– И вот что я скажу вам, милочка, – тихо бормотала рыжеволосая Мадлен, – мужчины любят ласку. Понимаете? Ласку. Иногда надо себя смирить, немного потерпеть… Такая уж наша женская судьба. Вот месье Борчик, бывало, выпьет вечерком кружку-другую пива и начинает меня по дому гонять… Все ему кажется, что я то с почтальоном перемигиваюсь, то с садовником слишком долго говорю… Ревнивый такой он у меня… Был…
Мадлен неожиданно прижала руку к губам и завыла, глухо и протяжно. Я тут же обняла ее, прижалась всем телом, стараясь утешить, как до этого она меня все страшные часы, когда стало понятно, что наша лодка оторвалась от других и затерялась в волнах.
– Боже мой, Боже мой… Как же я без него? – Мадлен стискивала то мою руку, то свой спасательный жилет, плакала, судя по всему, впадая в истерику.
Я ничем не могла помочь.
Вообще, удивительно, что она так долго продержалась. Ее муж, высокий, тучный мужчина, с красным лицом любителя выпить, утонул прямо у нас на глазах.
Стоя в лодке, он пошатнулся и выпал за борт, нелепо взмахнув руками.
Без звука.
И так же, беззвучно, камнем пошел на дно.
Его и не спасали.
В нашей лодке не было матросов, да и мужчин всего несколько человек. Остальные – женщины и дети.
Все испуганные, дрожащие от холода и страха.
А за бортом плескалась темная жуткая ледяная вода.
Я оставила попытки успокоить вдову Борчек и устало откинулась на деревянную обшивку лодки.
Закрыла глаза, заново переживая кошмар этой ночи и грустно усмехаясь своей наивной вере в то, что жизнь моя поменялась к лучшему.
Нет, она просто готовила удар. Очередной.
Хотя, совсем недавно мне казалось, что все налаживается.
Каюта, которую мне предоставили в безвозмездное пользование супруги Дин, была невероятно милой и уютной.
Мне удалось буквально на следующий день после переезда в первый класс переговорить со стюардом и решить вопрос питания. Моих скромных сбережений хватило на завтраки и обеды, а на ужины я всегда была приглашена за стол супругов Дин, оказавшихся на редкость милыми, добродушными людьми.
Мадам Дин нашла во мне компаньонку и подругу-единомышленницу в своей страсти к театру и высшему свету. А месье Дин, похоже, был безумно рад моему присутствию уже только потому, что я отвлекала его жену и позволяла ему спокойно общаться с другими богатыми мужчинами – пассажирами первого класса. Он пропадал то в курительной комнате, то в зале для игры в карты, то просто общался на всякие важные мужские темы, стоя или сидя на палубе.
Мадам Дин, конечно, утомляла, но я спокойно сносила ее постоянный щебет, считая это совсем небольшой платой за прелести путешествия первым классом.
Вообще, поездка стала приносить сплошное удовольствие. Морской болезни у меня никогда не было, свежий соленый ветер только радовал, хотелось вдыхать его полной грудью, радоваться свободе и независимости. Наверно, все же, суфражистские настроения, гуляющие в свободном Париже, каким-то образом проникли в мою голову…
По крайней мере, днем я радовалась жизни и не вспоминала про Париж и все, что с ним было связано.
А вот по ночам приходили странные сны.
какие-то жуткие переплетения сюжетов, где я танцевала на сцене Оперы, причем, почему-то «Умирающего лебедя», хотя никогда бы не согласилась делать этого наяву, потому что Павлова уже станцевала его, и любое сравнение было бы не в пользу нового исполнителя…
Тем не менее, я танцевала, летала по сцене, слышала аплодисменты, которые возносили меня буквально к галерке…
А потом оттуда неожиданно раздавался издевательский свист, выкрики про стройные ножки…
И я падала вниз, сердце обрывалось, и ветер свистел в ушах…
Меня ловили. Практически у самого пола. И держали.
