…Уже много лет наблюдая за возвращением птиц с юга к местам гнездовья в районе Лисьего Носа и дальше, вдоль берегов Финского залива, становлюсь свидетелем странного, ничем не оправданного поведения пернатых. Целые клинья сбиваются с курса и делают почетный круг над золоченым шпилем Адмиралтейства, будто приветствуя город или проверяя: а цела ли еще игла?
Каждая дверь куда-то ведет…
…Я пришел в себя в темноте – кромешной, хоть глаз выколи. Пощупал затылок и наткнулся на шишку размером с приличную сливу. Надо же, раньше считал, что такое лишь в мультиках бывает. Вслед за беспечной мыслью возник страх, сжал властной рукой горло, стиснул ребра, перекрыл воздух. Голова гудела, точно гулкое нутро кожаного барабана.
Дверь, в которую я шагнул, должна была вести на улицу. В переулок между домами семьдесят семь и три.
Ощупывая пространство вокруг себя, я неловко поднялся. И уперся в низкий потолок или что-то выпирающее с потолка и обитое мягким. В глубине комнаты мерно и гулко капала вода, разбиваясь о бетонную плиту. От стены поднимался равномерный гул. Пахло влажной землей, хотя под ногами хрустел мелкий песок и какая-то щебенка.
Я исследовал толстые трубы, тянущиеся от пола до потолка, холодные и горячие, в толстых кожухах. Вспомнив про телефон, нашарил его в кармане куртки. Бедолаге не повезло – падая, я приземлился аккурат на него. Пальцы ощутили широкую трещину в корпусе. Экран разбился вдребезги. Потыкав несколько раз кнопку включения, я окончательно убедился, что аппарат сдох. Как же теперь отсюда выбираться?
Я обернулся, но не обнаружил позади себя дверь, через которую мог пройти. Только шершавая голая стена. Пригибаясь и вытягивая вперед руки, побрел вдоль нее, чтобы оценить размеры помещения. Шагов через пятнадцать стена сделала поворот на девяносто градусов. Другая оказалась короче – всего семь. Возле третьей стены я споткнулся и чуть не пропахал носом пол. Под ногами были ступеньки. Короткий подъем вел к металлической двери.
Я подергал ручку – заперто. Навалился плечом. Дверь не поддалась. Петли держались крепко. Я стукнул кулаком, пытаясь привлечь внимание. Удар разнесся по комнате. Затем наступила тишина. Я ударил еще. И еще раз.
Гулкое эхо сотрясало помещение, но на помощь мне никто не спешил. Устав колотить, я опустился на верхнюю ступеньку, привалился к двери спиной. Гладкий металл приятно холодил разбитый затылок. В ушах звенело. Перед глазами мелькали зеленоватые вспышки, хотя откуда им взяться без света? Если я очнулся сразу, то на дворе уже должна быть глубокая ночь.
Надо было мыслить разумно. В голове отрывками проносилось все, что я знал о похищениях людей.
Кем бы ни были злоумышленники, ими должна двигать определенная цель. Получить денег? От кого? Надя – студентка, я работаю в театре и в общепите. Родители пропадают в очередной экспедиции. Разве что бабуля. У нее много фамильных драгоценностей. Но кто хорошо знает характер тети Раи, точно не станет давить на нее с помощью внуков – слишком велик шанс быть осмеянным за такую нелепую попытку.
Что еще?
«Если вас похитили, постарайтесь избавиться от всего, что сдерживает ваше передвижение, и осмотреться».
Но меня сдерживает только проклятая дверь! И как осмотреться, если вокруг чернильная темнота?!
«Спокойнее, Василий, спокойнее. Стоит держать себя в руках. Тогда решение точно придет».
А может, мое похищение – дело рук тех, из-за кого в городе пропадают дети? Человек, называвший себя Мастером кукол, не ответил на тот вопрос.
