Глава 3. Весть

Сэхфир’халлан лежал на узкой кровати в своих покоях, сжавшись в клубок. Он стиснул зубы и обхватил себя руками, до боли впиваясь пальцами в кожу. На душе было скверно. Пожалуй, настолько тяжёлого наказания для него ещё не назначали. Обычно за проступки его, как и остальных провинившихся эльфов, отправляли работать на грязной и нудной работе вместо слуг. Иногда изолировали от общения со сверстниками, что, впрочем, не отменяло необходимость учиться…

Отчасти Сэхфир надеялся, что за сегодняшнюю выходку ему запретят появляться на весеннем празднике. Но, кажется, Старейшины просекли, что в его случае, уединение будет только в радость. И решили испробовать один из новомодных человеческих методов.

Вечером за его провинность хорошенько выпороли мальчишку. До лопнутой кожи и кровавых полос. А Сэхфир’халлана заставили за этим наблюдать. И если наказуемого было просто жалко, и сердце охватывал стыд за то, что за его поступки пострадал совершенно неповинный ребёнок, то самого себя полукровка уже почти ненавидел. Стоило первому удару обрушиться на зад и спину мальчишки, как в фон плеснуло такой болью, что у полукровки чуть было не помутнел разум, и он машинально начал впитывать в себя эту энергию. Что не осталось незамеченным Старейшиными и Жрецами. А уж когда на коже мальца выступили первые капли крови, Сэхфир’халлана пришлось прижать воздушным прессом к стене, чтобы тот не смог навредить окружающим. Разум прояснился только после того, как ему влили в организм несколько литров свиной и бычьей крови. И куда только оно девалось? Впрочем, было понятно куда… Серость кожи несколько уступила болезненной бледности. Организм в кой-то веки почувствовал себя полным сил и энергии. Магическое ядро оказалось полностью восстановлено, несмотря на целый день упорных занятий.

Правда, несмотря на всю приятность ощущений от чувства относительной сытости, всё-таки голод ещё ни разу до конца не отступал, хотелось убиться об стену. После завершения наказания полукровку оставили наедине с мальчишкой. Сэхфир’халлан умело обработал и перевязал раны. Но быстрого исцеления дать всхлипывающему мальчишке не мог – не умел. Сказать ничего вразумительного пострадавшему тоже не мог. Что тут скажешь? Извинишься? Это даже немного смешно… Впрочем, мальчишка тоже не был расположен к разговору, и от него изрядно фонило обидой и страхом.

В памяти то и дело прокручивалась сцена публичного наказания, помутнения рассудка, перевязки мальчишки и ожидания, когда их выпустят из помещения. Впрочем, когда это произошло, облегчения ни для кого это тоже не принесло. Старейшины посчитали, что «мальчик для битья» получил достаточную медицинскую помощь, и несмотря ни на какие уговоры Сэхфира, пострадавшего запретили отводить к магическому лекарю. Что же до полукровки, ему вновь указали на его место опасного, неконтролирующего себя зверя, из-за которого пострадают невинные, и отправили отходить к ночному сну, заверив, что на этом наказание завершено.

Да какой тут сон!

Не в силах больше оставаться наедине со своими мыслями, идущими по кругу, Сэхфир вскочил с кровати, достал из сундука удобные льняные штаны и чёрную накидку. Быстро переоделся, снял обувь, и, дождавшись, пока стражник отвернётся от его окна, выскользнул на крышу.

Прятаться в тенях обычно было забавно. Иногда он даже игрался, тревожа стражников звуками и сталкивая их между собой. Правда, если понимал, что кто-то из них вот-вот поднимет тревогу, открывался, получая наутро закономерное наказание. Но для него это было уроком. Нужно действовать осторожнее.

Ночь – единственное время, когда он мог побыть наедине с собой. Искупаться в серебряных лучах луны. Мчаться по полянам, обгоняя ветер. Спорить с ночными хищниками в силе и ловкости. Впрочем, редко когда жители леса рисковали к нему приблизиться. Во всяком случае, до тех пор, пока он не научился прятать некротический фон – вечный жуткий холодок, из-за которого его сторонились живые, с ягуарами он мог разве что поиграть в догонялки. Он действительно считал, что не вправе вонзать клыки в живых существ, если они на него не нападали.

