предложила Валка.
Нов-Белгаэр не входил в наши изначальные планы, которые мы обсуждали всю дорогу.
Она еще не успела договорить, как я помотал головой:
– Мне нужно увидеться с Аррианом. Задать кое-какие вопросы.
– О Гибсоне? – шагнула ко мне Валка.
Я потянулся, чтобы пригладить свои спутанные волосы, но заметил на ладони грязь. Пальцы были покрыты запекшейся кровью: фаланги растрескались от вчерашних трудов. Тонкие царапины на запястьях краснели рядом с бледными старыми шрамами. Все тело ныло.
– Гибсон так и не рассказал мне, кто он такой.
– Какая разница? – нахмурилась Валка. – Важно, кем он был для тебя.
– Но как он заплатил за все это? – спросил я, раскинув руки, словно хотел обнять остров. – Один только медицинский модуль стоит десять миллионов марок! Как его доставили сюда незамеченным? Разве тебе не интересно?
По правде говоря, сейчас я подозреваю, что Валке на самом деле все было известно. Я часто ложился спать рано, а она оставалась наедине со стариком и беседовала с ним порой до утра. Но тогда я об этом не задумывался.
– Имра! – окликнул с берега грубый мужской голос. – Доктор спрашивает, когда мы отправляемся!
Это был Альвар, брат Имры. Он стоял на каменном причале, сооруженном раханцами, и кричал, сложив ладони вокруг рта.
Праправнуки Сиран…
– Что?!
Солнце как будто осенило Имру и Альвара нимбами, и я на миг улыбнулся между его вопросом и ее ответом. Из моих поступков, сколь бы незначительны они ни были, из Красного отряда все-таки зародилось нечто хорошее. Сиран умерла, но умерла счастливой, оставив после себя наследников. Лориан до сих пор где-то жив. А еще был Хлыст – хотя я не сомневался, что он-то давным-давно умер. Обрел ли он счастье, несмотря на обиду? Улыбка сползла с моего лица, когда я понял, что, прогнав его, спас от гибели на Актеруму. Мог ли я спасти остальных, если бы прогнал и их тоже?
– Говорю, доктор спрашивает, когда мы возвращаемся! Ей домой пора! – прокричал Альвар.
– Скажи, что скоро! – ответила Имра. – Валка уже все упаковала, а лорд Марло спустился с горы!
Альвар на миг замешкался и, всмотревшись, обнаружил меня рядом с женщинами.
– Милорд, как вы?
Я молча помахал ему, дескать, все в порядке, и спросил Валку:
– Что еще осталось собрать?
– Только твои вещи. Я их более-менее рассортировала, пока ждала тебя. Не трогала лишь то, что может скоро понадобиться. Тебе бы самому на них взглянуть. Это недолго.
Пожалуй, она была права. Я кивнул в ответ и прошел мимо них с Имрой в модуль, который мы делили с Гибсоном. Валка говорила, что это тот же самый, где мы с ней жили в первое прибытие на Фессу, но я не помнил. В отличие от большинства модулей, которые, по сути, были общежитиями на пятьдесят человек, наш предназначался для высших офицерских чинов. В нем было всего четыре спальни, а посередине располагалась общая комната, выходящая на веранду, которую пристроили местные. Таким был наш дом в те быстротечные годы, что мы провели на Колхиде, и, стоя сейчас на пороге, я понял, что больше не увижу его.
Я был здесь, потому что мне нужно было вернуться на Колхиду. Ради Сиран, ради Гибсона, ради того, чтобы вновь почувствовать себя полноценным. Могила Сиран в моем понимании стала монументом Красному отряду. Я возвел курганы по всему острову и похоронил Гибсона. У меня больше не было причин оставаться здесь. Я даже сомневался, что мне хватит сил снова подняться на погребальный холм среди скал.
Пора уходить.
Оказалось, что на самом деле Валка упаковала почти все мои вещи. Рядом со смятой постелью стояли два черных сундука, а на них – открытая сумка. Лишенная привычных элементов нашего быта, комната стала безжизненной, стерильной и как будто увеличилась в размерах. На серых простынях меня дожидалась свежая одежда. Не бриджи и льняная туника, которые я носил здесь, подражая местным рыбакам, а старый черный марловский мундир.
