* * *

В «Гранд Отеле Европа» в этом же районе Праги Ронбергу и компании разместиться не удалось, поселились рядом, в примыкающем к нему отеле «Меран». Оба они являются практически одним зданием, только отель «Меран» другого цвета, отличается по архитектуре – прост и неприметен, в отличие от пафосного Гранд Отеля. Здание «Мерана» более узкое, то есть меньше и по площади. А, главное, цены здесь ниже, что с удовлетворением отметил Ронберг. Приходилось теперь и ценами интересоваться. И кому? Ему, Ронбергу, который еще пару недель назад был способен купить… В общем, много чего мог купить. Невероятно много.

Номера вполне функциональны. В одном устроился сам Глеб, в другом, рядом – Андрей и Виктор, выполнявший функции и охранника, и непосредственно сопровождающего. Ронберг, умывшись, тут же зашел к соседям, удовлетворенно сказал:

– Неплохо здесь. Люблю Европу: ничего лишнего, все по делу. Как мыслят, так и живут. Вот и нам надо было… Да, Андрей Аркадьевич?

Андрей не ответил.

– Если все рационально – значит, по справедливости. На всех делить, ага? Чего ж не поделился? – язвительно заметил Виктор. – Мы бы сейчас не бегали. Включи, пожалуйста (показал пальцем на телевизор).

– Нет, Солод, рационально – это не всегда по справедливости. Ничего ты не понимаешь, это чаще как раз наоборот, – возразил Ронберг. – И телек не включу. Нам на спортивных сборах тренера не разрешали смотреть соревнования в период участия. Чтобы излишне не горели, не истерили… Сегодня я в роли тренера. Разбирайте-ка лучше чемоданы, займитесь делом. Но только не полностью, самое основное достаньте. Мало ли… И прослушку с видео проверь. А насчет дележа, вот что еще скажу: я сделал себя сам. Это мое у меня отбирают, мое! Налоги платил? Платил. Занимал и дарил по первому зову, построил вообще все, что только можно… и что нельзя.

– Ну да… сделали себя сами. А потом нас сделали. Кто бы мог подумать…

Виктор поднялся с кровати, приступил к разбору чемоданов, профессиональным взглядом начиная присматриваться к помещению.

Андрей лежал на диване, не снимая туфель, с закрытыми глазами. Он действительно многое или почти ничего о себе не помнил из прошлого. Все это невыносимо. Чужой самому себе, нет ничего позади, ничего впереди. Есть чемодан, рубашка, зубная паста, зубная щетка и какой-то отель. Люди рядом. Ему известно, кто они только с их слов. Доверия не может быть ни к ним, ни к себе. Он боится всего, что его окружает, во власти ситуации и этих персонажей. Плен, иначе не назовешь. Формально можно уйти куда угодно. Но …нюанс – неизвестно куда, неизвестно зачем…

Ронберг вернулся в свой номер, умылся, переоделся, и с замиранием сердца включил телевизор. Раз канал, два канал, три канал, четыре, пять, шесть, про дела российские ни слова… Вот, западенцы, живут и наплевать им… Лотереи, шоу, скачки, мелодрамы, футбол. Весь Стокгольм ополчился на барсука, убившего кошку. Исландский президент заявил, что если мог бы, то запретил добавлять ананасы в пиццу. Об этом сообщает CNN.

Политик сделал такое признание во время встречи со школьниками из городка Акюрейри. Известие о нелюбви президента к ананасам вызвало бурную реакцию у жителей Исландии. Президент был вынужден вернуться к теме и разъяснить свою позицию. Новостной канал на чешском… А вот и на английском есть. Так. Даже с его знанием языка кое-что понять можно: «Комитет национального спасения… формирует временное коалиционное правительство из оппозиционных ранее политиков, обращается также к мировому сообществу отнестись с пониманием к закрытию границы на два месяца…»

Ронберг выключил телевизор и тихо застонал. Он физически ощутил падение в пропасть. Боль, физическая боль судорогой стянула тело, аж, заскрипел зубами от отчаяния, про себя ругался, умолял, требовал, объяснял и убеждал, угрожал, оскорблял. После бурных внутренних эмоций заплакал, закрыв глаза ладонью и сжимая пальцами виски, растирая по лицу позорную соленую влагу.

Минут через пятнадцать после такой непозволительной слабости позвонил Виктору: «Зайди-ка, друг, надо парой слов обмолвиться». Когда Виктор зашел, он был поражен: лицо Ронберга было бледное, как стена.

– Тебе плохо, что ли? В аптеку сгонять?

– Аптека не поможет… Душа болит.

– У тебя есть душа?

Ронберг отреагировал на шутку Виктора недружелюбным взглядом исподлобья, но взял себя в руки, заметив только:

– Еще недавно для тебя святым был.

Затем продолжил:

– Хочу попросить вот о чем… Упроси доктора присутствовать на процедуре, заключение по результатам томографии обязательно возьми. Нам важно понять, в каком Андрей состоянии. Может и лучше, если ничего не помнит…

– Как? А если пластику надо будет… обратно?

– Прежний вид сделаем, только если вернется память. Так смысла нет.

– Ну, почему, просто показать можно лицо где-нибудь мельком, заявления подписать какие-нибудь на камеру: «Живой, настоящий, легитимный та-ра-ра заявляет» там и всякое такое.