Его худощавость, выпирающие рёбра и бледно-болезненный вид часто создавали ложное впечатление физической и энергетической слабости. По силе, скорости, ловкости и выносливости он мог поспорить со старшими сородичами и легко переплёвывал многих. Что нельзя было сказать о мастерстве. В фехтовании он делал большие успехи. Но вместо того, чтобы учиться наносить смертельные раны, его учили сдерживать себя. Отрабатывать навыки ему частенько приходилось ночью, используя выточенный им, подходящий по весу и балансу деревянный меч. В кузницу его не допускали. Так что единственный клинок, который Сэхфир’халлан всегда носил за поясом, ему подарил Сэлфис.

Что же касается искусства управления Стихией Воды – Старейшины считали, что он слишком молод для обучения, и определили его в лекари, коим часто благоволила эта стихия. Обучение же Сэхфир находил скучным. На память он не жаловался, так что запомнить общий материал, с которым бы управился обычный, лишённый магии врачеватель, он справлялся. Когда же дело касалось магических формул – всё шло наперекосяк, будто б полукровке что-то мешало. Устав от вечных нападок и убедив себя, что Старейшины ошиблись с выбором его специализации, тот и вовсе начинал считать листву на деревьях, сидя на общих занятиях.

Сейчас же он выбрался на край высокого утёса возле гарнизона и бараков. Внутри всё ещё клокотало. Ужасно ныли лопатки. Хотелось взмыть ввысь и улететь подальше так, будто б у него были крылья. Ему чудилось, что нечто зовёт и тянет его за горизонт, туда, куда заходило солнце. Когда он закрывал глаза и сосредотачивался, впадая в поверхностный транс, он ярче ощущал несколько энергетических нитей. Едва тёплую и мягкую, тянущуюся от матери. Яркую и приятно холодящую – от Сэлфис’харлана. Почти горячую, но не обжигающую – от Аэлдуллина. Но издалека тянулись ещё три нити. Две из них ощущались почти как Сэлфис, только значительно глуше, будто б магический купол приглушал связь. Третья нить, по которой шёл тот странный манящий зов, ощущалась иначе. Будто б она тянется не от кровного родственника, и вообще не от живого… или условно живого разумного. Это было странно. Но спросить про эти ощущения было не у кого. А про чувство периодического пристального взгляда откуда-то извне, он и вовсе предпочитал помалкивать после того, как Верховный Жрец поделился своими умозаключениями о его происхождении по воле Владычицы Долины Теней. Да и, если разобраться, вот только паранойи ему сейчас и не хватало.

От желания спрыгнуть с утёса и занырнуть в глубокое озеро у его подножия, отвлекли стук копыт и лошадиный храп. В надежде, что удастся услышать что-нибудь интересное от вернувшихся в родные края гонцов, Сэхфир вновь слился с тенями и, бесшумно ступая босыми ногами по лесной траве, поспешил к гарнизону.

Чем ближе он подбирался к путникам, тем больше радовался, что несколько часов назад в него влили столько крови. От гонцов разило терпким духом настолько сильно, что если бы не сытый желудок, Сэхфир’халлан опять мог бы потерять контроль над собой. Такая убойная смесь крови, застарелого пота, грязи, лошадиного духа и страха! Кони забеспокоились при его приближении, так что, пришлось отойти подальше, подождать, пока их уведут, и скользнуть следом. Вояки редко отказывались от забористой дорожной байки, видя искренний интерес в глазах.

Сейчас же казалось, что к разговорам они не расположены, насколько унылы и хмуры были их лица. Даже привычного по возвращении шутливых перебранок не слышалось. С долей досады полукровка уже собирался уйти, как со стороны дворцовых садов появился свет от пятерых витающих в двух метрах над землёй энергетических шариков. Сэхфир поспешил зарыться поглубже в листву. Ещё раз за сегодняшние сутки показываться на глаза Верховному Жрецу у него не было никакого желания.

– Докладывайте. – повелел Тар Приестэн, едва один из гонцов поднял на свет хмурый взгляд.

Те угрюмо переглянулись. Слово взял самый старший, с перевязанной окровавленной рукой.

