Мосс Джуниор Тэтум, первый заместитель шерифа, и Джейк Брайгенс сидели в кабинете Оззи и спокойно беседовали, в то время как за стеной, в просторной, но загроможденной канцелярской мебелью комнате собрались полицейские чины, служащие тюрьмы и обычная для таких заведений публика: чьи-то опекуны, доверенные лица – они с нетерпением ожидали прибытия в казенный дом нового постояльца. Двое заместителей Оззи сквозь щелочки жалюзи поглядывали на журналистов и фоторепортеров, толпившихся на стоянке, расположенной между стенами тюрьмы и полотном автострады. Тут и там между машинами громоздились фургоны передвижных телестанций, прибывшие из Мемфиса, Джексона и Тьюпело. Моссу это пришлось не по вкусу, он вышел из здания, неторопливым шагом прошелся по дорожке до стоянки и приказал прессе перейти в отведенное для нее место. И чтобы никаких фургонов, добавил он.
– А вы ничего не хотите нам заявить? – выкрикнул кто-то из репортеров.
– Хочу. Уберите фургоны.
– Можете сказать что-нибудь об убийствах?
– Да. Застрелены два человека.
– А какие-нибудь подробности?
– Никаких. Меня при этом не было.
– Есть подозреваемый?
– Да.
– Кто он?
– Скажу, когда уберете фургоны.
Громоздкие будки на колесах были тут же аккуратно поставлены в самый дальний угол стоянки. Ощетинившаяся микрофонами, фото- и видеокамерами толпа придвинулась к дорожке. По ней расхаживал Мосс, с удовлетворенным видом наблюдающий за тем, как выполняются его указания. Наконец он направился к поджидавшим его представителям прессы. Остановившись перед ними, он принялся жевать зубочистку. Руки легли по обеим сторонам огромного живота, большие пальцы засунуты за широкий кожаный ремень.
– Кто это сделал?
– Его уже арестовали?
– Имеет ли к этому отношение семья пострадавшей девочки?
– Оба насмерть?
Мосс широко улыбнулся и покачал головой:
– Не спешите. По одному. Да, у нас есть подозреваемый. Он арестован, его доставят сюда с минуты на минуту. Поэтому я и приказал убрать с дороги фургоны. Это все, что я могу вам сообщить.
Развернувшись, он пошел к дверям тюрьмы, не обращая ни малейшего внимания на летевшие ему в спину вопросы. С порога заполненной людьми канцелярии громко спросил:
– Как Луни?
– Празер поехал к нему в больницу. В общем, с ним все в порядке: слегка зацепило ногу.
– Ну да. Этакая мелочь плюс еще небольшой инфаркт, – с улыбкой добавил Мосс.
Собравшиеся в комнате рассмеялись.
– Едут! – раздался чей-то возглас, и люди прильнули к окнам, глядя на въезжающие на стоянку полицейские автомобили с включенными синими мигалками.
За рулем первой машины сидел Оззи, рядом с ним Карл Ли – без наручников, а Хастингс, откинувшись на спинку заднего сиденья, слабыми взмахами рук пытался прикрывать глаза от фотовспышек, пока машина медленно ползла через толпу репортеров, мимо фургонов телевизионщиков. У самых дверей тюрьмы Оззи остановил автомобиль, все трое вышли и спокойным, невозмутимым шагом прошли внутрь. После того как Карл Ли был оставлен на попечение надзирателей, Оззи направился по коридору в свой кабинет, где его ждал Джейк.
– Ты сможешь встретиться с ним через пару минут, Джейк, – пообещал шериф.
– Благодарю. Значит, ты уверен, что это сделал он?
– Да. Я уверен.
– Но он не признался, не так ли?
– Нет. Он вообще был не очень-то разговорчив. Похоже, это выучка Лестера.
Вошел Мосс:
– Оззи, писаки хотят, чтобы ты поговорил с ними. Я сказал, что ты выйдешь к ним.
– Хорошо, Мосс. – Оззи вздохнул.
– Кто-нибудь видел, как все произошло? – спросил Джейк.
Красным носовым платком Оззи утер потный лоб.
– Да. Луни его опознает. Помнишь Мерфи, скрюченного инвалида, который моет полы в здании суда?
– Конечно. Бедняга едва ковыляет.
– Он видел все от начала до конца. Сидел на ступенях такой же лестницы с противоположной стороны вестибюля. Жевал свои бутерброды. Перепугался так, что в течение часа не мог выговорить и слова. – Оззи вдруг остановился, посмотрел на Джейка. – Не пойму, зачем я тебе это рассказываю?
– А какая тебе разница? Все равно рано или поздно я и сам все это узнаю. Где сейчас мой подопечный?
– Где-то дальше по коридору. Нужно сделать фотоснимки, ну и все такое прочее. На это уйдет с полчаса.
Оззи вышел, и Джейк воспользовался его телефоном, чтобы позвонить домой. Когда Карла сняла трубку, он напомнил ей, что она должна следить за всеми выпусками теленовостей и записывать их на видеомагнитофон.
Шериф бесстрашно стоял перед микрофонами и камерами.
