Как живописцы смешивают элементы разных художественных стилей, так и Потусторонние совмещают в себе черты различных существ или даже предметов.
В Институте на эту тему ходит замечательный анекдот, что кто-то лет 100 назад, когда, наконец, встал вопрос классификации, так же пошутил про великие картины в музеях. Потому теперь вместо звериных, химерных, эфемерных, полумерных и прочих Потусторонних мы имеем Потусторонних рембрандтского, ренуарского, шишкинского и серовского типов.
Хотя удобнее было бы классифицировать их по местам обитания или, скажем, степени разумности. Те же земельники, которых и другие-то Потусторонние за людей… ну, то есть за сородичей, не считают. Те чаще всего во зятсясамиссобойвкатакомбахилиотдаленныхчастяхметрополитена.
Что ж… По заветам Великорецкого, ожидаем явления Потусторонних имени Шагала, Кандинского и Малевича.
смайл *рука-лицо*.
И вот я здесь. Среди чудаковатых незнакомцев, бо́льшая часть которых уверена, что город населен не только людьми, но и потусторонней нечистью. И что эти неуловимые создания украли мою сестру. И других детей. Сюрреализм – чудовищный и беспощадный.
Пока такси несло нас вдоль стремительно меняющихся улиц, я пару раз достала телефон и перечитала сообщение от Вольдемара.
Ну и имечко! Наверняка не настоящее, а лишь для отвода глаз. Прикрытие. Как магический полог, из-за которого мы с Васей не должны были разглядеть трех ребят в кафешке. Но разглядели. Хотя даже не старались.
Про Васю не знаю, но я человек, по жизни далекий от всего волшебного. И послушать бы разум теперь, и бежать что есть мочи, бить в тревожные колокола: «Я знаю, кто похитил Василису!»
Только что за упрямый червячок подтачивает изнутри, извивается, притаившись в теплой ямке за желудком? И почему так легко верится словам Лёни и Ярослава, что помощи ждать больше неоткуда?
Ярослав…
Пока он расплачивался с таксистом, я украдкой следила за ним с заднего сидения. Отсюда открывался великолепный вид на его всклокоченную голову, ухо и часть щеки. Обычная щека, обычное ухо – чуть округлое, с розоватым полупрозрачным хрящиком.
Если бы я умела рисовать и надумала изобразить портрет Ярослава Давыдова, то, дойдя до уха, подумала, что парень похож на мышонка – из-за сглаженного кончика. Мышонка, первым бросающегося на кота. Внутренняя взъерошенность и упрямство читались в плотных уголках губ, напряженных скулах и короткой вертикальной морщинке между бровями. А ресницы черные и прямые, стремительные, как пики на чугунной ограде дворца. Жаль, конечно, я не умею рисовать. Мотнув головой, я отогнала непрошеную мысль в сторону.
Мы вышли из машины, оставив несколько озадаченного таксиста гадать, что за необычный спектакль репетировали по пути.
Возле дороги, огороженная решетчатым забором, стояла пятиэтажная школа. Пустая и словно… забытая? Конечно, ведь сейчас каникулы. На детской площадке в стороне резвились несколько детей лет девяти-десяти. Карусель вертелась с натужным ржавым скрипом. Возле нижней ступеньки школьного крыльца лениво потягивалась худая трехцветная кошка. Будем считать, на удачу. Даже если я не знаю, какой именно улыбкой та должна нам улыбнуться.
Автомобиль с желтой шашкой попятился на узкой улице, неловко развернулся и укатил восвояси. Ярослав уверенно свернул на асфальтовую дорожку, ведущую за школьный двор. Мы очутились на бетонном пятачке, зажатом между обшарпанными глухими фасадами без окон. Кирпичная кладка внизу окрашена в бежевые и розовые тона. Причем безобразно: маляры заляпали и подвальные двери тоже. Сизые завитки граффити придавали переулку убитый вид.
Я поежилась, стараясь не отставать. На удивление, даже с костылем Ярик умудрялся идти достаточно быстро.
Дорога вела дальше – между заборами и гаражными коробками – к неприветливому желтому зданию. Железную дверь проходной оставили распахнутой, на посту охраны в предбаннике горела настольная лампа и лежала раскрытая тетрадь с записями посещений. В чашке застыл коричневый чайный налет. Самого охранника нигде не было.
