Вернувшихся на бриг встретили радостными возгласами. Флер обняла племянницу и увела ее в каюту. Вскоре матросы принесли туда два ведра горячей воды, чтобы девушка могла помыться после дороги. Ужинать Беатрис отказалась, сославшись на усталость.
За едой в кают-компании Робер и Семен рассказали супругам о своих приключениях.
– Половину вырученного за ружья я отдаю на восстановление колонии, – сказал Сюркуф. – Ружья были собственностью Шутера, и будет только справедливо, если его имущество послужит компенсацией за разбой. Остальное будет поделено между членами экипажа, участвовавшими в спасении Беатрис.
После ужина Сюркуф отправил боцмана на шлюп. Он передал лейтенанту Морису, чтобы подготовили к утру два десятка ружей, порох и свинец. Все это снаряжение необходимо доставить утром на пляж.
Матросы на шлюпке ждали аборигенов у песчаной отмели в условленное время. Они расстелили на берегу брезент и разложили на нем оружие. Рядом поставили бочонок с порохом и ящик со свинцом.
Даяки появились, когда на бриге пробили вторые склянки. Аборигены крутили ружья, разглядывая со всех сторон. От удовольствия они смеялись, щелкали языками и наводили стволы друг на друга. Наигравшись, успокоились. Затем с серьезным видом выслушали краткое наставление лейтенанта Мориса по обращению с оружием. Он показал, как заряжать ружья, целиться, и продемонстрировал сказанное, пару раз выстрелив в ближайшее дерево. После этого к удовольствию каждой из сторон состоялся обмен.
На прощание вождь сказал:
– Если капитан еще захочет продать даякам ружья, пусть только даст знать. Даяки снова соберут для него камни и желтый песок.
На этом и расстались.
Подойдя к лодкам, Сюркуф взглянул на шлюп и обратился к Морису:
– Тебе предстоит прогуляться до Порт-Луи. Вот письмо, передашь его губернатору. Здесь я описал все похождения Шутера. Пусть сам решает, что с ним делать. Заодно проследи, чтобы не тянули с оценкой приза. Загляни в док, узнай, как там дела с ремонтом «Кларисс».
Лейтенант спрятал конверт в карман и, попрощавшись с капитаном, отбыл на «Орел». Вскоре на шлюпе подняли паруса, и он взял курс на Бали.
Бриг тоже не стал задерживаться. Поставив грота-триксель, кливера и стаксели, «Сокол» проследовал вдоль берега.
Сюркуф распорядился накрыть завтрак на юте. Отсюда открывался изумительный вид на остров. Темно-зеленые джунгли, окаймленные песочными пляжами, подступали прямо к воде, а над ними в сизой дымке прозрачного воздуха высились горы. Эта красота согревала душу капитана своим первозданным очарованием.
У гакаборта поставили стол и трехногие табуреты. Вскоре появились пассажиры – Воронцов и супруги Жербер. Не хватало только Беатрис, но вот появилась и она. На девушке было светло-лиловом платье, ее глаза лучились.
– Не опоздала? – весело произнесла она.
– Разве что самую малость, – ответил Воронцов, отметив про себя, как похорошела бывшая пленница.
– Вот и замечательно! – Беатрис улыбнулась всем присутствующим и села на свободное место напротив Робера.
Девушка взяла огурец.
– Не подадите ли мне солонку? – спросила она капитана.
Тот поспешил выполнить ее просьбу. Пальцы девушки и Сюркуфа соприкоснулись, рука Робера невольно вздрогнула, ощутив словно удар электрическим током. Капитан внимательнее, чем хотел бы, всмотрелся в прекрасное лицо Беатрис. Легкая растерянность читалась в ее глазах. Произошедшее также явилось для нее полной неожиданностью.
– Извините! – опустила ресницы Беатрис. – Это от платья. С шелком, знаете ли, всегда такие проблемы…
– Конечно, – ответил Сюркуф, заметив, что все еще продолжает удерживать руку девушки. – А где солонка?