В непроглядном мраке казалось, что случившееся в общежитии мне привиделось. Как сон. Но была кукла, и был подземный тоннель. И был вертлявый парень. Он говорил о ключах и эволюции. Или не так? «Одно Время сменяется другим…»
А еще что сила знания – в чужом неведении.
Ерунда какая-то…
Я снова прислонился затылком к двери. Мысли беспорядочно мельтешили. По ногам поднимался холод. Почти равнодушно подумалось: «Не схватить бы простуду. В театре ставят „Алису в Стране чудес“, как же они без художника…»
Чтобы занять себя чем-то, я сгреб с пола мелкие камешки, стал мять и перекатывать их в ладони с сухим скрежетом. Затем швырнул один в темноту – раздался звонкий стук. Видимо, попал в оголенную трубу. Я кинул второй.
Сколько прошло времени, я не знал. Ученые говорят, внутри каждого человека спрятан естественный счетчик времени – благодаря ему мы чувствуем смену дня и ночи и просыпаемся по утрам. Мой, кажется, сломался. Я засыпал, проваливаясь в зыбкую поверхностную дрему, затем снова просыпался. Кидал камешки в стену – дребезжание металлических труб наполняло пространство. Гул воды внутри них смахивал на шум морских волн.
Я начал проваливаться в какой-то транс.
«Василий», – шепнул тихий женский голос. Прямо на ухо.
Я вздрогнул и охнул, скривившись от боли, когда нечаянно приложился затылком о стену.
Голос снаружи радостно воскликнул. Раздался скрежет. Я едва успел отодвинуться в сторону – дверь распахнулась.
После нескончаемого мрака бледный утренний свет больно ударил по глазам, ослепил, заставляя зажмуриться и машинально отползти в сторону, подальше.
На пороге стояла изумленная девчонка. Лет шестнадцати. В джинсах, черной толстовке и шарфе, намотанном до самого носа. Карман толстовки тяжело оттопыривался. Очки у девушки запотели от горячего дыхания. Волосы топорщились из растрепанного пучка. В руке незнакомка держала маленький предмет, который мгновенно спрятала за спину, прежде чем я успел его рассмотреть.
Она ойкнула и отступила. Но не убежала – уставилась непонимающе. А глазищи огромные и беззащитные, как у теленка.
– Ты тут один?
– Один. Это ты звала только что?
– Ну, я.
– Откуда ты знаешь мое имя? – я слегка опешил.
– Да не твое, с чего ты взял? Или ты вдруг Василиса?
Она внезапно разозлилась.
– Почти. Вася.
Незнакомка хмыкнула. Она выглядела расстроенной. На грани слез.
Я поднялся с пола и обернулся. Комната оказалась подвалом дома, а трубы в кожухах – системой отопления. Стена напротив входа темнела голым бетоном. Никаких дверей.
– Странно. Я даже не помню, как попал сюда.
Девушка настороженно глянула на меня, повела ахматовским носом с легкой горбинкой – принюхивается, что ли? Думает, не пьян ли я.
– Если хочешь… оставайся, – наконец сказала она и развернулась, собираясь уходить.
– О нет, спасибо! Еще одну ночь я здесь не проведу.
Я догнал ее у ворот со двора. Девочка обернулась, спрятала руки в кармане толстовки:
– И что ты собираешься теперь делать?
После слов про ночь в подвале ее голос немного смягчился. Я пригляделся и с удивлением понял: передо мной стоит вчерашняя девочка-курьер. Почему-то открытие радостно поразило меня.
Мы вышли на улицу и теперь вертели головами по сторонам, решая, куда пойти. Логично было расстаться, но что-то не позволяло. Мне – невысказанная благодарность за спасение. Девушке – нечто еще, чего я не мог понять. Она нервно теребила шнурок на толстовке.
– Для начала напишу заявление в полицию. Об удержании против воли в непонятном месте.
