Мы неслись сквозь лес, виртуозно огибая тоненькие деревья. Я даже не пыталась понять, как Арум успевает обходить, если налетит – переломит, как соломинку.
Через некоторое время выскочили на хорошо утоптанную тропу. Когда лес стал плотнее, белокожий потянул за гриву, единорог мотнул головой и пошел шагом. Тот изредка косится красным глазом на хозяина – зверь не понимает, почему на него двойной вес водрузили.
Я надежно устроилась в объятиях белокожего и прикрыла глаза. В голове предательски пусто. Как ни силюсь, память молчит, словно эльф на допросе.
В районе солнечного сплетения не вовремя засвербело ощущение глубокой потери. Захотелось вспомнить хотя бы рожу того, кто бросил меня в пустыне. Я напряглась, локти задрожали, Лисгард заметил, но промолчал, только поерзал немного. В голове моей осталась все такая же девственная чистота, как и в момент пробуждения. Досадно выдохнув, я покачала головой.
За спиной слышно легкое дыхание. Глянула через плечо – синие глаза смотрят прямо, подбородок вздернут, волосы легонько колышутся. На лице непробиваемая одухотворенность.
Лисгард свесился с единорога, его пальцы на ходу сорвали ветку с ягодами, и он протянул мне. Я молча покачала головой – помню их гадкий привкус.
Белокожий поднес ладонь ко рту.
– Вас, вероятно, интересует, куда мы едем, – предположил белокожий.
Теплые бока Арума ритмично трутся о ноги. Я тяжело вдохнула – пора приходить в себя. Лесной воздух, пропитан запахом листвы и перегноя, такой густой, даже привкус чувствую. Самое время успокоиться и наладить контакт.
Интересует… Меня много что интересует. Например, как вернуть память. И какая тварь хотела убить. Дайте только добраться до этого мерзавца – собственными руками задушу. Нет, отрублю голову, чтоб наверняка.
Белокожий одним движением отправил ягоды в рот и проглотил, кажется, не жуя. На лице появилась удовлетворенная улыбка, он довольно причмокнул.
Справа зажужжало. Пришлось податься вперед, чтобы уклониться от жука, чей сверкающий панцирь с тяжелым жужжанием пронесся над ухом и скрылся в деревьях.
– Очень интересует, – призналась я через плечо.
Высокородный зачем-то прочистил горло, послышалось шуршание доспехов. По шевелению за спиной я ощутила, как он выпрямился, дыхание участилось, наверное, одухотворенность распирает.
Лисгард поерзал позади, несколько мгновений молчал, затем пришпорил единорога. Меня подкинуло несколько раз и прижало к широкой груди белокожего эльфа, прежде, чем смогла приноровиться к быстрой рыси. Зверь недовольно покосился на меня рубиновым оком, показалось, даже губами пошлепал. Я извиняющее улыбнулась в ответ и пожала плечами.
– Миледи, мы направляемся в Эолум, – проговорил высокородный величественно.
Я обернулась и вопросительно глянула на него, немного смутившись от короткого расстояния между нами.
– Это что-то известное? – спросила я.
Глаза Лисгарда округлились.
– Вообще-то, да, – ответил он.
– Не надо на меня так смотреть, – пробурчала я. – Я память потеряла. Может раньше помнила про твой Эолум. А теперь не помню.
Лисгард подождал еще пару мгновений, затем горестно вздохнул.
– Миледи, Эолум – древний город солнечных эльфов в глубине Светлолесья, – проговорил он с расстановкой. – Попасть в него можно лишь пройдя через Незримые врата.
– Ага, ясно, – отозвалась я, кивнув.
Эльф бросил подозрительный взгляд, но сделал вид, что не заметил издевки.
Копыта единорога размеренно стучат по утоптанной тропе, зеленые ветки нависли над самой головой. Поначалу я порывалась наклоняться, чтобы не задеть, но те сами поднимаются и пропускают вперед.
Покосившись на ветки, я потерла кончик уха и заметила:
– Ощущение, что деревья нас пропускают.
Лисгард хмыкнул, перебирая пальцами локон единорога.
– Солнечные эльфы и Светлолесье – единый организм, – важно сообщил высокородный. – Наши судьбы связаны с тех пор, как выросло первое дерево. Мы чувствуем лес, а он нас. Люди сюда не ходят. Знают – мы наблюдаем. Стоит чужаку оказаться на нашей территории – это станет известно каждому эльфу Эолума.
Я зябко повела плечами и спросила настороженно:
– Значит, в Эолуме уже знают о нашем приближении?
Лисгард покачал головой.