– Я же говорю, могут быть другие варианты!

– Другие в смысле…

– Другие – значит другие! В общем, нам завтра в банк надо деньги снять. Могут заблокировать счета.

– У нас же на подставного?

– Ну и что! Ты можешь спрогнозировать, что завтра? Вот-вот начнут отматывать назад и получат санкции Интерпола. Эта мерзота самозванная пусть орет, сколько хочет, но если подключится Интерпол, тут – все… Про Балчугина слышал? Ну, этого, деятеля, распорядителя счетов по Кипру? Грохнули вчера. Прямо дома. И это не я. Наоборот, с собой хотел забрать, не успел. Позвони Руслану. Давно должен был прилететь с людьми и что-то не торопится.

– Я говорил с ним только что.

– Ну и?

– Не прилетит. Сказал, что позднее.

– Когда позднее? Они хотят закрыть границу!

– Сказал, что дела республики сейчас для него важнее. Все остальное потом.

Глеб аж застыл, пораженный услышанным. В это время за окном раздались хлопки. Оба тут же пригнулись как по команде, Виктор подскочил к окну, выдохнул:

– Петарды… Кому расскажи, это ж анекдот готовый: Солод перепутал петарду с тротилом! Андрей в банке нам нужен?

– Нет, закрой в номере, пусть отдохнет. Оставлять одного надолго, конечно, тоже нельзя…

Они все же так и поступили. Дашкевич был закрыт на ключ, с ним особо никто не разговаривал, поскольку показалось, что заснул. Но на самом деле Андрей не спал…

…Появление Глеба и Виктора произвело на человека, к которому ехали, как они и рассчитывали, впечатление убийственное. Он, владелец счета и хранитель денег, конечно, предполагал, что рано или поздно они приедут. Но одно дело понимать, что за деньгами когда-нибудь все-таки могут явиться, мучиться при этом ожиданием и страхом, надеясь втайне на благополучный исход, то есть на внезапное исчезновение претендентов раз и навсегда из его жизни, а другое – с горечью точно убедиться: вот они, прорвались-таки через кордоны… Зрачки его нервно дергались, речь сбивалась, когда приветствовал старых партнеров, даже в первый момент замерло дыхание, как от внезапного удара по корпусу. Юрий Колямин, когда-то давно бывший мясником, а потом профессиональным боксером со стажем, знал, как убивают животное и разделывают мясо с привычным спокойствием, как можно потерять ориентир на ринге, оказавшись в нокауте. Имел он много лет назад авторитетный статус и другого «узкого специалиста», профессионально умело сующего чью-нибудь голову бедовую сильной рукой в воду и держащего там за волосы до тех пор, пока хозяин головы не запросит пощады и не расскажет все, что от него хотят услышать. Бывали и такие приключения. Жизнь ставила перед ним много вопросов. Он предпочел ответить не на все.

– Список в Форбсе видел? – начал неожиданно (так было задумано) разговор Виктор Солод, обращаясь к нему.

– В смысле?

– Ты на сотом месте, молодец, «Юра – нефтянка».

– Нет, не видел, но слышал. Спасибо за комплимент.

– Это не комплимент, это предъява.

– Не понял…

– Отец твой умер в прошлом году.

– Знаю. И что?

– Знаешь ты… Старик помер без копейки, в доме-развалюхе, потолок валился на голову, ни газа, ни воды. Что ж, ты, сынуля? У тебя ж зеленые из задницы торчат! Сейчас на родине только ленивый журналист не пишет про Юрку Колямина, когда-то оборванца из деревни Большая Херота, а теперь нефтяного барона, друга самого… Все кричат «распни»: и «нацики», и либералы. Считают, что вы с «ним» полстраны растащили. Ищут. Очень ищут. Американцы обещали содействие.

– Давай без этого… В чем проблема?

– Вопрос о процентах по фирме «Глэдис» за посредничество. «Он» свое так и не получил.

– Пусть и предъявляет. Жив?

– А то. И предъявит, будь уверен. Вы же друзья по жизни, а друзей кидать – последнее дело. Да и мне ты еще должен. Помнишь? Голову бы отрезали, если б не Руслан и не я…

В разговор торопливо включился Ронберг:

– Это Виктор так… говорит, разберетесь потом. Нам срочно нужны деньги. Наличными. Полностью все – и депозит закрываем.

– Я завтра уезжаю на сделку.

– Это завтра. А мы их сегодня снимем.

– Тогда надо бы прямо сейчас ехать. Деньги заказать – тоже время займет. У меня дела еще…

– Позвони, закажи. И двигаем сейчас. Подождем там, если что, сколько надо.

Колямин пожал плечами со сдержанным недовольством, полез в карман за телефоном. Когда беседа с менеджером банка закончилась, и все было оговорено, он, опустив глаза, спросил:

– А как там… вообще?

– Где? – не понял Солод.

– Дома…

Солод усмехнулся:

– Стреляют вообще.

– Отца сами видели живого?

– Нет. Журналисты посещали. В интернете написали потом.

– Про меня ничего не говорил?

– Говорил, что претензий нет, что ты классный, заботливый сын и деньги шлешь регулярно.

Колямин с усилием сглотнул и опустил голову.