Намерение было решительным. Внутри меня зрела обида – детская, давно забытая обида, когда родители оставляли нас с сестрой дома, а сами уходили в гости или театр. Я терпеть не мог закрытых пространств и каких-либо ограничений собственной воли. И уж тем более – сейчас. И совершенно точно – от не пойми кого! Даже в шутку.
Хотя в то, что случившееся продолжало быть розыгрышем, я не верил.
Но распалившийся внутри огонь потух, стоило подумать про оживших кукол. Как я объясню это в полиции?
– Понятно. Удачи. У меня сестра вчера пропала. Еще один загадочный случай их порадует.
Девушка развернулась, теперь явно намереваясь уходить. А я наконец понял, из-за чего та расстроилась: ожидала найти в подвале сестру. А наткнулась на меня.
– Как ты меня нашла? – вторя мыслям, спросил я.
Девчонка помедлила, затем молча показала на раскрытой ладони маленький ключ.
Ключ…
Его она прятала, когда отворилась дверь. Сердце екнуло. По телу пробежал холодок.
– Будешь смеяться.
– Не буду, – очень серьезно сказал я, глядя незнакомке в глаза.
– Тогда тоже расскажи, каким ветром тебя сюда занесло.
Удачное сравнение. С реки подуло пронзительно, не по-весеннему зло. Я зябко поежился. Точно после подвала схвачу какой-нибудь вирус и слягу с температурой.
– Ты торопишься?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Как насчет горячего чая? Мне еще нужно заскочить на работу, объясниться. А то телефону каюк. – Я продемонстрировал бесполезный мобильник.
Снова безмолвное пожатие плечами. Нахохлилась, точно воробей. Если и стесняется, то от чая все равно вряд ли откажется.
– Тебя как зовут хоть?
– Марго. Мы можем на метро. Чтоб быстрее, – предложила она.
– Здесь нет рядом станции. И да – я теперь ненавижу метро.
Марго понимающе вздохнула:
– Давай подробнее. И желательно с начала.
– Ты знаешь, от чего он может быть?
Я вертела на ладони ключ, то убирая его в карман, то вновь вытаскивая.
«У тебя есть ключ… Есть ключ… Ключ…» – крутилось в голове. Еще никогда я не зацикливалась на снах. Но реальность меняла свои законы. Прямое доказательство, что я не сошла с ума и тварь на кухне и в лаборатории, да и сама лаборатория мне не померещились, широко шагало рядом.
Я торопливо семенила возле парня и исподтишка разглядывала его. Смешной – это слово почему-то первым пришло на ум. Высокий, худой, с бледными веснушками на щеках. Курносый и печальный. Даже нахохленный. Если б не грусть, спрятанная в уголках улыбки и на дне глаз, Вася походил на театрального Петрушку. А так смахивал скорее на Пьеро.
Мы шли вдоль той самой красивой пешеходной улицы с фонтаном и скамейками. В спину подгонял величественный тяжелый звон церковных колоколов. Из динамика сувенирного магазина долетала бодрая музыка. Колокольчик на двери пекарни тихонько звенел, возвещая о приходе покупателей. На широком постаменте стоял отлитый из чугуна памятник: нарядный молодой человек в треуголке моряка, сидящий верхом на пушке. Проходя мимо, я прочла надпись: «Бомбардир Василий Корчмин»[13].
– Это ключ от заводной куклы, – уверенно сказал другой Василий. Я даже разозлилась: откуда ему-то знать наверняка?! – В каморке Мастера кукол было много игрушек с заводом. И одна даже… – Парень неприязненно передернул плечами.
Из рассказанного мне вырисовывалась нерадужная картинка: вместо магической конторы мой новый знакомый попал в непонятное место с меняющимся интерьером – то ли общежитие, то ли мастерская по пошиву кукол. Один раз он вообще очутился под землей и шел по узкому тоннелю. А потом снова вышел в комнату, где двигались заводные куклы. И одна из них напала на него по приказу молодого хозяина. Василий хотел сбежать через дверь, но угодил в подвал. Точнее, про подвал мы только сейчас выяснили.
