Говорят, в былые времена дети в порядке вещей сызмалу осваивали заветные змеиные заклятья. Тогда тоже попадались как блестящие знатоки змеиной молви, так и те, кому так и не удалось постичь всех скрытых тонкостей этого языка, однако в повседневной жизни и они как-то обходились. Все люди знали заветные змеиные заклятья, которым в незапамятные времена обучили наших предков древние змеиные короли.
К тому времени, когда родился я, всё изменилось. Старики постольку-поскольку еще пользовались заветными заклятьями, хотя настоящих знатоков среди них осталось очень мало; молодые же ленились заниматься многотрудной змеиной молвью. Змеиные заклятья непростые, человечье ухо едва улавливает те тончайшие оттенки, что отличают один шип от другого, придавая сказанному совсем другое значение. К тому же поначалу язык человека настолько неповоротлив и негибок, что в устах начинающего всё звучит одинаково. Изучение змеиной молви надо начинать именно с упражнений для языка – язык надо тренировать изо дня в день, чтобы он стал таким же быстрым и ловким, как у змеи. На первых порах это весьма сложно, и не приходится удивляться, что многие обитатели леса, считая подобные усилия чрезмерными, предпочитали перебраться в деревню, где куда интереснее и вполне можно обойтись без заветных змеиных заклятий.
Вообще-то и учителей стоящих почти не осталось. Забывать заветную змеиную молвь стали уже несколько поколений назад, так что наши родители пользовались лишь самыми простыми, расхожими заклятьями, например, чтобы подозвать лося или косулю и перерезать им горло, или усмирить разъяренного волка, или перекинуться словом–другим о погоде и тому подобном с проползающими мимо гадами. Надобность в более мощных словах отпала уже давно, ведь чтобы была от них хоть какая-то польза, требовалось, чтобы их одновременно произнесли тысячи человек, а столько в лесу уже давно было не сыскать. Так что многие заветные змеиные заклятья позабылись, а в последнее время люди не удосуживались больше учить даже самые простые заклятья; как сказано, запомнить их нелегко, а зачем париться, если можно ходить за плугом и накачивать мускулатуру.
Так что я оказался в совершенно особом положении, поскольку дядя Вотеле, без сомнения, единственный в лесу человек, кто знал заветную змеиную молвь. Только с ним мог я постичь все ее тонкости. И учитель дядя Вотеле был беспощадный. Мой обычно такой свойский дядя, едва дело касалось уроков змеиной молви, вдруг становился подобен кремню. «Это просто надо вызубрить!» – заявлял он, заставляя меня вновь и вновь повторять сложнейшие шипенья, и к вечеру у меня язык горел, словно кто-то целый день выкручивал его. Когда тут еще появлялась мама со своими лосиными окороками, я испуганно мотал головой – представить только, что в довершение всех дневных испытаний мне с моим бедным языком предстоит еще жевать и глотать, сводило мне рот пронзительной болью. Мама в отчаянии просила дядю Вотеле не слишком мучить меня и для начала обучить лишь самым простым легким шипам, но дядя Вотеле возражал.
– Нет, Линда, – говорил он. – Я выучу Лемета так, что он и сам перестанет понимать, человек он или змей. Сейчас один я знаю этот язык так, как в незапамятные времена знал его наш народ, и как надо знать. Когда я умру, Лемет будет тем, кто не даст позабыться заветной змеиной молви. Возможно, ему тоже удастся воспитать преемника, например, своего сына, и так этот язык, может статься, не вымрет окончательно.
– Ох, ну ты и упрямец зловредный, совсем как наш отец! – вздыхала мама и делала моему измученному языку ромашковые примочки.
– Так дед что ли злой был? – мычал я с примочкой во рту.
– Ужас до чего зловредный, – отвечала мама. – Конечно, не с нами, нас он любил. По крайней мере, так мне помнится, хотя с его смерти прошло немало лет, а я тогда была совсем еще кроха.
– А отчего он умер? – не унимался я. Мне еще ничего не доводилось слышать про деда, и только сейчас я пришел к ошеломляющему выводу, что ни отец мой, ни мать, естественно, не могли взяться ниоткуда, у них тоже наверняка были родители. Только почему о них никогда не говорили?
– Железные люди убили его, – сказала мама, а дядя Вотеле добавил:
– Не убили, а утопили. Отрубили ему ноги и бросили в море.
– А другой дед? У меня должно быть два деда!
