Нервничаю я. Просто не знаю, как начать разговор со Светкой. Вдруг она решит, что я хочу её в постель затащить? Девчонка-то красивая. Наверняка же отбою от парней нет, только блюдёт она себя – даже слухов о ней нет никаких. А если нет слухов, значит, повода не давала, ни одного. Просто так трепать языком у нас не будут – за это очень больно может быть.
Индивидуальные рюкзаки типа «попробуй не купи». Довольно быстро разобрался, почему индивидуальные: во-первых, у девушек и юношей наполнение различается, во-вторых, там дозиметры. А наполнение различается логично – девушкам прокладки многоразовые, впервые такое увидел, кстати, а у юношей – презервативы. Спасибо, хоть они одноразовые. Называется все это «аварийный комплект». Голову бы открутить тому, кто этот комплект составлял, но, говорят, полиция проверять будет – значит, всё серьёзно.
Как-то немного не по себе от того, как всё закручивается. Неужели дело действительно к войне идёт, или пугают просто, чтобы от проблем отвлечь? Впрочем, какая разница, меня-то точно никто не спросит.
Всё-таки, как подойти к Светке? Не просто же так она прикосновений боится, значит, что-то в её прошлом есть. Не задеть бы случайно. Может, книгу по психологии взять? Хотя эта психология после зачёта по ней до сих пор, кажется, в кошмарах снится, хорошо, хоть неприятные сны прекратились. Теперь мне снится Светка. Кажется, сны меня меняют, начинаю на что-то надеяться.
Странно, вроде бы и нет влюблённости никакой, а иногда так хочется, чтобы сон был правдой. Посидеть с хорошей и, что скрывать, красивой девушкой, просто глядя в небо. Рассказать ей о звёздах, ощущая доверчиво прильнувшее тело. Мечты… Мечты… Страшный ты зверь, одиночество.
Отбой дали, надо двигаться. Взять себя в руки надо, я, в конце концов, мужчина, чего я так разнервничался-то? Откажет и откажет – один поеду. Хотя одному нельзя, это я забыл – характеристика. Может, сказать, что к экзаменам готовлюсь? А как воспримут? Бич наш – эти бумаги. О человеке судят по бумаге, совершенно не думая составить своё мнение. Говорят, во всей Европе так, но я не знаю. В Германии даже хуже – на любой чих нужна бумажка.
Скоро четыре… Лучше всего, наверное, будет поговорить в парке – и народу меньше, и вряд ли кто-то подслушает. Говорят, кстати, что в гимназии коридоры и комнаты прослушиваются. Я уже, наверное, во всё поверю, даже в микрокамеру в душевой. При правильном обосновании всё можно. А правильно обосновывать большие дяди и тёти умеют.
Если всё получится, точно в Бога поверю. Вот, кажется, ничего такого предложить не хочу, просто изобразить пару, ведь я её не коснусь даже, а страшно так, как будто на экзамен иду. Или в любви собрался признаваться. Почему так? Я не понимаю ни себя, ни своих реакций.
Все-таки интернат не способствует личному развитию, мы здесь все одинаковые, как солдатики. Одинаковая серая одежда с гербами гимназии на груди, одинаковое воспитание, отучающее проявлять чувства на людях, заменяя их «правильными» манерами. Лицемерить нас учат с самого начала, и, честно говоря, лучше бы били. Потому что после этого морального садизма больно долгие годы. Мне есть с чем сравнивать, отчим как-то постарался. До сих пор боится, что я стукану, поэтому, наверное, и не выкинул на помойку.
– Привет, – улыбнулся я Светлане.
Чувствую, что она тоже нервничает. Странно, ей-то с чего? Если приглядеться, можно заметить дрожание рук. Она боится? Меня?
– Привет, – очень тихо ответила она.
– Пойдем в парк? – довольно невинное предложение, на которое получил кивок и удивлённо-испуганный взгляд.
Пока идём, можно попытаться спланировать разговор, ну и вместе подумать, если получится. Голова чистая, работает как компьютер, оценивая Светкины реакции, а вот свои собственные… Хочется защитить. Внутреннее такое ощущение – закрыть собой и защитить от всего на свете. Изменили меня сны, похоже.