– Только о вашем, и то очень смутно. Из-за Арума. Единороги подавляют магические потоки. Друг за другом следить не можем. Это похоже на… – эльф помедлил, подбирая слова, – на боль. Не чувствуешь, пока в ногу стрела не воткнется.
Я облегченно выдохнула и расслабила плечи. От постоянного напряжения шея и спина затекли. Но дышать стало легче, особенно после того, как покинула людскую деревню.
Сдвинув лопатки, я попыталась размяться, сзади послышалось предупредительное покашливание. Пришлось снова неподвижно застыть, шевеля лишь бедрами в такт движения единорога.
Деревья пошли гуще, кроны переплелись где-то вверху, свет еле пробивается сквозь зеленую крышу. Тропа исчезла. Арум шагает по пояс в траве, хватая зубами сочные стебли, и косится назад красным глазом.
В зарослях послышалось дивное пение. Я даже приподнялась на спине единорога, прислушиваясь к голосу. Будто не птица, а серебряные струны играют.
Снова послышалось покашливание Лисгарда, в этот раз хрипловатое и смущенное. Растерявшись, я опустила взгляд, и поняла, в таком положении мои ноги оголяются настолько, что подъехавшая вверх юбка демонстрирует еще и верхнюю часть бедер сзади. Пришлось срочно сесть.
Какое-то время потребовалось провести в молчании, чтобы неоднозначная ситуация померкла. Птица продолжала петь и от звука ее голоса по телу против воли растеклось дремотное блаженство. Я немного обмякла и даже прислонилась спиной к прохладным доспехам эльфа.
– Чудесное пение, – проговорила я, прикрыв глаза. – Как хорошо и спокойно.
Лисгард чуть наклонился, осторожно заглянул в лицо.
– Хм. Пение? Хм. Это Арфолин, птица Эолума, – сказал он и сдвинул брови.
– Волшебная музыка, – проговорила я блаженно. – Как природа создает такое? Даже имя у птицы зачарованное.
Я представила, как она качается на тонкой ветке. Перья разноцветные, пушистый хохолок колышется, пышный хвост свисает до самой земли.
Белокожий снова посмотрел на меня.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он настороженно.
В голове растекся сладкий туман, на глаза опустилась мутная поволока. Арфолин будто нарочно запел громче, остальные птицы благоговейно замолкли. Почти вижу, как втянули пернатые головы и таращатся на чудо-птицу.
В животе потеплело, захотелось остановиться, прилечь в такую уютную и мягкую траву.
– Никогда ничего приятнее не испытывала, – протянула я. – Только спать хочется очень.
Глаза Лисгарда превратились в две круглые плошки, лицо вытянулось. Он дернул гриву и остановил Арума. Единорог недовольно фыркнул, копыта глухо стукнули об утоптанную тропу, вспугнув в зарослях двух перепелок. Зверь сделал еще пару шагов и замер посреди травы, недобро покачивая рогом.
Белокожий бесцеремонно развернул меня к себе и вперился взглядом. Глаза полыхают, как два синих костра, лоб покрылся тонкими морщинами.
– Миледи, вас усыпляет мелодия? – проговорил он с нажимом.
Голова приятно потяжелела, перед глазами поплыли розовые единороги окутанные золотистыми огоньками. Даже уловила сладковатый запах сирени.
– Не знаю, может и не усыпляет, – промямлила я. – Приятно, нет слов. Я нарушила какой-то закон?
Высокородный побелел, хотя с его белоснежной кожей не понятно, куда сильнее, и впился пальцами мне в плечи.
– Закон? – процедил Лисгард. – Миледи, крепко же вас приложили.
Арум недовольно топчется, фыркает. На его месте я бы тоже фыркала, с таким хозяином калина покажется сладкой.
Я отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и проговорила вялым языком:
– Чего ты взбеленился? Птичка поет, ветер дует, трава зеленая.
Горячее дыхание Лисгарда обдало лицо.
– Слушайте, миледи, – сказал он, наклонившись так близко, что разглядела золотистые черточки в зрачках. – Для солнечных эльфов Арфолин безвреден. Но темных он усыпляет. У людей вызывает временное безумие, а остальные мучаются головной болью. Еще раз спрашиваю – вы хотите спать?
Он даже задрожал. Ноздри раздуваются, пальцы впились так, что сейчас раздавит мне плечи. Откуда-то из глубины медленно поползла горячая волна. Она, словно змея, двинулась замысловатыми зигзагами вверх по животу, когда достигла солнечного сплетения, меня дернуло. По коже пробежали мурашки.
Я раздраженно дернула плечами, и его цепкие пальцы разжались. Горячая волна расползлась по всему телу и сонливость быстро отступила, а легкий ветерок, спустившийся с верхушек деревьев прохладными струйками, прояснил мысли.
