Близилось совершеннолетие Никиты, когда молодой гвардеец был призван к царю, желающему дать ему секретное поручение. Несмотря на то, что молод был Никита душой и телом, признал в нем Петр верного слугу Отечества. Да и заслуги деда и отца его помнить умел самодержец.
– Хорош стал, хорош. И ростом вышел и челом, видно, умен! – такими словами встретил Никиту царь.
– Ваше величество, – с жаром произнес Никита, – обещаю быть полезным Родине, которую люблю! За нее, клянусь вам, готов положить голову!
– Жалую! Жалую! Молод ты, боярин! Молод и пример мой принял, я вижу. Токмо не все поняли того, что за Родину лили кровь Шереметев, Меншиков, Апраксин и били наголову тех, от кого переняли свой наряд, от которых научились многому и хорошему! Потому и вызвал тебя! Просьба есть у меня к тебе! Исполнишь? Доверие мое не обманешь?
– Клянусь! Клянусь, отец и воевода, буду только Родине служить и жизни не пожалею!
– Похвально! – Петр усадил Никиту за стол, заваленный картами и чертежами, документами и макетами маленьких иноземных галер и галиотов. – Знаешь, наверное, положение дел наших на Балтике? Несмотря на победы наши, флот вражеский славится силою! Я два раза предлагал мир Карлу, королю шведскому: сперва по необходимости, а потом по великодушию. Теперь же исторгну его у шведов силою!
Царь был возбужден и взволнован, это передалось и Никите.
– И сим повелеваю тебе, – продолжил Петр, – быть в Балтийском море и по прибытии в Ништадт, место мирных переговоров, находиться в услужении барона Остермана. Его глазами и ушами будешь! Надежу на тебя возлагает он, по моему совету, – царь внимательно посмотрел в голубые глаза Никиты. «Тверд мальчишка и храбр! Таких нам надобно воспитывать!» – думал он.
И, сопроводив Никиту рекомендацией и письмом, попрощался.
– Смотри, Никита, не посрами имя деда своего и отца!
– Служу царю и Отечеству!!! – с великой страстью крикнул Никита и, повернувшись на каблуках, вышел.
Петр глядел юноше вслед и вдруг вспомнил своего сына, Алексея непутевого. Тяжко стало царю, часто думал он о сыне, не принявшем все науки царя и отца по наущению матери своей.
Войдя в прохладную церковь, Петр пал на колени пред святыми образами и молвил:
– Благодарю Тя, Господи, что сподобил меня пожать плоды моих усилий! Сердцеведец! Ты зрел чистоту моих помыслов и благославил мои начинания. Свет наук начинает озарять Тобою вверенное мне царство. Трудолюбие и довольство проявляются в хижине земледельца. Суд и законы заменяют произвол. Боже, сыплющий щедрою рукою блага по земле, осени мя Твоею мудростию на предлежащем мне пути, укрепи силы мои на труд, мне предназначенный, вознеси и возвеличь Россию в походе будущем и дай врагам моим ума и терпения!
Почувствовав облегчение, царь вышел из храма и направился к своим полкам.
Никита, подъехав к дому на лихом вороном жеребце, кинул узду стремяному и радостно вошел внутрь.
– Матушка! Ольга! – закричал он. Встревоженные женщины выскочили в светлицу вместе с горничными и служанками.
Татьяна, узрев на челе сына родного волнение, схватилась за сердце.
– Чуяла, знала, что не кончились беды мои! Сына, Никитушку, на войну! Вот и снам моим разгадка! – причитала она, пока Никита делился радостной для себя новостью с Ольгой, кузиной своей и зазнобой.
Наконец, отстранив от себя рыдающую Ольгу, Никита подошел к матери и, тихо опустившись на колени перед ней, сказал:
– Посылает меня Петр на войну со шведами. Матушка, благослови и ты! Почестями обещал осыпать, как вернусь! Но не за них иду с войной! За деда, за отца своего. Не будет им совестно за меня на небесах! Все сделаю, а не посрамлю святое для меня имя!
Он прикоснулся губами к руке матери. Та лишь беззвучно залилась слезами горькими. А за ней и Дуня, и все женщины, находившиеся в доме, зашлись плачем. Никита гордо выпрямив спину, крикнул:
– Неужель хороните кого?! Что запричитали, как отпеваете? Я хозяин и засим приказываю – молчать и готовиться к моему отъезду! Да поживее!
Вмиг разбежались все, как мыши по норам. Суров оказался молодой Преонский. Суров и грозен. Впервые челядь увидела в нем настоящего воина и хозяина.
На кухне прислуга обсуждала участь Никиты и горе Ольги и матери его.
– С лица Никитка наш – Кузьма Петрович покойный, Бог даст, и норовом пойдет в него, – заметил старый Лука, в бывший управитель дома Преонских. Многие с ним согласились.
– Дед все-таки ему родный, – проворчала стряпуха Варвара.
Сгущались над городом уже сумерки, когда наконец-таки Никита и Ольга остались одни.
– Никита, – обратилась к нему Ольга, – и надолго ты едешь?
– Я все-все тебе расскажу, когда ночью встретимся в саду, хорошо? – он подошел к ней поближе и принялся теребить ее непослушный локон. Она слабо отстранилась от него.
– Ты же знаешь, что матушке не по нраву встречи наши, – ответила она, ускользая из его рук.
– Не переживай! Матушка знает о том, что родство наше дальнее, и мы можем обвенчаться, просто за нас переживает. Молоды мы еще для нее. Да на глазах растем, вот и мучает себя. Ей бы легче было, если бы мы просто поженились.
Не успела Ольга ответить, как в комнату влетел запыхавшийся гонец от гоф-лейтенанта Преображенского полка. Никита и Ольга в недоумении смотрели на него. Наконец он, отдышавшись, произнес:
– Гордон приказал создавшимся отрядам начать сборы на Переяславском озере! Завтра утром!
Никита смотрел то на гонца, то на Ольгу. Вошла мать Никиты и, утирая глаза платком, приказала накормить гонца и готовить Никитины вещи.
Пока челядь, сбиваясь с ног, выполняла приказания Татьяны, Никита увел Ольгу в сад.
– Так много хотел сказать тебе, а сейчас будто все слова растерял, – он переминался с ноги на ногу, – но, Ольга, верь мне, что обещание свое я сдержу и когда вернусь, мы обязательно обвенчаемся.
Ольга строго смотрела на Никиту, как бы проверяя, верит ли он сам в то, что говорит.
– Что ты так смотришь? Аль не веришь, что жениться на тебе хочу? – спросил он.
Ольга ничего не ответила, а лишь пошла по садовой дорожке, все ускоряя шаг. Никита, вспомнив думу свою, кинулся вслед.
– Обещай! Обещай, что дождешься! – с жаром произнес он. – И я обет даю не забывать тебя. И еще: колечко наше родовое у себя храни, – он снял перстень с пальца и протянул Ольге.
– Как же, Никитушка, тебе ведь его носить надлежит! Нельзя мне его брать! – Ольга совала перстень обратно в руки Никиты. Он силою разжал ее кулак и надел колечко на пальчик.
– Это и твое тоже, а вдруг со мной что случится, отдашь его детям своим, как дед завещал! – он отошел от нее и, взглянув на Ольгу в последний раз, прошептал:
– Прощай!
А она лишь стояла, и слезы, хлынувшие из глаз, скатывались по щекам и падали на каменные плиты аллеи. С тех пор носила Ольга кольцо в кармане нижней юбки и никогда с ним не расставалась.