Подгоняемый временем, я избавился от грязной одежды, побросав ее прямо на пол, и залез в ванну. Меня встретило мое покрытое шрамами отражение. Челка и виски, когда-то черные, уже покрылись сединой. Но даже потный и грязный после ночного рытья могилы, я все равно выглядел лучше, чем в последние годы. Я больше не напоминал скелет, выползший из «Ашкелона», чтобы порезвиться в соленых брызгах под солнцем. Вместо него был не старый и не молодой мужчина с глубокими, как море, глазами и отстраненным взглядом. На исхудалых руках и ногах вновь наросли мышцы, но шрамов было не счесть, а движения оставались неуклюжими и болезненными. Левую щеку исполосовали следы сьельсинских когтей, и все же в рассветных лучах казалось, что этот мужчина благородно их презрел.
На Колхиде наступал новый день. Для Адриана Марло он был прекрасен, как и любой другой.
Уродство мира никуда не исчезает, а время не лечит ни боль, ни страх. Страдания не забываются.
Но от каждого удара мы становимся сильнее.
Вымывшись и облачившись в черное, с кожаной сумкой на плече я покинул модуль. Валка не пришла меня поторопить, но я и не терял времени зря. Если на Фессу в поисках нас прибыли местные префекты, то мы обгоняли их на шаг: им предстояло найти одежду на полу, смятые постели и невыключенный кондиционер.
– Готов? – спросила Валка, поднимаясь с резной деревянной скамьи под круглым окном.
– Где Имра? – ответил я вопросом на вопрос.
– Уже на судне, – сказала Валка, заплетая косу.
– Гино с Альваром могут взять сундуки. Я все собрал, – кивнул я на сумку.
Валка протянула мне татуированную руку, и мы спустились по каменным ступеням к окруженному водой причалу. Благодаря близости Атласа приливы здесь были мощными, и сейчас волны захлестывали пирс со всех сторон. Дойдя до конца причала, мы расцепили руки, и я попросил Альвара, стоявшего у планшира, поторопиться и вместе с братом принести наши сундуки.
Имра вышла из крытой кабины, служившей маленькому траулеру капитанским мостиком. Солнце поднималось, и она надела широкую коническую соломенную шляпу с лентами под подбородком и подвязала пеструю льняную рубаху, чтобы не намочить. За Имрой появилась пожилая седовласая женщина в голубой тунике и шароварах. Врач, которая не успела помочь Гибсону.
– Ну что, едем? – спросила она.
Я смерил ее уничижительным взглядом. Человек умер. Лучший из всех, кого я знал. А эта женщина, видите ли, спешила. Я повернулся к носу корабля и, не удостоив ее ответом, забрался на полубак.
Рядом возникла тень.
– Думаю, твоя работа закончена, – сказал я, глядя на хранительницу Фессы.
Имра поправила пальцем шляпу, не сводя глаз с берега.
– Ничуть, – ответила она. – Мертвым все равно нужен хранитель. На севере острова теперь хоронят родных кое-кто из местных. Те, что побогаче. А когда узнают, что Полусмертный побывал здесь, чтобы возвести памятники павшим товарищам, жители всех островов захотят быть похороненными в этом месте.
Имра с улыбкой повернулась ко мне. Ее миндалевидные глаза и волевой подбородок придавали ей поразительное сходство с Сиран.
– На островах, – добавила она, – многие хвастаются родством с соратниками Марло. Если появится возможность приблизиться к легенде, пусть даже таким образом, они ею воспользуются.
– Легенда… – покачав головой, процедил я, безуспешно пытаясь скрыть презрение.
Имра, кажется, не заметила.
– Хранители будут всегда, – сказала она, облокотившись о бортовой леер. – Подумать только! На мою долю выпало встретить вас.
– Я обязан тебе и твоей семье стольким, что и представить трудно. Вы присматривали за Гибсоном. Я благодарен вам… за все.
– Милорд, вы нам ничем не обязаны, – помотала головой Имра и пожала худыми плечами под льняной рубахой. – Без вас никто из нас не появился бы на свет. Вы оставили здесь Сиран. Отдали ей приказ.
– Это она так сказала? – чуть не рассмеялся я.
– «Живи счастливо и поставь за нас свечку в святилище», – продекламировала Имра тоном священника на проповеди.