– Ну знаешь ли! От людей еще можно ожидать скудоумия. Но ты всех переплюнул! – прошипела я и толкнула белоухого локтем в закованную грудь. – Пусти, пешком пойду! Или не пойду. Если в Эолуме все такие ненормальные – мне нечего там делать.
Высокородный вытаращил глаза и громко сглотнул.
– М… миледи? Вы серьезно? – выдавил он.
Я попыталась отодвинуться дальше, ерзая на спине Арума. Единорог нервно захрапел и стал топтать высокую траву. Прилив гнева пришел неожиданно, в теле появилась бодрость, словно не было ализаринового плена и песен магической птицы.
Я сказала зло:
– Куда уж серьезней. Это же не тебя с утра пытаются поджарить на солнце, ошпарить железом и разрезать на куски.
– Вы забываетесь, – грозно произнес высокородный.
От этих слов волна гнева во мне стала еще горячей. Я хищно прищурилась и прошипела ему в лицо:
– Мессир Лисгард, или как там нужно обращаться, определись – ты помогаешь или нет. Если нет, оставь тут и иди своей дорогой. Мне не нужны одолжения. За спасение спасибо. Но на этом все. Или я пленница?
Высокородный эльф поморгал синими, как глубокое море, глазами, пальцы снова сжались на плече, кожа отозвалась тупой болью. Я с вызовом уставилась на него и проговорила сквозь зубы:
– Если что, мне больно.
– Эльфы терпят боль, – озадаченно произнес высокородный.
– О, да, – язвительно ответила я. – Тебе напомнить, сколько боли я вытерпела с утра?
Лисгард еще несколько секунд продавливал мне кожу, затем нехотя разжал пальцы.
– Вы точно больше не чувствуете сонливости, приятного расслабления и дурмана? – спросил он, не сводя с меня внимательных синих глаз.
Я оттопырила уши и проговорила:
– Ты издеваешься? Не чувствую я ничего. То было временное помутнение. Доволен? Хотя нет. Если влеплю тебе оплеуху, то почувствую, знаешь что? Удовольствие. Я почувствую удовольствие!
Белокожий с минуту нервно пыхтел, дергая ушами и тихо барабаня пальцами по бедру. Потом развернул меня снова лицом вперед, я облегченно выдохнула и поерзала на спине единорога.
– Разумеется, вы не пленница, – проговорил он и придвинулся ближе, а я спиной и тем, что ниже уже ею не называется ощутила тепло его доспехов. Во всяком случае, я заверила себя, что оно от доспехов.
Лисгард взял локон гривы, поклацал языком, и Арум со вздохом облегчения двинулся в самую гущу зарослей. Из нас троих, он единственный, кому наплевать на разборки между эльфами. Главное, чтобы трава была сочной и мухи не кусали.
Едем молча. Лисгард тяжело сопит, буквально слышу, как шевелятся мысли в белокожей голове.
Арфолин сыплет переливами на разные лады, серебряные струны плавно перекатываются под невидимыми пальцами, и звук волшебным туманом растекается по воздуху. Лес тихо шелестит, словно подпевает магической птице, а ветерок в верхушках свистит, качая ветками.
Белокожий неуверенно кашлянул в самое ухо, я нервно дернула кончиком и вытянулась.
Он немного помедлил, что-то еле слышно пробубнил под нос, затем сделал глубокий вдох и начал:
– Миледи, прошу простить меня за резкость. Дело в том, что… Гм. В Великом разломе живут темные эльфы. Мы не видели их уже пять тысяч лет. Но защиту снимать не стали. Песни Арфолина заставляют их впадать в глубокий сон. Вывести из него может только ледяное молоко. Когда вы… Вы сказали, что хотите спать… Вы понимаете, что я подумал?
Я поерзала на теплой спине Арума, гладкая шкура приятно потерлась о кожу.
– Конечно, – сказала я с напускным спокойствием. – Я темный эльф, которого послали уничтожить твой город, разнести в щепки ворота и не оставить камень на камне. Что там еще полагается темным делать?
– Всякое, – хмыкнул он.
– Посмотри на меня, – продолжила я. – У меня хоть оружие должно быть. Но где оно спрятано? На, обыщи.
Я демонстративно растопырила руки и выпрямилась, Лисгард шумно сглотнул. Покосилась назад, краем глаза увидела, как заалели кончики ушей.
Он чуть наклонился к уху и неуверенно проговорил:
– Миледи, позвольте…
В этот момент жирная сирфида налетела, как ураган и попыталась приземлиться мне на лицо. Я замахала руками и отклонилась в сторону, муха только раззадорилась и принялась кружить перед носом. Потом зависла на пару секунд и опустилась на гриву единорогу.
