– Прирезать? – я тихо тронул Романе за плечо, он отвернулся, смахивая слезы.
– Астролога? Бог с ним – пусть живет, небо коптит, что мне до него, только грех на душу брать.
– А катара? – Я первым ухватился за лестницу, поддерживая мальчика.
– Перед посвящением? Дурак.
– Так вы все-таки собираетесь? – От волнения, я чуть не потерял равновесие, но вовремя удержался на месте, прижимая лестницу и стоящего на ней Раймона к стене.
– Это мой путь. Астролог же сказал – подальше от власти.
– Но он еще сказал, что вы избраны, что без вас Тулуза погибнет. Все мы…
– Что мне все? – Раймон презрительно засмеялся. – Как рассветет – в общину. Я был кротким месяц. Если здесь еще немного поживу, точно кого-нибудь порешу.
Мы достигли земли, и я, спрыгнув, подал Романе руку.
Весь следующий день мы провели в седлах, редко отдыхая и варя на привалах походную кашу. Романе был мрачнее обычного и ни с кем не разговаривал. Двигались мы, однако, медленнее, чем в прошлый раз, поэтому к Ла-Рош-сюр-Йон, где собирались заночевать, не успели добраться до заката.
Сумерки делали леса таинственными и волшебными. Один из воинов взял в руки трехструнную гитару и тихо запел старинную балладу. Романе не захотел заночевать в лесу, и мы двигались теперь по проселочной дороге в сторону ближайшей деревеньки, где рассчитывали найти приют.
Меж деревьев невдалеке поблескивало озерцо. Над водой клубилась легкая дымка, точно шарф подводной дамы. Чьей-то дамы сердца. Интересно, есть ли у меня сердце? А у Раймона? А если сердца нет, полагается ли иметь даму сердца?
Благодаря моему росту и телосложению многие бывалые воины почитали меня за старшего. Мне же шел двадцать первый год жизни. Никчемной, если подумать, жизни. Моей дочери уже, должно быть, исполнилось года два, жива ли она? Хотя, что с ней сделается?
Я чуть было не заснул в седле, когда кто-то из лучников толкнул меня в бок. Я тут же протер глаза. Откуда-то доносился устойчивый запах гари.
– Деревня должна быть справа? – Я поднялся на стременах и сделал отряду знак остановиться.
– В чем дело? Там, должно быть, разбойники грабят крестьян! А мы, рыцари, будем стоять и смотреть? – налетел на меня Раймон.
– Зачем же смотреть, можно и отвернуться. – Я сплюнул. – Мое дело доставить вас в целости и сохранности, а не бегать по полям и лесам за лихими людишками, да в поисках чужих стрел для своего мяса.
– Тогда я сам пойду в деревню. И пусть меня убьют! – Конь под Романе рыл копытами землю.
Я махнул старшему, чтобы тот подъехал поближе. Решение далось мне не малыми усилиями. Раймон молод и безоружен. Его нужно охранять, но и людям нужна помощь. Я разделил отряд надвое. Половину отослал вперед в горящую деревню, с другой половиной решил пройти мимо, по возможности не ввязываясь в бой и защищая Раймона.
На первый взгляд все складывалось вполне нормально, но не успел передовой отряд скрыться за поворотом дороги, а наш перестроиться для нового марша, как вдруг на дорогу рухнуло здоровенное дерево, напугав коней, скачущих перед отрядом, герольдов. Двое юношей рухнули наземь, я схватил поводья коня Раймона левой рукой, и, прикрывая себя и молодого хозяина щитом, повернул на боковую тропку.
Идущие за нами повозки с провиантом и оружием не могли повторить этого маневра, и оказались отрезанными.
Несколько воинов последовали за нами, но я сосредоточился на защите Раймона, полагая, что лучники сумеют позаботиться о себе сами.
Сразу две стрелы врезались в мой щит, я пришпорил коня, не разбирая дороги, и стремясь любой ценой вырваться из кольца засады.
Ветки стегали нас по плечам, под Романе встрепенулась, встала на дыбы и тут же рухнула лошадь. В последний момент я успел сгрести юного господина и перетащить его на круп своего коня.
Вскоре мы вырвались из леса, и тут же навстречу моему коню вылетели два всадника. Я спихнул Раймона на землю, и он скользнул в густую рожь, сам же я бросил на землю щит, и, обнажив огромный меч, ринулся навстречу врагам. Меч первого всадника оказался на локоть короче моего. Так что я успел сразить противника еще до того, как его меч сделался для меня опасным, после чего мой конь умчал меня навстречу со вторым нападавшим. Не успев поднять меч во второй раз, я развернул его острием навстречу врагу, точно это не меч, а турнирное копье, и наклонил голову так, чтобы через прорезь в шлеме не видеть, что произойдет.
В последний момент конь подо мной дернулся, а меч с глухим чавком вошел во что-то твердое. Я чуть было не вылетел из седла, ошалело сбрасывая с себя еще дергающееся тело противника и обливаясь его кровью.