– Его тоже убили железные люди, – сказал дядя Вотеле. – Во время одной большой битвы, это было задолго до того, как ты родился. Наши отважно бросились сражаться с железными людьми, но их разбили в пух и прах. У них были слишком короткие мечи и слабые копья. Но не в этом дело, ведь мечи и копья никогда не были оружием нашего народа, наша сила в Лягве Полярной. Разбуди мы Лягву, она бы вмиг заглотила железных людей. Но нас осталось слишком мало, многие уже обосновались жить в деревне и не пришли нам на помощь, хотя их и просили об этом. Да если б они и пришли, что с них толку, ведь они уже не помнили заветных змеиных заклятий, а Лягва Полярная поднимается лишь на зов тысяч людей. Так что нашим мужам не оставалось ничего иного как сражаться с железными людьми их же оружием, а это заведомо гиблое дело. Чужое никому не приносит ни счастья, ни удачи. Наших наголову разбили, а их жены, в том числе и обе твои бабки, вырастили детей и померли затем от тоски.
– Нашего отца, понятное дело, не убили, – уточнила мама. – К нему и приблизиться никто не рискнул, у него же зубы ядовитые.
– Как это – ядовитые зубы?
– Как у гадюки, – пояснил дядя Вотеле. – У наших прародителей у всех были ядовитые зубы, но со временем люди позабыли змеиную молвь, и ядовитые клыки повыпадали. В последнюю сотню лет они встречаются очень редко, я так даже не знаю никого, у кого б они были, но у нашего деда ядовитые зубы были, и он беспощадно уязвлял своих врагов. Железные люди боялись его страшно, стоило ему ощериться, как они разбегались в разные стороны.
– А как же они его поймали?
– Да приволокли камнеметательную машину, – вздохнула мама, – и стали метать в него камни, пока не сбили. Тогда железные люди, вопя от радости, связали его и, отрубив ноги, бросили в море.
– Железные люди ненавидели твоего деда и боялись его ужасно, – сказал дядя. – Он и вправду был нрава дикого, и в его жилах кипела горячая кровь наших предков. Если б все мы оставались такими же, железным людям нипочем бы не свить себе гнездо на нашей земле – да им бы глотки перегрызли, обглодали до самых костей! Но люди и народы, увы, вырождаются. Выпадают зубы, забывается язык, – и в конце концов остается только смиренно горбатиться в поле и жать серпом злаки.
Дядя Вотеле сплюнул и уставился перед собой в пол с таким жутким лицом, что я подумал: дикая кровь крутого деда все еще течет в жилах его сына.
– Отец, уже в воде, кричал так страшно, что железные люди удрали в свой замок и позакрывали все ставни, – завершила мама эту печальную историю. – С тех пор, почитай, лет тридцать прошло.
– Из-за одного только этого тебе надо выучиться заветным змеиным заклятьям, – сказал дядя. – В память о твоем отважном деде. Клыки мне тебе не вживить, но языком шевелить научу. Выплюнь-ка что ты там жуешь и начнем с самого начала.
– Дай ему хоть передохнуть! – взмолилась мама.
– Ничего, – сказал я, изо всех сил стараясь не подать виду. – Язык у меня не так уж и болит. Я вполне могу учиться.
*
Утверждать, будто зубрежка змеиных заклятий тут же заслонила все мечты о веретене, о граблях и лопате для хлебов, было бы неправдой. Временами я думал о чудесах, виденных в доме деревенского старосты Йоханнеса и его дочки Магдалены, даже попытался тайком смастерить лопату для хлебов; о том, чтобы соорудить веретено, я не помышлял, оно казалось мне предметом из потустороннего мира, изготовить который своими руками обычному человеку не дано. Да и хлебная лопата получилась у меня не очень-то – какая-то кривая-косая, занозистая. Делать с ней было нечего, принести ее домой я не решился, и она так и осталась валяться в зарослях.
Встречаясь с Пяртелем, мы, естественно, вспоминали свой поход в деревню и рассуждали, не наведаться ли нам еще разок в тот удивительный дом. Хотя деревенский староста Йоханнес и приглашал нас, однако неприятие деревни никуда из наших душ не делось, и по крайней мере во мне рассказы мамы и дяди порядком его подогревали. Так что я предлагал поход в деревню отложить на потом, а без меня, один, Пяртель идти не хотел. Я же всё звал его пойти к дяде Вотеле учиться змеиной молви, но Пяртель, поморщившись, сообщил, что мама уже занимается с ним, что это ужасно трудно и никаких дополнительных занятий он не желает. Так я и остался единственным учеником дяди Вотеле.