– Да она у вас…
– Действительно, – улыбнулся Робер.
Кофе был отменным – горячим и ароматным. Сюркуф допил его и поднялся из-за стола:
– Приятного аппетита, господа! Приношу свои извинения, но нужно продолжать нести службу. Сегодня пятница – значит, настало время капитанской уборки.
– Вы сказали – капитанской? – подняла глаза Беатрис.
В ее взгляде читалось непонимание.
– Не хотите ли сказать, что будете весь корабль убирать сами?
– Нет, конечно, – доброжелательно усмехнулся Робер. – Уборка называется капитанской, потому что капитан должен собственноручно проверить каждый закуток на предмет чистоты и порядка. В это время на судне наводится полный марафет. Начищаются до блеска все дельные вещи, укладывается в ровные бухты трос. Чистота должна радовать глаз.
Сюркуф сошел на палубу. Там уже стоял Джерод и раздавал указания помощникам. Те, вняв распоряжениям боцмана, направили свои команды по разным уголкам брига.
Наиболее заметная деятельность развернулась на не прогретой еще солнечными лучами палубе. Обнаженные по пояс матросы засучили до колен парусиновые штаны, взяли в руки скребки, камни, ведра, голики[1]и швабры. Мгновение – и все это дружно пошло в ход. Забортная вода потекла рекой.
Пока одна группа занималась палубой, другая не менее усердно мыла борта и люки с мылом, окатывая их водой. Все это делалось с охотой, без боцманского окрика.
Сюркуф проверил кубрик, камбуз, трюм, заглянул в отсек, где хранился якорный трос, не поленился добраться до ахтерпика – последнего отсека в корме. Оставшись довольным наведенным порядком, он дал команду экипажу отдыхать.
Свободные от вахты матросы натянули на баке тент и устроились под ним травить байки. Сюркуф пригласил своих гостей прогуляться по палубе.
По стечению обстоятельств компанию ему согласилась составить только Беатрис. Семен был погружен в чтение какой-то книги, найденной им в библиотеке капитана. Супруги Жербер, устроившись поудобней в креслах на юте, с наслаждением любовались островом, мимо которого проплывали.
– Похоже, мы с вами остались одни, – подытожил Сюркуф. – Не желаете ли познакомиться с кораблем?
– Почему бы и нет? – весело ответила девушка, окинув палубу взглядом. – С чего начнем? Я большую часть своей жизни провела у моря. Моим любимым занятием было наблюдать за постройкой судов на верфи отца. Я могу отличить барк от фрегата, бриг от бригантины, но совершенно не разбираюсь в названиях мачт и парусов. Для меня это тайна за семью печатями.
– Это не проблема! – воскликнул Сюркуф и решительно увлек Беатрис за собой. – Пойдемте на нос!
Они прошли наветренным бортом на бак. Встречавшиеся по пути матросы уступали дорогу, переходя на другую сторону.
– Где же находится верфь вашего отца? – поинтересовался капитан, когда они достигли носовой части брига.
– В местечке Сен-Мало.
– Что вы говорите?! Представьте, я тоже оттуда родом!
Девушка посмотрела на восторженное лицо Сюркуфа и улыбнулась:
– А еще говорят, что Земля большая!
– Действительно, деревня с парой луж! – неожиданно смутившись, проговорил капитан и, чтобы скрыть свою растерянность, указал на нос корабля:
– Видите наклоненное бревно? Это бушприт. К нему сверху подвязан утлегарь. К этому сооружению крепятся штаги – тросы, которые удерживают мачты в продольном направлении. Этот самый толстый трос – фор-штаг, дальше идут тросы меньшего диаметра: фор-стень-штаг, фор-брам-стень-штаг и тор-штаг. Тор означает верх.
– Почему так много тросов? Остальные нужны, чтобы нести паруса?