– Странно, – негромко произнес Ярик. – Отлучилась куда-то? Не должна.
Он передвинулся в сторону. Проход за стойку перекрывало ограждение из металлических трубок. В нем была калитка, как на кассе в супермаркете, с красным предупреждающим знаком «кирпич». Ярик щелкнул шпингалетом, отодвинул створку и прошел в серый, полутемный холл. Оглянулся на застывших нас.
– Тебе не кажется, что врываться сюда без спросу немного незаконно? – спросил Вася.
Мама бы оценила воспитание: не лезет без разрешения, общественных правил не нарушает. Не зять, а золото. Я не сдержалась и фыркнула. Вася коротко глянул через плечо – видимо, воспринял на свой счет.
– Не, не думаю, – произнесла я интонацией парня из рекламы кислых леденцов. Протиснулась мимо и встала рядом с Ярославом.
– Нам на второй этаж. Если ничего не случилось, все работники наверху. – Парень махнул в конец коридора, где горела зеленая табличка «Выход» и угадывался путь к лестнице.
Впрочем, в коридоре я все равно оказалась позади. Семенила в темноте, стараясь не наткнуться на тут и там торчащие углы шкафов и тумбочек, вынесенных из кабинетов.
– Мы принципиально не включаем свет или без него интереснее? – спросила я, в очередной раз запнувшись обо что-то на полу.
– Похоже, у них тут не все ладно, – тихо произнес Ярик, зажигая фонарик на телефоне.
Как он сказал в такси? «Если бы все в мире случалось по законам адекватности». Раз его все устраивает, зачем он вызвался помогать нам? И помогать ли вообще?
Изнутри здание меньше всего походило на фабрику. Гораздо вероятнее – на старое учебное заведение или казенную контору. Воздух словно впитал в себя затхлость – душную, как слежавшаяся вата.
Телефон в кармане издал несколько тревожных звуков и затих. Я вздрогнула и остановилась. Снова сообщение от неизвестного? Голубоватый свет телефона разогнал сумрак коридора. На экране висело окошко с пропущенным вызовом от мамы. Через полминуты пришло сообщение:
Ты где?
Я почувствовала себя виноватой. Вот они с папой вернулись в квартиру, а меня нет. И вестей от меня нет. И это после исчезновения Лиски…
На работе, – прикусив губу, написала я. Терпеть не могу врать, но как рассказать о том, в чем сама пока не могу разобраться?
С полминуты телефон молчал, затем выдал новое сообщение:
Приезжай домой. Координатор от волонтеров хочет с тобой пообщаться.
Я набрала ей, но мама сбросила звонок. Секунд через десять пришел ответ:
Мы разговариваем.
Хорошо, – подумала и напечатала я. Подняла глаза.
Ни Василий, ни тем более упрямый Ярослав не заметили, что я отстала. Вот только что, казалось, я слышала их голоса, а теперь коридор снова пуст и темен. Холодный сумрак подступил, обнял за плечи. Навалилась тревога. Я поспешно затолкала мобильник в карман, потом передумала и достала вновь. Зеленая лампочка «Выход» манила к себе. Помня слова Ярослава о втором этаже, я поднялась по лестнице, подсвечивая путь телефоном, и свернула под арку с табличкой «Отделение покраски».
Коридор здесь был в точности братом-близнецом предыдущего, разве что без мебели. Дверные проемы, одинаково безликие и чужие, тянулись по обеим сторонам. Куда теперь? Я бесцельно побродила туда-сюда. Кафельная плитка скрадывала шаги, от звенящей тишины закладывало уши. Ни звука. Ни шороха. Ни щелчка или скрипа.
– Вася, – шепотом позвала я, тревожно озираясь. – Ярослав…
Голос канул во тьму, как в бездонное черное озеро. Томительную паузу спустя вдалеке негромко стукнуло. Я напряглась: не померещилось ли? Следом донеслось неразборчивое бормотание.
– Ребят! Если вздумаете меня пугать…
Я так и зависла после этого «если» и, обдумывая его, осторожно пошла на звук. Кажется, говорили в четвертой комнате слева. Я замерла возле нее и прислушалась. Теперь голоса звучали совсем отчетливо.
– Да тебе показалось. Нет тут никого! Иди работай, – разгневанное свистящее шипение.
