На этот раз в убежище нас продержали до позднего вечера. Даже ужин раздали из запасов убежища. У меня даже возникла мысль о том, что мы дождались войны, поэтому я задрал голову, чтобы взглянуть на цветовой индикатор счётчика Гейгера – Мюллера. Все в порядке, зелёный, значит, не война, а очередные танцы гражданской обороны. А может, и не только её.
Светлана, кажется, уснула, хотя поела с аппетитом. С хорошо видным всем заинтересованным лицам аппетитом, хоть это и непросто. Так себе качество еды, на самом деле. Но мы здесь все лицемеры, все. Как бы её устроить поудобнее?
Стоило мне задуматься, как прозвучал внутренний сигнал отмены тревоги. Стальные двери начали медленно раскрываться, а лязг и скрежет, сопутствующий этому, мог разбудить и мёртвого. Интересно, это так совпало, или кто-то подгадал выпустить нас за полчаса до отбоя?
Чем дальше, тем больше у меня создаётся ощущение того, что все эти тревоги нужны не для выработки рефлекса у нас, а для чего-то другого. Если подумать, очень удобно, к примеру, обыскать комнаты, пока все сидят в убежище. Не только в поисках чего-нибудь запрещённого, но и чтобы что-то подкинуть, например.
– Пойдём? – поинтересовался я у Светки.
Похоже, она действительно спала, глаза непонимающие. Настолько мне, что ли, доверяет? Да нет, не бывает такого, скорей всего, просто день утомил. Но до официального комендантского часа всего полчаса, и времени на размышления нет. Взяв девушку за руку, потянул к своему корпусу. Мужской корпус отделен от женского, чтобы максимально затруднить неформальное общение, но сейчас это нам, пожалуй, на руку.
Прикоснувшись к сенсору на входе своим удостоверением личности, я зафиксировал проход партнёрской группы в мужскую часть жилого корпуса. Все это уже прописано и зафиксировано, но таков порядок. Отступать от инструкции в последние дни – очень плохо. Да и неумно, честно говоря. Светка идёт как робот. Она будто и не понимает, что именно с ней происходит, и вот это мне не нравится.
– Вот кровать, – показал я ей на своё аккуратно застеленное место для отдыха. – Я сейчас надувнушку достану…
– Не надо, – остановила она меня. – Я решила… Пусть. Давай вместе ляжем?
– Ты уверена? – я заглянул ей в глаза, а там страх.
Кем же ты меня считаешь, девочка? Почему-то сейчас при взгляде на Светку хочется её обнять, утешить, что ли? Но ведь она не плачет внешне, только где-то глубоко внутри. Я просто это чувствую. Попробовал мягко обнять, как тогда, в кабинете, – почувствовал напряжение и отпустил. Как говорил папа, «такой хоккей нам не нужен». Надо её уложить в постель, а там разберёмся…
– Ты в душ пойдёшь? – поинтересовался я без задней мысли, только потом сообразив, как это прозвучало. Переодеваться-то ей во что?
И тут я получил подтверждение того, что в наше отсутствие в комнатах много чего может произойти. Во-первых, презервативов у меня отродясь не было, а тут целая упаковка обнаружилась на столе. Во-вторых, из полуоткрытого платяного шкафа высовывалась пижама. Судя по цвету, она была женской, то есть точно не моей, да и не люблю я пижам, не настолько у нас в Женеве холодно.
– Я бы пошла, но… – Светка осеклась, видимо, заметила то же, что и я.
Сейчас будет истерика. Как её убедить в том, что это – не моя инициатива? Опустила голову, подошла к шкафу. В каждом жесте, в позе, в эмоциях – обречённость. Как будто идёт на эшафот. С трудом сдерживаю желание обнять и успокоить. Нельзя, только хуже сделаю. Потянув к себе пижаму, прижав её к груди, Светка делает шаг к двери в санузел.
Маленькие у нас комнаты – два стенных шкафа, стол для занятий, кровать, и всё. Никаких тумбочек, украшательств – аскетизм во всём.
Полез под кровать, чтобы достать надувной матрац. Ожидаемо его там не обнаружил – тоже, получается, намекают. Теперь у меня очень серьёзная проблема – как провести ночь, учитывая, что комнаты прослушиваются? Понятно, что прыгать я на Светку не буду. Значит, нужен спектакль, для которого надо подготовить реплики так, чтобы в них поверили. Хорошо, что половую жизнь саму по себе никто не регламентирует, а то совсем было бы плохо.