Он отчаянно утверждал, будто то место, говорящие манекены и пропавшие дети как-то связаны между собой. Я не знала, что ответить, но почему-то сразу поверила – особенно про метро, кукол вместо пассажиров и ключи.
Классная руководительница в бывшей школе работала по совместительству психологом. Во время классных часов она любила рассказывать всякие истории и фишки из своей профессии. В частности, что в коллективном бессознательном людей прячутся одинаковые образы.
Так вот: либо этот туманный мрачный город плохо влияет на жителей, подкидывая им одинаковые сны, либо в наших кошмарах прячется нечто большее, чем безумная фантазия…
Я совсем задумалась и не заметила, как между нами повисла неловкая тишина.
– Зачем ты вообще ходил к колдуну? – спросила я.
Всегда интересно, что сподвигает людей на такие спонтанные необычные шаги.
– Из-за девушки.
Я деликатно промолчала, но Василий решил уточнить:
– Я проспорил другу, что на сеансе у мага спрошу, где и когда встречу свою судьбу. А он вызвался сам все организовать.
– И тебе ответили? – уточнила я.
– Я истратил свой вопрос на пропавших детей. Колдун… Если, конечно, это был он, сказал, что потери – естественный процесс, когда одно Время сменяет другое. Белиберда невнятная…
Я поежилась от нехорошего холода внутри живота.
– Откуда ему известно?
– Этого мне спросить не дали. – Василий демонстративно потер затылок. Даже невооруженным взглядом было видно, какая у него там шишка. – Скажи, ты слышала когда-нибудь о Хранителях?
– Нет. Мы всего неделю назад переехали, – отрезала я. И, чтобы хоть как-то унять тревогу, сменила тему с мистической на обыденную: – А где ты работаешь?
– Тут в кафешке недалеко. А вообще – в театре.
Ух ты! С Петрушкой я, кажется, угадала.
Василий махнул рукой, указывая на двухэтажное здание с часами и башенкой. Впрочем, уже знакомое по вчерашней доставке. Я узнала в Васе нерасторопного паренька на кассе, который долго собирал заказ, еще умудряясь болтать с девушкой в рыжей форме. Она оклеивала район ориентировками с детскими фотографиями.
Знай я тогда, что через несколько часов та же беда коснется и нашей семьи…
На стеклянной двери кафе тоже висела оранжевая листовка. Василий пропустил меня вперед, произнес негромко: «Я скоро», – и скрылся в глубине зала. Я заметила, как он направляется к серьезной деловой девушке в узкой юбке и строгой блузке, стоящей у входа с надписью «Служебное помещение».
Я заказала в терминале большой стакан кофе, забрала его и села за столик недалеко от окна. Над стаканом поднимался ароматный пар. Я грела в нем ладони. Так странно и непривычно брать еду для себя. Не упаковывать торопливо в курьерскую сумку, а сесть, как все, глядя на серый город в мелкой завесе грядущего дождя.
Над низким павильоном через дорогу горела синяя «М»-ка метрополитена. Люди появлялись и исчезали в распашных дверях. Напротив замерли чугунные кони, запряженные в синий вагончик, на котором желтели крупные буквы: «Авиа и ж/д кассы». Коней вел под уздцы вышедший из кабины вагоновожатый. Он тоже был частью памятника.[14]
Я достала из кармана телефон. На холоде тот успел наполовину разрядиться. Набрала маме.
– Алло!
– Вы где? – спросила я.
– Возвращаемся с папой домой. Смотрели камеры на подъезде и по району. – Голос в трубке звучал устало.
– Есть новости?
Мама помешкала.
– Нет, – бесцветно сказала она. – Я уже не знаю, что делать. Приедем, поговорим.
На заднем плане у них послышалась возня и автомобильные гудки – наверное, толкались в пробке на проспекте.