Я открывала глаза и видела Артура. Он мягко, но очень больно перехватывал в области талии, и шептал, воспаленно блестя глазами:
– Ты – плохая танцовщица, Анни. Никудышная.
– Нет! – я начинала вырываться, но руки Артура становились крепче, а голос громче.
– Тебя взяли только потому, что я попросил! Ты – неблагодарная! Я столько для тебя сделал!
– Нет! Нет!
Я уже билась в его объятиях, но никак не могла выбраться! И такое негодование, такая обида поднимались из глубин души, что слезы наворачивались на глаза, и я плакала, не выдержав, горько, навзрыд.
Артур вытирал слезы с моих щек, и пальцы его почему-то были грубые. Царапали.
Я открывала глаза и вместо Артура видела… Даниэля.
Он держал, так же, как и всегда, крепко и больно. Но удивительно, боль от его пальцев казалась благословением после жестоких объятий Артура.
– Не плачь, бабочка, – спокойно говорил он, – я не дам тебе плакать. Я буду убивать за каждую твою слезинку.
Я молчала, парализованная ужасом, как всегда рядом с ним, и не могла ничего сделать.
А Даниэль все гладил, гладил меня по лицу, и глаза его, светлые, прозрачные глаза убийцы, темнели от едва сдерживаемого желания.
– Ты всегда будешь моей, бабочка, – говорил он.
Я открывала рот, чтоб сказать «нет»…
И отвечала: «Да».
Затем Даниэль наклонялся ко мне, и сон превращался в тягучий сладкий кошмар, который я хорошо помнила и в реальности.
Я просыпалась, вся мокрая от пота, дрожащая, вставала, пила воду, пытаясь прийти в себя…
Проклятый Дикий Даниэль!
Он даже посередине Атлантики умудрялся добраться до меня!
Я выдыхала, приходила в себя и засыпала уже без снов совершенно.
Ну а днем ночные кошмары отступали, и все казалось пустой блажью.
А будущее мое – счастливым.
Мадам Дин не уставала меня нахваливать за изящность, изысканность и дороговизну нарядов, светлые волосы и красивую улыбку, и постоянно обращала мое внимание то на офицеров корабля, то на других молодых и не очень молодых месье, явно желающих оказать мне знаки внимания.
Но я в этом вопросе была строга.
Мужчины – очень настойчивые. Им только дай малейшую возможность поверить, что ты – легкая добыча, как тут же начнут преследовать…
А мне и без того в жизни досталось от них, хотя я никогда легкой добычей не была.
У меня хватало сообразительности осознать, что в замкнутом пространстве корабля я могу быстро заполучить плохую репутацию, и это обязательно отразится на моем будущем.
Потому я вежливо улыбалась на замечания мадам Дин, но и только. В конце концов, устав от ее приставаний, обмолвилась, что переживаю личную трагедию, гибель жениха, очень достойного человека… После этого мадам Дин перестала меня сватать и начала усиленно жалеть.
Мне большего и не требовалось.
Море, приятная компания, удобства каюты, планы на будущее… Все было великолепно.
Жаль только, что недолго.
«Титаник» вышел десятого апреля из Саунтгемптона, с заходом в Шербур, вечером одиннадцатого апреля я познакомилась с супругами Динами и переселилась в каюту первого класса.
А четырнадцатого апреля, ночью, «Титаник» натолкнулся на айсберг и затонул.
Я, как и многие пассажиры, долгое время не понимала, что происходит.
Мы как раз возвращались из музыкальной комнаты, когда раздался удар, сопоставимый с легкой волной землетрясения.
Мы с мадам Дин, рассуждая о неправильном и грубом управлении кораблем, пошли дальше, попрощались и разошлись по каютам.
Я переоделась в пеньюар, расчесывала волосы как раз, когда в дверь каюты постучали.