Сел за стол, подумал. Реплики должны быть мало того что адекватными, но и с отсылкой к традициям семьи. Традиций моей семьи здесь, слава богу, никто не знает, так как мы – поздние переселенцы. Значит, будем упирать именно на них. Спокойно пишу реплики для себя и для Светки, прислушиваясь к шуму воды в душе. Не придумала бы она себе ничего…
Дверь открылась, показалась девушка в пижаме. Напряжена так, что, кажется, ещё немного – и будут судороги или ещё чего похуже. Хочу взять её за руки, но нельзя – напугаю ещё сильнее. Я же вижу… Встал, подошёл с листом бумаги в руке. Не могу сдержаться – просто обниму так, как во сне.
Что происходит? Светка уткнулась носом мне в рубашку, стараясь не прижиматься, но как будто желая спрятаться. От её эмоций просто физически больно. Был бы меч, уложил бы между нами, как в исторических романах, только чтобы не боялась так. Осторожно отвёл к кровати, уложил и завернул в одеяло, как когда-то давно делал самый близкий мой человек на этом свете. Отложил лист, на котором фразы записал, просто сел рядом.
– Не бойся, – прошу её, показывая жестом, что нас слушают. Медленно кивает. – Мы пока не привыкли друг к другу, поэтому предлагаю поиграть. Ты будешь маленькой девочкой, а я тебя уложу спать. Можно?
– Да… – тихо произносит Светка, а глаза её опять полны страха.
Но я говорю ровно то, что хотел сказать. Гашу свет голосовой командой и очень осторожно глажу её по голове, нехорошей реакции при этом не замечаю. Затем начинаю рассказывать сказку. Обычную сказку, которую малышам рассказывают, чтобы они лучше спали. Постепенно рассказ оказывает своё действие, как и очень лёгкие, почти невесомые поглаживания по Светкиным волосам. Её глаза закрылись.
Отчего-то ощущаю внутри тепло. Это тепло необъяснимо, оно будто само зародилось где-то в груди и теперь тлеет там мягким шариком. Нет внутреннего требования физической близости, а только непонятное мне желание заботиться, сделать так, чтобы Светка улыбалась, чтобы не плакала. Почему всё происходит именно так? Почему я так чувствую? Нет ответа.
Какое-то странное желание назвать её ласково – солнышком, котёнком, цветочком. Хотя, если приглядеться, она и есть маленький перепуганный котёнок. Которого очень хочется защитить. Пусть сладко спит.
Я думала, что сильнее, чем сегодня, испугаться вряд ли смогу. Но моя пижама в Витькином шкафу… Что я при этом испытала, описать невозможно. Мы весь день были… вместе, значит, это не он. Это моя запасная пижама, ещё утром она была в моём шкафу. Значит…
Логику нам тоже преподавали. Если пижама была утром в моём шкафу, а теперь она тут, значит, в наших вещах роются, и от них ничего не спрячешь. Эти, кому меня отдали, хоть какое-то личное пространство оставляли, а в гимназии, получается, его совсем нет. Хорошо, что я об этом узнала только к концу обучения, иначе точно сошла бы с ума.
Но вот сам факт наличия пижамы, да ещё и презервативы, явно удивившие Витьку, мне многое сказали, ведь я не дура. Дура бы в этой гимназии не выжила. Поэтому остаётся только покориться. Даже стало жалко парня, ведь он, наверное, думает, как мне это всё объяснить. Ну, если не врёт, конечно. Если врёт, то только порадуется.
Я иду в душ, нужно помыться, ведь за этим тщательно следят, к чему я уже привыкла. Необходимость раздеваться в чужом месте мучительна. Мне просто становится страшно оттого, что Витька может ворваться сюда. Стараюсь вообще не обнажаться перед чужими людьми, но вариантов особо нет. Надеюсь, хотя бы камер сюда не наставили.
Вода сегодня совсем не успокаивает. Наверное, я всё-таки слишком боюсь. Боюсь страшного, того, что может со мной сделать Витька просто потому, что он парень. И довериться боюсь, потому что будет больно. Я просто знаю, что люди обожают делать больно тем, кто им доверился. Хорошо, что в душе всё заглушает вода – можно поплакать. Выреветься нельзя – могут услышать, а просто поплакать – можно. Побыть маленькой девочкой, пока тёплые струи ласково омывают лицо водой.
Опять возвращаюсь мыслями к Витьке – обманет или нет? По-прежнему не могу представить, что он меня берёт силой, но ведь это ничего не значит! Мало ли что я не могу представить!