Я сердито посмотрела на сирфиду, мысленно пообещав прихлопнуть, если не уберется. Муха, будто поняла. Она неспешно развернулась, прозрачные крылышки затрепетали, как паутинка. Сирфида зажужжала и вальяжно улетела.
– Да какая из меня миледи? – бросила я через плечо. – Сейчас больше на лешего похожа, чем на эльфийку.
Для пущей убедительности всклочила волосы, пыль с них поднялась небольшим облачком и осела на белокожем. Он демонстративно прокашлялся и замолчал.
Я прислушалась – сопит и дергает ушами. Хотела сказать что-нибудь извинительное, но решила, что поздно. Пришлось выпрямить спину и делать вид, что очень занята разглядыванием местной растительности.
Так проехали около получаса. Спиной чувствую, как Лисгард усиленно пытается найти тему для разговора, у меня аж мурашки по позвоночнику бегают. Но пока не получается, и молчание нарушает только лес.
Ветерок шумит в кронах, иногда срывает ослабевшие листья и гоняет по воздуху. Арфолин поет серенаду на разные лады, похоже, их тут целая стая, или может это один и тот же перелетает с ветки на ветку.
Сквозь шум леса я уловила едва заметное плескание и механически сглотнула. Уши сами зашевелились, стараясь настроиться на правильную волну. Во рту давно пересохло, еще в деревне хотелось пить, а когда посадили в ализариновую клетку, вообще поплохело.
– Надо остановиться у реки, – сказала я осипшим голосом.
Белокожий странно посмотрел на меня.
– Откуда вам известно? – спросил он.
– Что известно?
– Про реку, миледи.
– Да слышно же! – изумилась я и всплеснула руками. – Прислушайся.
Высокородный вытянулся, корпус отклонился назад, уши встали торчком и зашевелились, как у зайца.
– Хм… Эта река слишком далеко, что бы слышать, – проговорил он настороженно.
Я раздраженно заметила:
– Или кто-то страдает тугоухостью.
– Вы на меня намекаете?
– А здесь есть еще кто-то? – поинтересовалась я.
За спиной послышалось недовольное ворчание, высокородный проговорил:
– У меня хороший слух. Как у всех эльфов.
Я всплеснула руками и простонала:
– Вместо того, чтобы утолять жажду, мы занимаемся пустым трепом.
Лисгард окинул меня недоверчивым взглядом, но повернул Арума и направил сквозь высокие кусты.
Единорог, как таран, с хрустом попер через заросли, топча широкими копытами норы. Белоснежные зубы зверя на ходу с шелестом срывают листья, он довольно жует и кивает. Белокожий молчит и не понятно, о чем думает.
Спустя еще полчаса мы вышли к невысокому обрыву. Река плавно журчит, поток изгибается в излучинах, собираясь пушистой пеной на валунах. По краям разрослась осока. Деревья опускают ветки к самой воде, тихо шлепая листьями. Частое кваканье доносится откуда-то из запруд.
Жабы умные – специально попрятались в зарослях, чтоб цапли не нашли. Зато мелкая мошкара роится над самой серединой реки. Тоже разумный выбор, там свободно от кувшинок и лягушки не достают.
Я привстала на единороге и сказала:
– Дай мне слезть.
Лисгард спешился, помог мне опуститься на землю, хотя все больше убеждаюсь, что это лишнее.
Я одернула юбку, немного потопталась в траве, мягкие стебли приятно защекотали стопы. Затем подошла к склону и сползла к воде. На песчаном бережке тонкая серебристая кромка, от нее пахнет елками и магией.
Шагнув вперед, я опустилась на колени. Из воды на меня глянуло правильное личико с желтыми глазами, темными чувственными губами и аккуратным носиком.
Когда опустила пальцы в воду, по поверхности пошла мелкая рябь. Секунду я наслаждалась приятной прохладой, затем несколько раз зачерпнула и проглотила. Свежесть стремительно растеклась по внутренностям и буквально опьянила. Я закрыла глаза и простояла так, наверное, минуту. Вокруг благодать, прохлада, чистый, даже сладкий воздух, рядом мерно журчит, деревья шелестят.
– Матерь небесная, – прошептала я. – Как хорошо.
Сзади послышалось громыхание, обернулась – Лисгард с красными, как спелая земляника ушами пялится на мою спину и нелепо елозит ладонями по доспехам, делает вид, что отряхивает. Обрыв скрывает половину моего туловища, иначе неизвестно, на что еще пришлось бы смотреть высокородному.
Он заметил, что я наблюдаю и перестал шуршать, голос высокородного прозвучал хрипло.
– Я буду здесь… не далеко.
Он погладил Арума по блестящему боку и поспешно скрылся в зарослях.