После первых изматывающих недель, когда язык у меня распухал, словно гриб, мышцы рта стали наконец привыкать к нагрузке, и некоторые виды шипа звучали уже вполне правильно. Если поначалу я зазубривал заветные заклятья прежде всего из послушания и уважения к дяде, которого я очень любил, то со временем шип стал мне даже нравиться. Так интересно было пробовать новые шипенья и в случае удачи наблюдать, как орлы высоко в небе разворачиваются и опускаются к тебе, как совы среди бела дня высовываются из дупла, а волчицы замирают на месте, раскорячившись, чтобы тебе было удобнее их подоить.
Одни только букашки не понимали заветных змеиных заклятий, их мозг размером с пылинку слишком мал, чтобы усвоить такие познания. Так что от комаров и оводов змеиная молвь не помогала, как не было от нее проку и при пчелиных укусах. Мошкара ни черта не смыслила в древней молви, она обходилась своим мерзким писком. По сей день я слышу его, когда отправляюсь за водой к роднику, тогда как заветная змеиная молвь безвозвратно утрачена. Остался один писк.
А в те времена, молодой и охочий до ученья, я не обращал на жучков-паучков внимания, я просто давил их, если они докучали. Они как бы не имели никакого отношения к лесу, я воспринимал их как летучий сор. Меня занимали те перемены, которые я примечал в лесу благодаря знанию змеиной молви. Если прежде я просто носился по лесу, то теперь я мог разговаривать с ним. Это было так здорово.
Дядя Вотеле был мною доволен; он говорил, что у меня есть способности к змеиной молви, и когда у нас кончилось мясо, позволил мне подозвать новую косулю. Я пустил шип, косуля послушно подбежала, и дядя Вотеле прикончил ее, а мама с умилением наблюдала за всем этим. Мне тогда было девять лет.
Больше всего способствовало моему ученью, конечно же, то, что я свел знакомство с Инцем.
В тот день я был один, дядя Вотеле задал мне освоить и выучить несколько новых заклятий, и я, лежа возле небольшого родничка, старательно шипел их, так что язык стал уже заплетаться. Вдруг раздался еще один шип – громкий и тревожный.
Это была юная гадюка, на которую напал еж. Я тотчас прошипел ежу самый забористый запретительный шип, который, по-моему, прекрасно у меня получался и который всегда заставлял все живое камнем замирать на месте, но еж остался глух к моему шипу. И тут я понял, что это же тот самый шип, что пустила гадюка, и с моей стороны нет ничего глупее, чем пытаться подсобить гадюке в использовании заветных змеиных заклятий. Какого бы совершенства ни добился человек в произнесении шипа, состязаться в этом с настоящей змеей смысла нет. Ведь гадюки обучили нас этому искусству, не наоборот.
Маленькая гадюка ждала от меня иной помощи. Дело в том, что ежи самые тупые из животных, за все те миллионы лет, что их племя бродит по земле, они так и не удосужились выучиться змеиной молви. Так что наше с гадюкой шипение было обращено к глухим ушам бестолочи. Невзирая ни на что, еж напал на гадюку и наверняка прикончил бы ее, не поддай я его ногой и не отбрось в заросли.
– Спасибо, – тяжело дыша, поблагодарила маленькая гадюка. – Беда с этими ежами, тупые они – все равно что шишки или кочки, можно до смерти исшипеться, а толку никакого.
Я был еще не слишком искусен в змеиной молви, но, кое-как справившись с трудностями, смог спросить молодую гадюку, почему она не ужалила ежа.
– Какой в этом смысл, как уже сказано – они все равно что шишки или кочки, совершенно тупые. Наш яд на них не действует, они по-прежнему выкидывают номера. Еще раз спасибо! Между прочим, заветные заклятья получаются у тебя совсем неплохо. Давно не попадались мне люди, кто бы так хорошо в них разбирался. Мой отец говорит, в прежние времена ему было о чем поговорить с людьми, а теперь они только и умеют, что с помощью заветных заклятий убивать косуль.
Мне стало немножко стыдно, ведь я и сам только недавно использовал заветные змеиные заклятья с той же целью, но я не признался змейке в этом. Я объяснил, насколько это мне удалось, что меня обучает дядя Вотеле, и еще сказал, как меня зовут.