За порогом стоял тот самый стюарт, с которым я договаривалась о своем меню. Он выглядел бледным, но собранным.
– Мадмуазель, прошу вас собрать все самое необходимое и пройти к спасательным шлюпкам.
Я молча смотрела на него, не сразу осознав смысл слов.
– Через час-полтора «Титаник» уйдет под воду.
– Вы… уверены?
– Совершенно! Собирайте самое ценное и поднимайтесь на верхнюю палубу, к шлюпкам. И быстрее!
Он развернулся и быстро пошагал прочь, стучась в другие каюты первого класса.
Я растерянно застыла на пару мгновений, но затем быстро начала одеваться.
Самое дорогое у меня всегда было с собой, на поясе, оставалось только одеться и выйти. Я постучала в каюту мадам Дин, она вышла, уже тоже одетая.
– Ах, милочка, я уверена, что это какой-то пустяк, – она немного нервно рассмеялась, – идите быстрее к шлюпкам, а я поищу месье Дина. Встретимся наверху!
Я не успела ничего возразить, как она уже пошагала прочь по коридору.
Мне ничего не оставалось, только выполнить ее просьбу.
На верхней палубе было странно.
Везде валялись куски льда, и молодые пассажиры играли ими в футбол. Откуда-то доносился мажорный вальс.
Пассажиры в недоумении прогуливались по палубе и никуда не торопились.
Мне стало настолько не по себе от происходящего, что я даже не стала останавливаться. Торопливо пошагала в сторону шлюпок.
Там уже шла посадка, первыми спускали женщин и детей, и я обратила внимание, что многие мужчины, отправив семью в шлюпку, не спешили сами сесть, помогали другим пассажирам.
Все выглядело очень спокойно и как-то буднично.
Я спустилась в шлюпку, получила жилет, надела и села в самом уголке.
Прошло еще четверть часа…
Наша шлюпка, почему-то заполненная лишь наполовину, отчалила от корабля. Несколько мужчин, находящихся в ней, принялись грести.
Я с тревогой смотрела на другие шлюпки, от которых мы удалялись и удалялись, и вдруг подумала, что не видела ни одного пассажира третьего класса!
Они же в самом низу, в трюме! И, чтоб выйти на палубу, необходимо преодолеть несколько лестниц! Там дети, старики! Там беременные женщины!
Я вскинулась, попыталась заговорить с одним из мужчин-пассажиров, но меня никто не слушал.
Ужас этой ночи продолжал набирать обороты.
Сидящая рядом со мной рыжеволосая полная женщина, которую я не видела до этого, скорее всего, пассажирка второго класса, ругалась со своим грузным мужем, распекая его за решение поплыть в Новый Свет.
Неподалеку плакала маленькая девочка на руках у матери. Ее отец посадил свою семью в лодку, а сам вернулся помогать другим пассажирам. И не вернулся.
Вокруг была черная ночь и страшный, жуткий океан.
А затем «Титаник» начал погружаться в воду.
Это происходило настолько быстро и страшно, что все, кто сидел в лодке только молча могли смотреть на ужасающую картину.
А я не могла.
Закрыла глаза, уткнула лицо в колени и спрятала голову в руках.
Как смогла, обезопасила себя от будущих кошмаров. И старательно не думала о том, сколько человек сейчас погибает в ледяной воде.
Задыхается в тесном, переполненном трюме.
Не надо про это думать, не надо, не надо!!! Все равно ничего не изменить. Совсем ничего!
Это было малодушие, конечно, но в тот момент я словно заледенела, не могла пошевелиться.
Рядом раздался крик, я открыла глаза и успела увидеть, как грузный мужчина, муж рыжеволосой женщины, летит в воду. И моментально тонет.
– Роберт! Боже мой, Роберт!!! – его жена кинулась к краю лодки, страшно раскачивая ее и угрожая всем оставшимся гибелью.