Давясь кровью и пеной мой конь сделал еще пару шагов и рухнул в траву. Оказывается меч второго нападавшего чиркнул его по шее, так что после сшибки я скакал на мертвом жеребце.
Я огляделся. Стемнело. В лиге от меня догорала деревня, оттуда слышались крики и звуки боя. Романе я оставил к югу от деревни. Не вытирая меч я побежал, что было сил, в ту сторону, где по-моему, ждал меня молодой господин.
Когда я почти уже разглядел накренившееся дерево, и стоящего под ним человека, откуда ни возьмись на меня набросились трое убийц.
Увидев, что мне не до него, безоружный Раймон зашел за дерево слившись с ним. Я бился как черт, со стороны деревни мне на помощь бежал паж Людовик. Ловко орудуя цепью, он взял на себя одного из нападавших, стараясь садануть врагу по открытой голове или затянуть это гибкое оружие на шее.
Отбиваясь от своих противников, я не мог отослать Людовика к Раймону, или послать его за подмогой. К слову, оба моих разбойничка были отличными мечниками, так что мне пришлось повозиться, прежде чем удалось обезоружить хотя бы одного из них, отрубив ему кисть руки, все еще сжимающую меч.
Я оглянулся в сторону Раймона, но вместо него увидел лишь одетую в светлую рубашонку босоногую девочку, со всех ног улепетывающую от несущегося за ней негодяя. С той стороны уже пылала рожь. Валяющийся у меня под ногами негодяй тщетно пытался остановить кровь, сжимая искалеченное запястье и вопя так, что я не слышал ни криков девочки, ни звона наших мечей. Раймона я не видел.
Отбивая очередной удар, я заметил, что паж, наконец, уязвил своего противника, саданув ему цепью по глазам.
Присев я пропустил над своей головой меч, срезавший мой плюмаж и одновременно с тем увидел, что разбойнику удалось-таки схватить девку за длинную косу. Остановив ее бег, он бросил беглянку на землю и покрыл ее своим телом.
В тот же момент слева от меня послышался стук копыт и возникший точно из-под земли, а точнее из моря огня всадник, чуть было не затоптал меня своим конем.
Отчаянным движением я отсек, наконец, голову своего пешего противника, и кинулся под копыта коня, пытаясь проткнуть брюхо животного.
В тот же момент лошадь обрушалась на меня всем своим весом, дергаясь в предсмертных судорогах и нанося мне новые и новые удары мощными копытами.
Как потом выяснилось, несколько наших лучников, которых я отправил в деревню в составе передового отряда пришли к нам на подмогу, заметив, что мы попали в засаду. Один из них и сразил вражеского коня, попав стрелой ему в глаз.
Выбравшись из-под конской туши, я не сразу сумел понять, что все закончилось, крутясь на месте с обнаженным мечом в руках и ожидая нового нападения.
Горела рожь, вместе с ней горели свежие трупы людей и животных.
Спасший меня лучник деловито вытаскивал из головы коня свою стрелу. Увидев, что я смотрю на него, лучник кивнул мне продолжая свое дело. Двое наших тут же, стаскивали кожаные доспехи и сапоги с мертвого разбойника. Того, который по моей вине утратил кисть, тащили к дереву, по дороге налаживая веревку. Тут же веселый и возбужденный больше обычного Людовик хвастал перед своим командиром недавно совершенным подвигом, помогая тому стягивать с раненого плеча порванное в нескольких местах, красное от крови и черное от копоти сюрко. Словом, воины занимались привычными делами.
Я нашел глазами Раймона. Мальчишка стоял посреди пылающей ржи с окровавленным мечом в руках и плакал. Перед ним на коленях стояла спасенная им девочка и тоже выла, что было сил, цепляясь за его одежды и целуя ноги.
Коса девчонки была толщиной с мою руку, и это было удивительно красиво.
Меж тем, безрукого раздели донага, и удавили на яблоне. Я услышал стон, чуть ли не у меня под ногами – лучник вырывал стрелу застрявшую в груди еще живого разбойника. Спокойно и деловито его друзья искали свои стрелы, изымая их из трупов и раненых.
Я подошел к Раймону и приобняв его за плечи подвел к остальным. Он плакал.
Несмотря на то что просьба графа любым способом помешать его сыну выдержать пост и получить посвящение неожиданным образом исполнилась, мне было искренне жалко Романе, потерявшего свою мечту не из-за собственного неразумного или злого проступка, а поднявшего меч ради того, чтобы защитить женщину.
Утро застало нас за похоронным делом. Из ста отборнейших тулузских воинов у меня осталось восемьдесят. Причем пятеро опасно раненных. Добравшись до соседней, не потревоженной разбойниками деревни, мы потратили сутки на приведение себя в должный вид, а также покупку лошадей и провианта. Раненых нам пришлось оставить там, снабдив их какими-то деньгами, и пообещав выслать за ними отряд. Потеряв двадцать человек, я не хотел утратить еще и этих пятерых. Замечательно, что ни Раймон, ни я не были ранены. Несмотря на то что на мне, что называется, не было живого места, а лицо опухло и почернело от синяков, я старался не думать об этом.