Я не сразу узнал свои же слова. Не вспомнил их.
«Нам понадобится помощь свыше».
Ставить свечи пришлось почти за всех…
– Я сказал просто «живи», – поправил я Имру после долгого молчания.
Это были мои последние слова, обращенные к Сиран с Эмеша в тоннеле у стартовой площадки ээйского космопорта.
– А она не говорила, что я ее едва не проклял?..
Имра покачала головой:
– Я ведь не знала ее лично.
Хранительница прекрасно умела контролировать эмоции, и я не понял, что она чувствует.
– Но ты думала, что я ее благословил? Позволил остаться здесь в награду?..
Я поднял взгляд и увидел, как Альвар и Гино тащат первый сундук. Справа от нас чайка спикировала на воду, поймав неосторожную рыбу.
– …Она не рассказывала твоим бабушкам, что нарушила клятву? Что практически требовала казнить ее за дезертирство?..
Что промелькнуло в глазах девушки? Ужас? Удивление? Замешательство?
Я выпустил воздух сквозь зубы:
– Когда-то у меня был друг. Он предал меня, и я… прогнал его. Сиран понимала, что, если предаст меня, если захочет уйти, я не стану ее останавливать. Я никого из них не остановил.
Отвернувшись от Имры, я уставился на скалы у могилы Гибсона. Отсюда, с воды, она была почти различима.
– …Теперь я жалею, что не отпустил с Сиран весь отряд. Тогда бы они тоже остались живы.
Я почувствовал, как Валка сверлит взглядом мой затылок. Мы проходили это уже тысячу раз.
– Милорд, никому не дано жить вечно, – пораздумав, сказала Имра.
Гино с Альваром занесли сундук на борт и отправились за вторым.
– Если бы они остались, их могилы все равно появились бы на Фессе, только копали бы их не вы…
Ее теплая ладонь коснулась моей руки.
– …Боги даже зло обращают в добро. Если, как вы говорите, Сиран вас предала, это случилось для того, чтобы мы были здесь, когда вы вернетесь. И ваш отец. Я верю, что все зло, с которым вам довелось столкнуться, рано или поздно обратится в благо.
На это мне нечего было ответить. Я ведь и сам когда-то декламировал нечто подобное?
– Имра, ты знаешь, что живешь на невероятно красивой планете? – спросил я, оглядывая остров мертвых, прежде чем вновь повернуться к девушке.
– Знаю, – ответила хранительница с улыбкой.
Позади нее заулыбалась Валка.
– У меня никогда не получалось задержаться где-то надолго, чтобы увидеть красоту, – сказал я. – Всю жизнь. Всю жизнь я гнался за мечтой. Эту мечту предала Сиран, предал Хлыст – тот мой друг. Меня коробило, что у них были свои мечты.
Я положил руку на плечо хранительницы:
– Имра, я перед вами в долгу. Перед всем вашим родом. Перед Сиран. Вы напомнили мне, каково быть… человеком.
«Мы так часто не замечаем истины, потому что не смотрим себе под ноги».
Слова Гибсона как будто слетели с его кургана и разнеслись над водой.
– Вершина… у подножия мира, – кивнул я на гору, где он был похоронен.
Когда еще глядеть под ноги, как не стоя у могилы?
– Что?
«Ищи трудности».
– Ничего, – улыбнувшись, ответил я.
Альвар и Гино вскоре вернулись; швартовы были отданы, и лодка отошла от берега. Прилив стихал. Перекликаясь, рыбаки повели судно к Рахе, где ждал «Ашкелон», а дальше – целая вселенная.
Я перешел на корму, чтобы посмотреть, как остров скроется из вида.
Но он не исчезал.
Восходящее солнце озаряло серебристое море неярким светом. Лучи цеплялись за белые камни, венчавшие остров мертвых. Бесчисленные курганы блестели на заре бледно-огненными пальцами. Памятники не смерти, а славе.
Мои друзья погибли. Гибсон умер. Их души отправились в Ревущую Тьму, чтобы, в отличие от меня, никогда не вернуться.
В отличие от меня…
Я был жив и твердо знал, что не плыву в когти смерти, а возвращаюсь к жизни, в мир людей. И я был не один.
Валка взяла меня за руку.