– И для этого тоже. Паруса, устанавливаемые на штагах, именуют стакселями. Само их название указывает на это. Ведь стак – видоизмененное слово "штаг". Значит, стаксель – штаговый парус, парус на штаге.
– Здорово! – глаза Беатрис задорно блеснули.
– Поднимите глаза, мадмуазель, – продолжил Сюркуф, не оставив без внимания понравившуюся ему реакцию девушки, – над нами как раз установлен фор-стень-стаксель, далее от него кливер. Заметьте, что для постановки кливера и его более переднего собрата бом-кливера используется специальный трос, называемый леером. Эти стакселя и кливера относятся к классу косых парусов в противоположность устанавливаемым на реях мачт прямым.
Беатрис посмотрела на туго натянутое полотнище над головой:
– Как их поднимают?
Капитан подошел к фок-мачте и коснулся рукой свисающего с битеньги аккуратно сбухтованного конца:
– Эта снасть называется фалом. Им как раз и поднимают парус. Конкретно этим фалом – фор-стень-стакселем, что у вас над головой, мадмуазель. После этого парус при помощи другого троса, шкота, устанавливают.
Беатрис прислушалась к окружающим ее звукам. Кроме неравномерного шума воды, с силой разрезаемой форштевнем, в воздухе стоял едва ощутимый монотонный гул.
– Что это постоянно звучит на одной ноте? – недоуменно покрутила она головой. – Напоминает пение цикад.
– Это поет такелаж, – улыбнулся Сюркуф, ловя себя на мысли, что ему трудно отвести взгляд от девушки.
– В самом деле? Капитан, ну что вы молчите?!
Сюркуф неожиданно вздрогнул:
– О чем мы говорили? Тросы так туго натянуты, что для ветра они представляют собой струны, на которых он охотно играет. По этому звуку можно даже определить, какой силы дует ветер.
– Интересно. Я этот звук и раньше слышала, но не придавала значения. Теперь буду знать. Капитан, а как называются те два паруса между мачтами?
– Это грот-стень-стаксель и грот-брам-стень-стаксель.
– Удивительно! Как вы не путаетесь в названиях?
– Тут все просто. Чтобы не путаться, нужно знать корабельную систему координат… Почему я вас раньше не встречал в Сен-Мало?
– Наверно, потому, капитан, – звонко рассмеялась Беатрис, – что вы все время были в плавании!
Сюркуф к своему стыду вдруг почувствовал, что краснеет, но девушка, как показалось Роберу, не заметила его оплошности. Она как раз в это время была увлечена пролетающей мимо чайкой и отвернулась к ней, махнув ей вслед рукой. Повернувшись снова к капитану, она оперлась спиной о планширь и бросила с насмешливым видом:
– Красивая птица, вы не находите? – убрав с лица прядь волос, добавила: – Так что у нас с парусами?
Капитан принял наконец невозмутимый вид и ответил:
– Названия парусов включают в себя названия мачт, на которых они установлены.
– Ну, как называются мачты, я, предположим, знаю: фок, грот и бизань. Поскольку на вашем бриге их только две, то та, что перед нами, – фок. Стало быть, та, что ближе к корме, – грот, верно?
Сюркуф кивнул.
– Но это не объясняет мне, почему к названию стакселя вы добавляете еще – стень или более загадочное – бом-стень.
– Все дело в том, мадмуазель, что ни одна мачта на корабле не является единым целым. Она состоит из нескольких, так сказать, мачт. Вернее, сама мачта одна, а остальные наращенные на нее деревья – это стеньги. И каждая стеньга имеет свое название. Посмотрите на фок. Мачта, фок, – это то, что идет от палубы до марса, той площадки на топе. Дальше в нее, словно штык в ружье, вставлена стеньга. Заканчивается она тоже площадкой – селингом. Еще выше поднимается брам-стеньга и наконец – бом-брам-стеньга. Также и реи, закрепленные на этих мачтах, носят соответствующие наименования, кроме той, что установлена на стеньге. Ее именуют – марса-рей, а паруса на ней – марселями.