Снова стук упавшего на пол габаритного предмета.
– Ай! Камнем тебя посеки! Держи ровнее. За разбитых кукол нам не заплатят.
– Они валятся, как доминошки, – плаксивым басом пожаловался второй. Я прильнула к стене и на всякий случай погасила экран мобильника. Возле лица теперь покоилась перекошенная табличка: «Раскраска барельефов».
За дверью натужно кряхтели и тяжело отдувались.
– Оп, взяли! Оп, потащили! Вперед! – аккомпанировал действию первый голос. Команды повторились не меньше десятка раз, с тем же бодрым выражением. Затем наступила продолжительная тишина.
Выждав еще пару ударов сердца, я отлипла от холодной стены и толкнула дверь. Та медленно распахнулась по широкой дуге. Посреди комнаты неподвижно, несколькими шеренгами стояли люди. Целое немое сборище в непонятном ожидании. Я вздрогнула и испуганно попятилась, не успев потянуть за собой дверь, но ничего не произошло. На меня даже не оглянулись. Через несколько секунд до меня запоздало дошло – это просто манекены. Пластиковые фигуры на штативе. Пусть и в натуральный человеческий рост.
Я осторожно обошла безмолвный строй, посветила фонариком в неподвижные глянцевые лица и, убедившись в их полной безжизненности, наконец позволила себе осмотреться.
В бледном мерцании экрана мастерская ощетинилась множеством резких теней и острых углов. Напротив входа стояли два массивных стола. Лампы на гнущихся металлических ножках были выключены. Кучи принадлежностей для рисования топорщились в подставках или просто валялись рядом. И ни одной живой души. Только выпуклые картонные и пластиковые барельефы лежали и висели на просушке вокруг. Я машинально прочла несколько названий: «Желудок жвачного животного», «Строение кожи», «Общий вид печени». Объемные рисунки хоть и выглядели безобидными, но в мертвецком сиянии внушали неприязнь.
Но кто же тогда разговаривал?
Словно в ответ, сзади деловито завозились:
– Еще дюжина, и готово.
Я рывком обернулась. Свет телефона метнулся в противоположную сторону, выхватил из темноты манекены, стойку с белыми халатами и полки с потрепанными книгами. Никого.
Зато голоса не умолкали:
– Угу. Легко сказать. Тяжеленные…
– А ты их за ноги, за ноги. И башкой вперед!
Напротив замерших манекенов поблескивало мутное настенное зеркало в металлической раме. Казалось, фигуры смотрят в него, как в телевизионный экран. Что-то странное, впрочем, с ним действительно происходило. Я могла поклясться, что голоса раздаются из-под него. На цыпочках, двигаясь бесшумно, я приблизилась к зеркалу.
Возле края амальгамный слой потрескался, пошел ржавой старческой рябью. Мутная поверхность еле заметно дрожала, пуская расходящиеся волны. Я встала к зеркалу боком, не прикасаясь, заглянула в зазор между рамой и крашеной стеной. Ничего. Осмелев, я поддела раму пальцем, потянула на себя и вверх, стараясь не сорвать с креплений. Под ней не пряталось ничего, кроме оголившегося глухого бетона.
Сдерживая вздох разочарования, я собралась медленно вернуть раму на место, но она, подлая, выскользнула из влажных от волнения пальцев и шарахнула о стену с жутким шлепком и стекольным звоном. Я отпрянула. Кажется, стекло уцелело. Только вот выдало меня с потрохами.
– Ты видишь? Кто-то следит.
Я прижала к груди мобильник, загораживая свет фонарика, но было поздно.
– Я проверю, а ты расставляй их, расставляй, хозяин скоро вернется.
Что-то с тихим шлепком упало на пол. Боковым зрением я уловила мелькнувший возле ног голубоватый силуэт. Услышала ехидный смешок. И лишь тогда опустила голову.
Возле книжного шкафа между зеркалом и входной дверью сидел зверь. Больше всего он смахивал на плод неудачного научного эксперимента по скрещиванию животных или фантазию полоумного таксидермиста: верхняя часть туловища явно была взята от мелкого млекопитающего вроде кота, только с совершенно плоской головой. На месте ушных раковин виднелись едва заметные прорези-полумесяцы, какие бывают у крупных ящеров. Задние же лапы заменял селедочный жирный хвост, покрытый крупной чешуей. От нее исходило язычками синее пламя, похожее на пламя газовой горелки, которое почти не светит, разве что греет. Чешуя незаметно переходила в персиковый плешивый мех, врастала в него.