– Ладно, – шепотом сказала я и сбросила вызов.
«У меня тоже сегодня ничего не вышло, мамочка…»
Я машинально взглянула в окно. Кафе стояло на возвышении, отчего улица просматривалась далеко вперед. Ветер остервенело трепал деревья. По ним пробегали волны, то клоня ветви к земле, то вновь позволяя им распрямиться. Я пила кофе, глядя в усталом исступлении – треснут ли пополам, сломаются или нет?
Краем глаза я заметила фигуру, подходящую к столу, – Василий вернулся, закончив разговор по работе.
– Здесь всегда такие ветра? – спросила я из-за плеча и обернулась. Но Васи не было.
Куча народа столпилась на небольшом пятачке между терминалами для заказа и кассами. Мимо протиснулся мужчина:
– Я врач. Что случилось?
И хлынули звуки: возгласы, громкие шепотки, хлопки двери. Кто-то попросил у кассира воды. Другой уже звонил в скорую. Я заметила Василия и девушку, с которой он общался, поспешивших из глубины зала навстречу столпотворению.
За чужими спинами не получалось различить происходящего.
– Что такое? – воскликнула я.
– Человеку стало плохо, – добросердечно объяснили рядом. – Лицо перекосило. Как будто инсульт.
– Да не инсульт это! – встряла пожилая женщина по правую руку. – У него вся щека в какой-то темной треснувшей корке. Кожная болезнь. Не трогайте руками! – вскинулась она на кого-то в ближнем ряду. Толпа всколыхнулась, попятилась.
Снова оглушительно хлопнула дверь, отлетела наотмашь и, описав дугу, врезалась в стену. Стекло треснуло, покрылось мелким витиеватым узором, но удержалось в раме. Все вздрогнули. Я оглянулась. Холодный ветер полоснул по лицу, будто порывы его, не наигравшись с ветками на улице, пролезли сюда – качать и ломать людей, биться в тесном зале.
– Вызовите скорую! Кто-то звонил уже?
Я пощупала карман. Кофейный стакан остался забытым на столе. А вместе с ним и… телефон! Я попыталась протиснуться сквозь набежавший народ к своему месту, надеясь, что в суматохе старенький мобильник не привлек ненужного внимания.
– Пропустите, пожалуйста!
– Куда-то торопишься, девочка? – спросили сверху. На плечо опустилась рука. Я вскинула голову.
Передо мной стояли трое в одинаковых плащах – центральная фигура ниже своих товарищей, более тонкая, субтильная. Девушка. На глянцевой черной ткани сверкали крупные капли дождя.
«Какой дождь? Ведь на улице просто ветер!»
У девушки, преградившей мне дорогу, оказалось изящное лицо с россыпью ярких веснушек. Глаза с хищным разрезом чуть мерцали зеленоватым. Из-под капюшона вились длинные рыжие волосы.
– Потусторонняя? – спросила она, но, как оказалось, вовсе не меня.
– Пока не знаю, – ответил высокий смуглый брюнет справа.
Я дернулась, и рука девчонки крепче сжала плечо. Я оглянулась в поисках помощи, но никто в такой участливой толпе не поймал мой взгляд. Слишком увлеклись помощью другому человеку, или же сострадания их хватало лишь на одного.
Вспомнилось: если не можешь победить силой, действуй хитростью. Незнакомка ждала, когда я рвану в сторону, но она никак не ожидала, что я нырну вниз.
Красивые тонкие пальцы с острым маникюром схватили воздух. Но мне-то легче – я мелкая, а значит, более маневренная.
– Володя!
– Я разберусь.
За спиной послышался топот – парень бросился следом.
Ага, разберешься ты!
Я кинулась мимо столов ко второму выходу, забыв про стакан с кофе и даже телефон.
Правильно говорила мама: «Постарайся не потеряться». Я постараюсь, мамочка… А потом мы найдем Василиску, соберемся и уедем. Этот город полон психов!