– Я поняла! – радостно воскликнула Беатрис и наградила Сюркуфа ангельской улыбкой. – Тот парус, что уложен на второй рее, называется фок-марселем, так?!
– Так! – продемонстрировал свою белоснежную улыбку Робер. – Только небольшое уточнение: применительно к этому и выше парусам нужно говорить – фор. Фор-марсель, фор-брамсель, фор-бом-брамсель.
– Как все запутано! – шутливо фыркнула девушка.
– Так уж заведено на флоте, мадмуазель.
– Для чего нужны площадки на мачтах?
– На них размещаются впередсмотрящие. Они обозревают море и сообщают обо всем, что попадет в поле их зрения. На марсе еще можно разместить стрелков во время ближнего боя. А сейчас я попрошу боцмана поставить верхние паруса.
Сюркуф поискал глазами Джерода и, найдя его, крикнул:
– Джерод, пожалуйста, поставьте бом-брамсели!
Раздался свисток дудки, и по выбленкам засверкали босые пятки. Толпа молодых мужчин полезла с наветренного борта вверх по вантам. Матросы добрались до марса и устремились вверх по стень-вантам.
– Теперь, мадмуазель, вы увидите, как по команде марсовые опустят парус.
Раздался зычный голос боцмана, и марсовые, стоящие на пертах бом-брам-рей, отпустили полотнища парусов. Те развернулись во всю ширину и затрепетали на ветру.
– Теперь, – говорил Сюркуф, краем глаза наблюдая за прекрасным лицом Беатрис, с интересом следившей за действиями команды брига, – матросы на палубе станут натягивать шкоты. Сначала они набьют подветренный. Ветер дует в эту сторону, и он быстрее встанет на место. Затем примутся за наветренный шкот.
Беатрис видела, как матросы, разбившись группами, начали тянуть тросы. Наконец углы парусов далеко вверху приблизились к нокам нижних рей, а сами они наполнились ветром, но еще бились словно в испуге с громким хлопаньем.
Снова прозвучала команда, и марсовые начали спуск по вантам на палубу.
Сюркуф комментировал действия экипажа:
– Как только марсовые спустятся, паруса обрасопят, то есть с помощью специальных тросов, называемых брасами, развернут в соответствии с направлением ветра.
Минуту спустя бом-брамсели наполнились и «Сокол», немного накренившись на подветренный борт, устремился к острову Ява. На следующее утро он бросил якорь у французской колонии Люзи. Жители встретили знакомый парусник с ликованием.
– Приходите к нам через полгода, – говорил Луи Жербер, глядя на возводимые колонистами постройки, – когда мы соберем урожай. Устроим празднество в вашу честь!
– Да-да, – улыбнулась Флер, – обязательно приходите, мы вас будем ждать.
– С превеликим удовольствием, – ответил Робер, – но обещать не могу: никогда не знаешь, куда в следующий раз судьба забросит моряка.
– Я понимаю, – вздохнул Жербер, – но знайте, что в Люзи вы всегда желанный гость, поэтому не прощаюсь, а говорю "до свидания".
Беатрис с легкой печалью наблюдала, как дядя с тетей устраивались в лодке. И когда матрос, сидящий на корме, взял в руки весло, чтобы оттолкнуться от борта брига, девушка вдруг встрепенулась и крикнула:
– Погодите! Мне нужно кое-что забрать, – пояснила она Сюркуфу и по-матросски ловко спустилась по штормтрапу, чем вызвала восхищенные взгляды не только членов команды «Сокола», но и капитана.
Очутившись на берегу, Беатрис, здороваясь и бегло отвечая на расспросы колонистов, направилась к бывшему жилищу священника. Выгоревшая до основания хижина представляла собой жалкое зрелище. Обугленные остатки кровли заполняли свободное пространство. Черными карандашами высились над пепелищем деревянные опоры, некогда составлявшие основу стен. И только у северной стороны жилища виднелась чудом уцелевшая часть стены. К ней и направилась девушка.