– Мы потеряли двоих разведчиков. Они… перешли на сторону Тьмы.

Даже при тусклом свете было заметно, как Тар Приестэн побагровел от возмущения. Старший примирительно поднял руку и покачал головой:

– У них не было выбора, Верховный. Прокля́тые волколаки…

– Значит, у них не хватило смелости покинуть этот мир, и они выбрали превратить в чудовищ… Надеюсь, у вас хватит стойкости отправить их в Долину Теней, если судьба сведёт вас вновь. Но я не об этом спрашивал.

Старший несколько раз глубоко вздохнул и продолжил после небольшого тягостного молчания.

– Первородный вампир ведёт свою армию к западу. Возвращается в Итернитас. В наши края он обещался не захаживать, покуда эльфы сохраняют нейтралитет. Или пока у него не закончатся цели вне нашего магического щита.

– Он не сможет проникнуть за щит, покуда у него нет здесь сторонников. – небрежно отмахнулся от такого умозаключения Жрец, – Дальше.

– Верховный… Я не могу не сказать своих наблюдений. Если бы не свойственная людям поросль на лице и тёмная масть… – замялся докладчик, неловко покачав раненую руку, и отведя глаза, – В общем, самый младший Тар Аварра почти полная его копия.

В лицо Сэхфир’халлана хлынул жар. С ним никогда в открытую не разговаривали о вампирах. Тем более, о первородном вампире, который, оказывается, внешне похож на него самого! Неужели речь об отце?! Ему даже показалось, что от волнения трепыхнулось сердце.

– Я понимаю ваши опасения. – после чуть затянувшегося молчания ровным тоном откликнулся Тар Приестэн, – Младший брат Наследника никогда не покидал пределов защитного купола. И вскоре его отправят вдаль от западных границ. Уверен, что беспокоиться насчёт вероятной связи не стоит. Если на то будет воля Света, их пути никогда не пересекутся.

– По слухам, у Князя Корвоса есть сын… – продолжил старший. – Мы видели его. Чернявый юноша, чуть старше Аэлдуллинна. Во всяком случае, возраст наверняка не перевалил за сотню. Развитие схоже с эльфийским, хоть и его мать была человеком при зачатии. Отпрыска Первородного называют дампиром.

– Что до стальных его… отродий? – уточнил Жрец, выплюнув последнее слово.

– В его клан входят несколько человеческих аристократических родов Виридихорта. При этом все они, даже выходцы с песчаного юга, связаны с Корвосом… Алларом Десбаэлом прижизненно, кровными узами. Его кузены, дяди, братья… Женщин-вампирш почти нет. А те, что есть, – разведчика передёрнула, – будут похуже упырей.

– Меня интересует, известно ли о существовании других… дампиров?

– Никак нет. – докладчик уверенно качнул головой, – У обращённых в вампиров оставались свои человеческие семьи. Обращение происходит не раньше, чем кандидат обзаведётся живыми потомками, достигшими пятилетнего возраста, и докажет свою преданность Роду. Ещё мы узнали о категорическом запрете Князя на обращение разумных, не достигших совершеннолетия. Впрочем, пока он единственный, кто плодит себе подобных.

– А что до волколаков?

– Они сами подавили последовавшую за ними чуму. Одно поселение вырезали подчистую. Это более пяти тысяч погибших душ. – голос докладчика дрогнул, – Число укушенных неизвестно, но прошло достаточно лун с тех пор, чтобы убедиться, что зараза не пошла дальше. Численность волколаков регулируется Корвосом не менее строго, чем обращения в вампиров. Насколько мне известно, лишних укушенных просто убивают.

– Что же, отрадно слышать, что хотя бы в этом вопросе в лагере тьмы строгая дисциплина. – сдержанно вздохнул Тар Приестэн, – и не стоит ждать заполонения планеты нерегулируемой волной заразных проклятых существ…

Доклад длился ещё несколько минут, прежде чем Верховный Жрец, наконец, отпустил уставших после долгой дороги эльфов. Сэхфир’халлан еле дождался, когда все разойдутся, чтобы беспрепятственно добраться до покоев брата. Ради таких новостей можно его и разбудить, хоть сегодня они договаривались о том, что сегодня брат будет отсыпаться.