Дошли до скамейки, не сговариваясь сели. В это время здесь могут быть только школьники. Пожилые в эту часть парка не заходят, а остальные работают. Это вам не Россия, это Швейцария, тут кто не работает, в лучшем случае депортируется, а в худшем вообще исчезает. Но говорить об этом, конечно, не принято. Пока ты платишь налоги и работаешь – кажется, что вокруг рай. Но не дай тебе бог потерять работу, заболеть или ещё что-то в этом роде. Даже проверять не хочется, что будет в этом случае. Вот в Германии всё известно – от голода не умрёшь, но это дорога в один конец.
– Света… – не знаю, как начать, чтобы сразу не отпугнуть. – Я хотел тебя спросить, у тебя же права есть?
– Есть, – посмотрела она на меня, как на идиота.
Правильно, кстати, посмотрела. У нас у всех есть права – это один из этапов обучения, несмотря даже на то, что автомобили имеют автопилоты, но права – это традиция, а Швейцария следует своим традициям. Даже тем, которые совсем уже глупые, по моему мнению. Но моё мнение нужно держать где-то очень глубоко.
– Ты очень хочешь ехать со всем классом? – поинтересовался я, не зная, как перейти к моему предложению.
Мне показалось или я увидел в Светкиных глазах надежду? Впрочем, она сразу же опустила голову, не давая мне увидеть выражение её лица. Внутри меня всё напряжено, я даже не могу оценить её восприятие моих слов. Как будто первый экзамен сдаю – просто страшно сказать что-то не то.
– Не сильно, – тихо призналась она, но больше ничего не сказала. И тогда я решился.
– Давай возьмём машину внаём, – быстро, чтобы Светка не успела прервать, заговорил я. – Покатаемся… вдвоем. Ночевать можно в гостинице, даже в разных номерах, я не буду на тебя покушаться, ты не думай!
Во время своей речи я даже глаза закрыл. И теперь сижу, жду её приговора так, как будто от этого зависит моя жизнь. Что это со мной?
Кажется, я готова поверить в Бога.
От Витьки я даже не знаю, чего ждала. Может быть, предложения встречаться, хотя вроде бы повода не давала. Или что просто предложит, как у нас говорят, приключение на одну ночь. Но вот такого – абсолютно точно не ожидала.
Во-первых, он сильно волнуется, даже побледнел. Неужели ему так важен мой ответ? Разве он это не всем девчонкам предлагает? Тут я задумалась. Витька сказал, что не будет покушаться на меня, можно ли ему верить? Почему-то очень хочется верить. Но ошибка мне может дорого обойтись. Или…
В позавчерашнем сне я спросила Витьку, как понять, какое решение правильное. Почему-то именно во сне я ему доверяю, как дурочка. Но, может быть, это потому, что во сне? Сказки там… Витька-из-сна предложил не оценивать последствия каждого из вариантов, а просто решить, что мне ближе. Интересно, что это такое – наши сны? Во сне я бывала в таких местах, которых даже на картинках не видела! Может быть, это не просто сны?
Я задумываюсь.
Если предположить, что Витька говорит правду… Тогда получается идеальный вариант. Регистрируемся как пара, ради такого можно и за руки подержаться, я потерплю. Зато тогда будет месяц покоя. Ни угроз, ни необходимости строгого соблюдения правил, ни лицемерия. Вот в чём-чём, а в том, что Витька не стуканёт, я уверена.
Если же он лжёт, тогда как могут развиваться события? Начнёт приставать, может, даже побьёт, хотя в это совсем не верится. В отличие от Уве и Маттиаса, Витька об этом точно никому не расскажет и не будет это делать… постоянно. То есть у меня выбор между просто страшным или страшным и ещё жутко унизительным. Не хочу выбирать! Не хочу! Но нужно…
Уве не слишком сильный, значит, позовёт ещё кого-то, чтобы меня держать. Все-таки он – не здоровенный мужик против тринадцатилетней девчонки. А значит, будут не только свидетели, но и участники. Хотя может просто шокером вырубить, у него есть. После такого для меня не будет ничего. Просто совсем ничего. Как у Ренаты, с той только разницей, что я буду живой.
Почему мне не верится в то, что Витька будет делать страшное? Ведь он такой же пацан, как Уве, Рихард, Маттиас! Так же, как они, думает только о постели, девчонки шептались, я слышала. Правда, о Витьке слухов нет. Ну, кроме того, что он любит только себя, в том числе и в отношении постели. А у нас есть девчонки, которые совсем не против, значит, не стал? Или побрезговал?