Осторожно, стараясь не испачкаться сажей, она разгребла головешки и, приподняв половицу, достала жестяную шкатулку. Не сходя с места, открыла ее. В ней находились всевозможные женские украшения. Беатрис выбрала серебряный перстень с темным полупрозрачным камнем, надела его на средний палец левой руки, а затем вернулась к шлюпке.
– Вот и я! – произнесла она, оказавшись на палубе брига.
– Вы за шкатулкой возвращались? – спросил Робер.
– Конечно! Как же девушке без украшений?!
– Вы и без украшений прекрасны, особенно когда перепачканы сажей.
– Вы невыносимы, капитан! – заявила Беатрис и ушла в каюту приводить себя в порядок.
– Ставить кливера! – крикнул Сюркуф, ощущая в себе непривычный прилив сил.
По команде заскрипели тали на баке – матросы налегли на шкоты, вытягивая паруса, которые тут же заполоскали, но прошло совсем немного времени, и они наполнились ветром. Бриг медленно набирал ход.
– Марсовым приготовиться!
Матросы взобрались на борт и встали у вант.
– Марсовые на салинги! Приготовиться к подъему фор-бом-брамселя и грот-бом-брамселя! – раздавался голос капитана.
Матросские пятки замелькали по выбленкам.
– Робер, – Воронцов тронул за плечо стоявшего рядом Сюркуфа, – какой у нас курс?
– Что? – не понял тот вопроса, поглощенный работой. – Какой курс? Черт! А ты прав. Где Беатрис?
– Насколько я помню, пошла переодеваться.
– Тогда пригласи ее в кают-компанию. Я буду там, как только поставим паруса…
Сюркуф вскоре появился в кают-компании, где его уже ожидали Беатрис и Семен.
– Куда прикажете проложить маршрут? – шутливо спросил капитан у девушки.
– У вас карта Явы есть?
– Обижаете, мадмуазель!
Сюркуф развернул на столе карту. Беатрис окинула ее взглядом:
– Вот конечная точка нашего странствия. Вы сами решайте, как туда лучше добраться, – и указала пальцем на центральную часть острова: – Вот сюда!
– Джокьякарта?! – Робер в задумчивости поднял глаза на девушку. – Мадмуазель, «Сокол», конечно, славный корабль, но летать по воздуху, увы, не может.
– Этого и не требуется. Достаточно того, что вы приведете бриг в какую-нибудь безопасную гавань. На южном побережье такая гавань есть?
– Почему на южном?
– Оттуда ближе к Джокьякарте.
– С южным побережьем ничего не выйдет, мадмуазель, – сказал Сюркуф. – Там хоть и имеются французские колонии, но оставлять корабль на их попечение я бы не рискнул.
– Англичане? – спросил Воронцов.
– Не только, тут и местных пиратов хватает. Что ни говори, а «Сокол» – лакомый кусочек.
– Постойте, капитан! Уж не собираетесь ли вы покинуть свой замечательный бриг? – приподняла брови Беатрис.
– Я бы выбрал несколько иное выражение, мадмуазель.
– Какое, интересно?
– Не думаю, что вас стоит оставлять без присмотра.
– Даже так?
– Хлопотное это дело, видите ли. А если снова пираты или разбойники? Их в южной части острова полно, да и практически нет дорог. Поэтому предлагаю Кендал – обжитое место, что ни говори.
Воронцов наложил на карту штурманскую линейку:
– До Джокьякарты миль пятьдесят будет.
– На лошадях за день доберемся, – прикинул расстояние Робер. – Кроме того, в Кендале стоянка хорошая, но не это главное. Владеет портом мой старый знакомый. Перед тем как идти на Люзи, я как раз у него гостил.
– Вы тут капитан, – примирительно улыбнулась Беатрис. – Кендал, так Кендал!
[1]Голик – веник.