Натянув на себя пижаму, я выхожу из душа. Без белья почему-то ощущаю себя совершенно незащищённой. Я и так-то себя особо защищённой не чувствую, но вот в одной пижаме… Выхода у меня всё равно нет, что случится за дверями этой комнаты, я знаю, хотя и хочется просто убежать. Но я же не дура, я всё отлично понимаю.
Витька что-то явно писал, пока я была в душевой. Встаёт, подходит ко мне с листом обычной бумаги для переноса изображений. Я едва справляюсь со своим желанием убежать, а он очень мягко обнимает – так, как было во снах. Неужели это случится прямо сейчас? Я просто упираюсь в него лбом, стараясь не пустить. Не допустить прикосновения едва прикрытого рубашкой тела к своему. Впору кричать и убегать, но нельзя.
Витька куда-то ведёт меня, затем укладывает, как ребёнка, и так же, как ребёнка, укутывает в одеяло. Что-то необычное есть в его взгляде. Непонятное мне, как будто он что-то хочет сказать, но остерегается. Гладит по голове, и я замираю. Нет в этом жесте ничего животного, только что-то ласковое.
– Не бойся, – просит он. Я просто слышу, что в его голосе именно просьба, поэтому киваю. – Мы пока не привыкли друг к другу, поэтому предлагаю поиграть. Ты будешь маленькой девочкой, а я тебя уложу спать. Можно?
– Можно… – я ошарашена. Нет, я просто не поняла, что произошло. Это какие-то сексуальные практики новые, что ли? Или ему нравится… Да нет, не может такого быть!
Витька просто гладит меня по голове. За его рукой хочется тянуться, будто прося, чтобы это продолжалось вечно. А затем он спокойным тихим голосом, таким же, как в моих снах, начинает рассказывать. Что-то о волшебстве, принцессах, драконах… Да это же сказка! Витька рассказывает мне сказку? Мне?! Я ничего не понимаю…
Сон меня сморил совершенно неожиданно. А в нём всё продолжалось: я лежала, рядом сидел Витька, рассказывая мне сказки, а над нами было бездонное небо, полное сверкающих звёзд. Было очень тепло – и внутри, и снаружи.
– Сейчас ты спишь, котёнок, – произнёс Витька.
По-моему, впервые в моём сне он именно обратился ко мне, а не просто рассказывал что-то. И назвал он меня так ласково – котёнок. Сейчас я очень хочу, чтобы так же было и в реальности, но вряд ли это возможно. А парень тем временем продолжил свою речь.
– Ты спишь и видишь сон. Он должен быть очень хорошим, потому что ты этого заслуживаешь, – голос Вити был мягким и каким-то текучим. – Я никогда не сделаю тебе больно, не обижу, не заставлю плакать от унижения.
– Почему ты во сне такой? – я спросила то, что давно уже хотела спросить.
Он точно ответил мне, но, проснувшись, я никак не могла вспомнить, что именно. А это важно для меня, очень важно, тогда почему я не помню? Открыв глаза, я вижу Витьку. Он спит, сидя у меня в ногах, облокотившись спиной о стену. Значит, парень даже не лёг рядом, но почему? Я же готова уже ко всему! Почему он так поступает, кто мне объяснит?
– Проснулась уже? – я так погружена в свои мысли, не замечаю даже, что Витька уже не спит. – Сейчас я немного руками помашу, потом переоденемся и пойдём на завтрак, а затем – в город, согласна?
– Согласна, – киваю ему.
Вопросы можно задать потом, там, где нас не подслушивают, а сейчас нужно встать и хотя бы переодеться. Зачем он хочет ехать в город? Я замерла, раздумывая над этим, но почти сразу же поняла – мы же машину внаём решили брать! Может быть, взять автодом, тогда не будем зависеть от гостиниц… Не знаю, надо подумать и спросить Витю. Парень сегодня доказал, что ему можно чуть-чуть довериться. Возможно, совсем немного, но можно.
Витька как-то очень привычно скидывает рубашку, потягивается, разминая спину, затёкшую во время сна в неудобной позе, и начинает делать свою зарядку, которую никто из девчонок не видел, но слухи ходят, конечно. Мне самое время покраснеть, а я смотрю на его руки, как мышцы перекатываются под кожей. Нельзя сказать, что вот прямо любуюсь, но посмотреть есть на что.
Странно, наверное, разглядывать тело парня, которого боишься?