Заметив меня, Потусторонний – а это явно был он! – совершенно по-человечьи растянул морду в улыбке.
– Приве-е-ет, – наконец перекатисто мурлыкнул он и облизнулся.
Бледные усы длиной с ладонь дернулись. Голос у Потустороннего был высокий, с нехорошей сладостью. Не сводя с него глаз, я отступила, но тут же уперлась в спинку стула. Волоча за собой рыбий хвост, Потусторонний по-кошачьи потянулся, выгибая спину и перебирая лапами, и отряхнулся от головы до хвоста. Замерцало сияние. Полетели брызги. Несколько капель попали мне на очки. Я автоматически зажмурилась, а когда открыла глаза, Потусторонний выглядел иначе: теперь рыбья часть исчезла, а вместо нее непонятно откуда возникли две покрытые редкой шерстью лапы. Разминая их, Потусторонний потоптался на месте. Брезгливо отшвырнул выпавшую чешуйку и уставился на меня, будто только что заметил:
– Скажешь что-нибудь наконец, глупая?
Я попыталась шевельнуть языком, но он точно прирос к нёбу. Потусторонний сделал пару шагов по дуге. Он внимательно принюхивался, но нападать вроде не спешил, лишь нервно подергивал тощим полосатым хвостом, в точности котовьим.
– Ну и молчи, если хочешь. Все равно не поверят, – с человечьей досадой отмахнулся он и, виляя задом, двинулся к шеренге кукол.
Я потерла переносицу, не понимая: радоваться, что ему до меня нет дела, или на всякий случай заорать, зовя на помощь. Смахнула воду с очков и, почувствовав что-то липкое, поднесла руку к лицу. Грохнувшее об стену зеркало рассекло мне указательный палец. На подушечке рядом с ногтем выступили крошечные красные капли.
Забыв о манекенах, Потусторонний резко обернулся.
– Во-о-от ка-а-ак, – с непонятным выражением протянул он, не то довольно, не то с затаенной злостью. – Так ты из этих… Древняя кровь. Шипучая. Вкусно. Сильный люд, могущественный. Только зря. – Внезапно Потусторонний затрясся и разразился сухим, трескучим смехом. – Зря-зря-зря! Грядет время, разломы под землей расширятся. Духи вернутся в этот мир. Придет с моря злая вода и погубит город. Бесов град все равно утопнет. И быть месту сему пусту!
Последнее слово он выкрикнул фальцетом, после чего на секунду задумался:
– А может, немного ускорить процесс?
Я и рта не успела раскрыть, как Потусторонний, оттолкнувшись от пола, пружинисто подскочил, целясь когтями мне в бедро. Но не тут-то было… Тупое оцепенение наконец спало.
Я прыгнула вперед и вбок, на лету сбивая стул, ладонями оттолкнулась от дверцы шкафа и бросилась к выходу.
Потусторонний увернулся от удара и, цепляясь мохнатыми лапами, забрался по вертикальной стене на оконный карниз. С завидной легкостью он перемахнул полкомнаты и оказался рядом с входной дверью, на полке с макетом человеческого черепа.
Я шарахнулась назад. Потусторонний оскалился и захохотал. Морда его скривилась. Сбив с полки череп, он с завидной ловкостью метнулся на шкаф и присел, напрягшись перед новым броском. Хвост существа извивался, оставляя в воздухе синеватые росчерки-следы. В комнате будто замерцало миниатюрное северное сияние.
Потусторонний спикировал вниз, вцепился коготками в мой шарф и цепко повис, заорав визгливо и мерзко:
– Я держу ее! Держу! Скорее!
Содрала шарф, изо всех сил швырнула в стену вместе со светящимся уродцем. Затем схватила первую попавшуюся вещь – ею оказалась банка с грязной водой, стоявшая на краю стола, – и швырнула в Потустороннего, который успел откатиться в сторону, подняться и вновь приготовиться к прыжку. Прыжка, однако, не состоялось.