– Я этого Вотеле встречала, – сказала змейка. – Мой отец его хорошо знает. Он и вправду свободно владеет змеиной молвью. Он к нам даже в гости приходил. Если хочешь, можешь тоже зайти. Давай отправимся сейчас же, я расскажу родителям, как ты меня спас. Мое змеиное имя звучит для тебя слишком сложно, так что можешь называть меня хотя бы Инц.
Я был готов сейчас же идти за змейкой, потому что никогда еще не видал, как живет змеиный король. То, что мой новый приятель принадлежит к роду змеиных королей, было ясно и без слов. Змеиные короли, как правило, куда крупнее обычных гадюк, а у взрослых змеиных королей во лбу сияет крохотная золотая корона. У Инца ее еще не было видно, но судя по его величине и разуму, ясно было, что это сын змеиного короля. Змеиных королей много меньше, чем обыкновенных змей. Они все равно что муравьиные матки среди миллионов крохотных рабочих муравьев. Изредка они мне попадались, но до сих пор не представлялось случая поговорить с ними. Да змеиные короли и внимания не обращали на какого-то мальчонку, для этого они слишком важные и могущественные.
Так что я сгорал от любопытства, когда Инц привел меня к большой норе и велел лезть. Было боязно, правда, не так, как на пороге Йоханнесова дома, – змеи ведь свои, их опасаться не стоит, но тем не менее. Лаз в змеиное логово был темный и довольно долгий. Но рядышком ободряюще шипел Инц, и это меня успокаивало.
Наконец мы выбрались в просторную пещеру. Сколько же змей там собралось! В основном обычных небольших гадюк, но было среди них и с дюжину змеиных королей, у всех богатые короны, наподобие золотого цветка шиповника. Самый крупный, похоже, был отец Инца. Инц поведал ему о своем спасении, но так быстро, что я почти ничего не разобрал в этом стремительном шипе. Большой змеиный король оглядел меня и подполз поближе. Я поклонился и произнес слова приветствия, которым меня научил дядя Вотеле.
– Боюсь, дорогой, ты последний человек, из уст которого я слышу эти слова, – произнес змеиный король. – У людей наш язык больше не в почете, они ищут красивой жизни. Твой дядя Вотеле мой хороший друг. Я рад, что он воспитывает себе преемника. Тебе всегда будут рады в нашей пещере, особенно после того, как ты спас жизнь нашему чаду. Ежи – просто напасть нашего племени. Серые, тупоумные твари!
– Жаль, что люди пошли по их стопам, – заметил в углу другой змей. – Вскорости и они такими станут.
– Чего удивляться, им же нравятся железные люди, – добавил Инц. – И они им, похоже, родня, в таких же колючих одеждах. Люди уже кормят железных, так что не удивительно, если они начнут и ежам ставить миски с молоком.
Все весело рассмеялись.
– Железный человек все-таки не совсем то же самое, что еж, – заметил змей, что говорил давеча. – Ежи никогда не скидывают своих колючек, а железные люди одежду снимают. Ежам наш яд нипочем, а я вот на днях железного человека ужалил, когда он голый после купания наступил на меня. На него яд подействовал – он завопил жутким голосом и стал опухать.
Мне еще никогда не приходилось слышать, чтобы змея ужалила человека, и этот рассказ ужаснул меня. Отец Инца заметил это и успокаивающе шипнул:
– Человек, живущий в лесу и знающий наш язык, брат нам. А человек, перебравшийся в деревню, который перестал понимать змеиную молвь, пусть пеняет на себя. Если он оказывается слишком близко к нам, мы первым делом вежливо приветствуем его, но если он нам не отвечает, значит, он перестал быть близок нам, стал все равно как еж или букашка, и нам его ничуть не жаль.
– Зачем ты все это говоришь мальчику? – спросила третья змея, про нее я потом узнал, что это мать Инца. – Зачем запугиваешь? Его это не касается. Он спас нашему чаду жизнь, и мы будем ему вечно благодарны. Он может приходить к нам, когда пожелает, и оставаться здесь, сколько пожелает. Он теперь нам как сын.
– Да, так и есть, – подтвердил отец Инца. – Сын. И если мой друг Вотеле позволит, я сам с удовольствием научу тебя некоторым заветным змеиным заклятьям. В былые времена было заведено, что люди и змеи тесно общались. На протяжении хотя бы нашей жизни нам стоило бы соблюдать этот старинный обычай. А там будь что будет.