Молчание затягивается, а я всё никак не могу принять решение. Хотя что тут думать? В поездке с классом моя жизнь закончится абсолютно точно. Я просто не смогу после такого жить. А с Витькой – ещё неизвестно. Вот только вопрос в том, не проще ли пойти по пути Ренаты заранее. Нет, могут откачать, и тогда я мёртвым буду страшно завидовать, я знаю. Значит…
– Я согласна… – мой голос дрожит так, как будто я на приёме у гинеколога, которому надо рассказать… всё. – А как мы это обоснуем?
– Я выяснял, – ответил Витька.
Господи, неужели в его глазах счастье? Я вглядываюсь в эти глаза цвета неба из моих снов и не вижу в них ничего животного. Они сияют как-то освобождённо, как во сне.
– Мы с тобой идём к проректору и регистрируемся как партнерский союз, – объяснил он мне. – Мы совершеннолетние, поэтому можно. Тогда любые проверки отпадут, понимаешь?
О да, я понимала! Я ещё как понимала, особенно тот факт, что официальный статус даст ему огромную власть надо мной. Как, впрочем, и мне над ним. Но вот от Уве я буду абсолютно точно защищена, потому что тогда любая его попытка – уголовное преступление. Витька узнал о планах Уве и захотел меня защитить? Или же решил сделать так, чтобы никто его ни в чём не обвинил после того, как он сделает страшное? Какой ответ правильный?
– Понимаю, – кивнула я, касаясь его дрожащей рукой. – Пошли?
Витька осторожно и как-то очень мягко взял мою ладонь в свою руку, а я замерла, оценивая ощущения. По крайней мере, противно мне это точно не было, скорее комфортно. Странное ощущение, честно говоря, необычное.
– Не бойся меня, – попросил он тихо.
Неужели мой страх так легко читается? Это плохо. Надо проверить перед зеркалом, не дай бог, кто-то увидит мои настоящие чувства. Нельзя расслабляться, ни на минуту нельзя!
– Я никогда не сделаю тебе ничего плохого!
Сколько пафоса в этой двусмысленной фразе! То, что он будет делать, по его мнению, будет для меня хорошо. А моё мнение кого-то разве интересует? Эх, Витька… С другой стороны, я чувствую его волнение, и внутри меня зреет надежда на то, что он не врёт. Взбрыкивать и показывать характер я не буду, потому что страх, что Витька просто уйдёт, сильнее желания устроить истерику. Да и не настолько я ему доверяю, чтобы показывать истинные чувства.
Сейчас нас впишут в специальный журнал, известят власти, чиновников, сделают отметку в документах. Гостиницы будут знать, что нам позволен семейный номер. Тоже интересные ограничения, о которых туристы совсем не в курсе. Середина ХХI века, а многое осталось таким, как двести лет назад! В любом случае, можно будет договориться о прокате машины, хотя я могу её просто купить, эти денег мне отвалили порядочно, чтобы просто не видеть.
Я опустила голову, изображая смущение, а на деле, чтобы не видеть эти ухмылки – где-то сальные, где-то злые, где-то обещающие. Хочется просто спрятаться за Витькой, назвать его, как во сне, но нельзя. Обратного пути не будет. Краем глаза уловила удивлённый взгляд Маттиаса, окучивавшего очередную жертву. Он, конечно же, всё понял, так что вечером надо быть осторожной – могут напасть.
Почему-то в гимназии поощряются эти избиения, но так, чтобы не оставалось следов. Пока следов на теле нет – жаловаться бессмысленно. А скольких уже так избили… Поговаривали, что учителя сами направляют команды, чтобы кого-то вразумить. Не знаю, правда ли это. Зато точно известно, что за такое никому ничего не было.
У самой двери накатил страх такой, что просто ноги ослабели. Витя как почувствовал что-то – обнял, удерживая на ногах. Так мы и предстали перед секретаршей проректорского блока – мадам Дитмар, внешне похожей на эсэсовку из американских фильмов. Лично я с ней не сталкивалась ещё никогда, вот и пришлось в первый раз.
– Мы бы хотели оформить официальное партнерство, это возможно? – вежливо поинтересовался Виктор.