Вода с примесью краски окатила существо, пригибая его к полу. Потусторонний беспомощно засучил задними лапами, которые на глазах срастались и покрывались матовой тускло-зеленой чешуей. Увесистый хвост лупил по полу с влажным чмокающим звуком – прямо как рыба, бьющаяся об лед.
В голове шумело раскатистое эхо. Я развернулась и попятилась к выходу. Сзади простучали шаги. Ярик? Вася? Услышали грохот и вернулись? Как хорошо, уберите скорей это от меня!
Но не успела я обернуться навстречу спасителям, как меня грубо схватили за плечи и потащили по комнате. Краем глаза я увидела Потустороннего, нырнувшего в зеркало, как в прорубь. Я забарахталась в чужих руках, пытаясь вырваться. Тщетно. Тогда я набрала в грудь побольше воздуха и заорала.
– Лёня сказал, у тебя было видение. – Голос Ярослава вернул меня из глубокой задумчивости. Оказывается, я шел за ним по коридору почти на автомате, не разбирая дороги.
– Видение?
На короткое время я позабыл, что случившееся вчера в перегоне между станциями «Гостиный двор» и «Василеостровская» не было хитрой иллюзией или галлюцинацией от усталости. Во всяком случае, по уверениям лаборанта из НИИ ГИИС.
– Это одна из ваших способностей? Развитых от общения с Потусторонними?
– Способность лишь некоторых из нас, – поправил Ярослав, не оборачиваясь. Он ощутимо замедлился. Специально, чтобы поговорить? Или, скорее всего, вымотался от напряжения? Далеко ли проскачешь на одной ноге, пусть и с костылем. – Кажется, ничего особенного, правда? Ну, мерещатся порой чудаковатые вещи, с кем не бывает. От этого же никто не умирает. Пока.
По спине Ярослава не разобрать было, говорит он всерьез или мрачно шутит. Я нагнал его и пошел рядом:
– Мне казалось, я бредил или видел сон наяву.
– Пассажиры в метро, превратившиеся в кукол. Наши ребята на станции. Рев в подземном тоннеле. Не слишком ли много совпадений для сна или бреда? – Он точно не рассуждал вслух, а спрашивал прямо у меня. Будто я знал ответ! – Скажи, там не было тьмы? – продолжил Ярослав с непонятным выражением: смесь настороженности с легким недоверием. И с надеждой.
– Какой тьмы?
– Обычной, только… как объяснить… Живой. Разумной. Страшной.
– Нет, – решительно качнул головой я и повторил: – Нет.
– Хорошо, – Ярослав слегка приободрился.
Я осмелился на вопрос:
– Откуда у меня ваши способности? Если сами говорите, что просто так ничего не бывает.
– Вопрос на миллион долларов. Советую при возможности поинтересоваться своей родословной. Иногда там находишь много любопытных деталей.
«Даже потенциальных сенсоров в городе наперечет. И все выявлены Хранителями чуть ли не с младенчества…»
«Это единственное видение?..»
«Посмотри по нашим книгам. И на всякий случай по гербовнику…»
Фразы одна за другой всплыли в голове. Почему-то я подумал про тетю Раю и ее аристократические корни, но промолчал. Да, семья у нас не совсем обычная, однако с мистикой жизнь никто не связывал. Разве что мама в Рождество иногда гадала на картах. Только разве для этого нужен особый дар?
«Гусев темнит. Сначала отказывается сотрудничать с Институтом, а сам тем временем ищет себе замену…»
– Я, скорее, по-настоящему сойду с ума.
Ярослав медлил с ответом. Мне показалось, разговор окончен, но тут он вновь подал голос:
– Мы с братом росли среди тайн и семейных легенд, и все равно я чуть не свихнулся, когда впервые получил видение. Хотел учиться на обычную профессию. В универ поступил. На IT. Знаешь, применение компьютерных технологий в медицине. Только зря. Выбрав тебя однажды, Город уже не отпустит.
– Ты так говоришь, будто он и правда живой.
– Живой-неживой, а проверено.
Ярослав замолчал. Мы остановились у подножия лестницы: левый ее пролет вел вверх, правый делал поворот на сто восемьдесят градусов и вел, вероятно, в подвал.
– Заглянем кое-куда. – Ярослав свернул вправо.
– Ярослав?
– Просто Ярик.
– Тебе помочь? – предложил я.
– Не надо. Сам.
Опираясь боком о перила, Ярик спустился по ступенькам, приблизился к крашеной металлической двери и уверенно отомкнул защелку.
– Там две ступеньки, не навернись, – бросил он через плечо с некоторой едва заметной долей превосходства.
Я перешагнул порог. В подвале пахло сырой известкой и плесенью. По ногам дул неприятный сквозняк. Ярослав уверенно направился в темноту.
– Кого мы ищем? Нам разве не на второй этаж?
– Проверяю одну догадку.
Он быстро водил фонарем из стороны в сторону. Взгляд улавливал по бокам от нас голые металлические стеллажи. На полках выстроились друг за другом коллекции гипсовых барельефов, модели черепов и отдельных органов.
Вынырнув из-под стеллажа, мимо нас вприпрыжку пронеслась толстая крыса. Бурый хвост волочился следом. Я шарахнулся. Ярослав невозмутимо проводил зверька взглядом и пошел дальше.
– Кто-то ее спугнул.
– Гнездо хишиг, ворующих сахар и обрывающих телефонные провода? – вспомнил я.
Ярослав качнул головой:
– Было такое дело.
– Название странное.
– Не страннее, чем какой-нибудь «пражский крысарик».
– Ты говорил про видения, Ярик. – Мне хотелось вернуться к волнующей теме. – Они сбываются?
По спине пробежали мурашки. Магия. Метро. Манекены.
– Зависит от нас. Надеюсь, это не сбудется. Мое недавнее, к несчастью, стало явью…
Ярик внезапно затих, направил фонарик на дальнюю стену. Только завязавшееся общение снова оборвалось.
– М-да… – Ярослав аж языком цокнул.
Поперек стены, от пола до потолка, тянулась черная, крошащаяся трещина. Бетонная пыль копилась в складках грубой рогожи, покрывавшей, по всей видимости, кучу мусора. Из-под ткани торчала неподвижная пластиковая рука.
Ярослав шевельнул ее костылем, затем поддел и откинул в сторону угол полотна, высвобождая на свет туловище.
Я вздрогнул. Манекен был один в один как в подземной каморке Мастера кукол. Разве что без звездной накидки и… Я нагнулся, опасливо рассматривая туловище куклы. В груди у нее блестела красно-розовым глянцевая пустота.
– Сердца нет. Может, не полностью собрали? – поделился я соображениями.
– Непохоже.
Ярослав наклонился, нащупал край и резко дернул полог на себя. Облако бетонной взвеси поднялось в воздух, я закашлялся, прикрывая рот и нос рукавом куртки. На полу вповалку лежали пластиковые тела с неестественно выгнутыми руками, ногами и вывернутыми головами. Невидящие глаза стеклянно пялились в пустой потолок.
– Становится интереснее, – пробормотал Ярослав.
Я тяжело сглотнул образовавшийся в горле ком. Вспомнились искусственные клапаны и шестеренки заводного механизма, голос кукольного брата Мастера, похожий на шелест песка.
– Кто же вас сюда притащил?
Я не успел ответить. Над головой раздался далекий пронзительный крик. Только теперь я сообразил, что мы больше не втроем, а вдвоем.
Потому что кричала Марго.
– Любовь Иоановна, ну что вы? – укоризненно (вот наглец ведь!) произнес Ярик.
Огромная тетка-сторож в форменной кепке с козырьком недоуменно пожала крутыми плечами:
– Нет, я не поняла, вы чего хотели? Фабрика пустая, у меня обход, захожу в кабинет, а тут эта! Стоит, в стену пялится. Подумала, опять воры!
– Хватать-то зачем? – проворчала я, потирая ушибленное плечо.
Первым на мой крик прибежал Василий. Ярик припрыгал минуту спустя, запыхавшийся и тревожный.
Краски и инструменты теперь были в беспорядке разбросаны под ногами. В суматохе мы сбили с подставки еще не закрепленную модель человеческого скелета в полный рост, и теперь россыпь косточек валялась на полу по всей комнате. Белые на черном.
«Этот город построен на костях. Смирись с его правилами», – вспомнились слова Ярика.
– Опять? Что значит «опять»?
В свете фонаря, который сторожиха переводила поочередно с нас на разгромленную мастерскую, лицо Ярослава казалось восковым. Наверное, услышь я свой крик со стороны, тоже перепугалась. Но парень быстро взял ситуацию в свои руки. Наклонившись, ловко подхватил пенопластовый барельеф и вернул на стол к остальным.
Я очнулась и кинулась собирать разлетевшиеся принадлежности для рисования. Вася пододвинул пустое ведро и принялся складывать в него детали скелета.
– Я искала вас, куда вы провалились? – прошипела я.
Василий смущенно мигнул, но ответить не успел.
– Это не наши приятели, посмотри? – позвал его Ярослав.
Гремя ведром с костями, Вася поднялся. Ярослав стоял в стороне и внимательно вглядывался – нет, не в лицо – во внутренности манекена: одного из тех, что немым строем по-прежнему стояли на своих местах.
Я торопливо сгребла в стакан кисточки для рисования и тоже приблизилась к ребятам. При ближайшем рассмотрении манекены оказались более неприятными и зловещими: раскрашенные розоватые и серые внутренности теснили друг друга во вскрытых телах кукол, при этом гладкие лица с горделивым, но безучастным выражением смотрели в одну сторону.
– Не хватает только красных пионерских галстуков, – хихикнула я малость нервно. Впечатления шутка, однако, не произвела.
– Видишь? Сердца нет, – произнес Ярослав.
– Вижу.
Вася колупнул пальцем края круглой, размером со сжатый кулак, полости в груди куклы.
– Почему в полный рост, а не только туловище? – проговорил он рассеянно.
– Для реалистичности, – хмуро отозвалась пожилая Любовь Иванна (или вправду Иоановна?), о которой я почти успела забыть.
Теперь сторожиха выглядела растерянной. И еще слегка оглушенной. Она явно не понимала, что с нами делать: на воров мелкая девчонка и два субтильных парня, один из которых с костылем, не тянули.
– Попрошу вас на выход, молодые люди. – Сторожиха деловито подбоченилась и стала аккуратно притеснять нас к выходу.
– Но…
Я скосила глаза на зеркало, куда скользнул Потусторонний. В нем отражалась противоположная стена, оттого казалось, что это не гладкая поверхность вовсе, а узкий проход, как вентиляция. Я подошла, дотронулась пальцами до прохладного стекла и лишь тогда различила себя в мутной амальгамной глубине.
– Иначе я вызываю полицию, – веско, хоть и не слишком решительно, добавила Любовь Иванна.
– Любовь Иоановна, не выдумывайте, – запротестовал Ярик.
– Давай-давай, Ярослав. Я тебе не Вадим Саныч. Моду взяли – шляться где вздумается.
Отпугивая темноту фонариками, мы двинулись в обратном направлении, к лестнице. Отчасти я даже была рада окончанию визита. Сторожиха шла позади, я слышала ее сопение.
– Ты зачем сюда свернула? – тронул меня за рукав Вася.
– Я услышала голоса, – шепнула я. – В комнате. А потом увидела Потустороннего.
– Что? Здесь еще кто-то остался? – снова всполошилась Любовь Иванна. Остроты слуха ей было не занимать. Ярик приложил палец к губам и сделал страшные глаза.
– Да никого здесь больше нет, – поспешил успокоить он. – Только мы. Кстати, почему? Что у вас с электричеством? Давно так?
Мы вернулись к проходной. Любовь Иванна бросила на стол фонарик, взяла пачку сигарет, облегченно задымила, стоя под козырьком крыльца. Я следила за сменой настроений на ее лице: от обескураженного непонимания до благостной лени. Заметив, что мы не спускаем с нее глаз, Любовь Иванна выдохнула дым в бледное, густое, как йогурт, небо.
– С позавчера, – неохотно сказала она и тряхнула головой с волосами цвета немытой моркови. Черная униформа плотно обхватывала ее пышную фигуру. – Я-то думала, устроюсь где потише, поработаю. Все равно лучше, чем на пенсии. Позавчера сижу на проходной, никого не трогаю, в мастерских уже никого нет. И вдруг здание ка-а-ак тряхнет! По стенам гул прошел. Грешным делом сначала подумала – новый теракт в метро.[27] Время ведь неспокойное. А тут под землей туннель где-то. Электричество выбило почти по всему предприятию. Ну, наверное, авария. Звоню начальству. Стали проверять помещения и обнаружили, что склад, где хранились учебные манекены, обнесли.