– Где ваши вопросы? Мы арестовали подозреваемого. Имя – Карл Ли Хейли из округа Форд. Задержан по подозрению в двух убийствах.
– Это он отец девочки?
– Да, он.
– Откуда вам известно, что это сделал он?
– Так мы работаем.
– Есть свидетели?
– Нам, во всяком случае, о них ничего не известно.
– Он признался?
– Нет.
– Где вы его нашли?
– В его собственном доме.
– Был ранен ваш заместитель?
– Да.
– Как он сейчас себя чувствует?
– Хорошо. Он в больнице, но с ним все в порядке.
– Его имя?
– Луни. Де Уэйн Луни.
– Когда будет предварительное слушание?
– Я не судья.
– Ну, по вашим соображениям?
– Может, завтра, а может, и в среду. Прошу вас, остановимся на этом. Я не готов предоставить вам какую-либо информацию, во всяком случае, не сейчас.
Тюремщик забрал у Карла Ли бумажник, деньги, часы, ключи, перочинный нож, снял с пальца обручальное кольцо, вписал каждую вещь в специальный формуляр, на котором Карл Ли проставил дату и свою подпись. Затем в соседней небольшой комнатке его сфотографировали – анфас и профиль – и сняли отпечатки пальцев. Пока все шло так, как говорил ему Лестер.
Ожидавший его у дверей Оззи провел Карла Ли по коридору в другое помещение, где алкоголиков заставляли дышать в трубку газоанализатора. За небольшим столом, помещавшимся рядом с агрегатом, сидел Джейк. Оззи извинился и оставил их одних.
Адвокат и его клиент, разделенные прямоугольником стола, спокойно и вдумчиво изучали друг друга взглядами. Улыбались. И молчали. Последний раз они говорили пять дней назад, в среду, на следующий после изнасилования день, сразу по окончании предварительного слушания.
Сейчас Карл Ли выглядел более спокойным. На лице ни следа напряжения, слез нет. Наконец он решил нарушить тишину:
– А ведь ты не думал, что я пойду на это, Джейк.
– В общем-то, нет. Так все-таки это ты?
– Я. Ты же знал об этом.
Джейк улыбнулся, кивнул, сложил руки на груди.
– Как ты сейчас себя чувствуешь?
Карл Ли откинулся на спинку вращающегося кресла.
– Намного лучше. В целом все это мне очень не нравится. Лучше бы ничего такого вообще не было. И с дочкой тоже, ты же понимаешь меня. Я ничего не имел против тех парней, пока они не обидели Тони. Теперь они получили то, что должны были получить. Мне искренне жаль их матерей и отцов, если только у них были отцы, в чем я сильно сомневаюсь.
– Ты боишься?
– Чего?
– Газовой камеры, например.
– Нет, брось, Джейк. Поэтому-то я и выбрал тебя. Ни в какую газовую камеру я идти не собираюсь. Я видел, как ты вытащил оттуда Лестера, теперь ты сделаешь то же для меня. Тебе это по силам, Джейк.
– Не так уж это просто, Карл Ли.
– Ну?
– Не думаешь же ты всерьез, что, хладнокровно пристрелив человека, вернее, двух, и заявив жюри присяжных, что они заслужили свою смерть, ты сможешь с гордым видом выйти из зала суда.
– Но ведь с Лестером у тебя получилось.
– Каждый случай особенный. Разница здесь в том, что ты убил двух белых парней, а Лестер – только черномазого ниггера. Большая разница.
– Боишься, Джейк?
– Мне бояться? Газовка угрожает не мне.
– Не очень-то ты стараешься меня обнадежить.
«Ты набитый идиот», – подумал Джейк. Чем, интересно, можно его сейчас обнадежить? Да на трупах еще кровь не высохла. До того как все это случилось, Джейк и в самом деле испытывал большую уверенность, однако сейчас кое-что изменилось. За преступление, в совершении которого признался его подзащитный, полагалась смерть в газовой камере.
– Где ты раздобыл армейскую винтовку?
– Помог друг в Мемфисе.
– Ясно. Лестер причастен к убийству?
– Нет. Он знал, что я намереваюсь делать, и хотел помочь, но я ему не позволил.
– А как Гвен?
– Сейчас она, конечно, с ума сходит, но рядом с ней Лестер. Она вообще ни о чем не подозревала.
– Что скажешь про детей?
– Ты же знаешь: дети есть дети. И им не хочется, чтобы их папочка сидел в тюрьме. Плачут, но это пройдет. Лестер о них позаботится.
– Он собирается возвращаться в Чикаго?
– Не сразу. Джейк, когда суд?
– Предварительное слушание будет завтра или в среду, это определит Буллард.
– Он будет председательствовать?
– На предварительном слушании. Но не на заседании суда. Дело должно разбираться выездной сессией.
– Кто у них там будет главный?
– Омар Нуз, из округа Ван-Бюрен. Тот же, с кем имел дело Лестер.
– Мне везет. Он неплохой судья, а?
– Да.
– И когда все это закрутится?
– Ближе к концу лета или осенью. Бакли будет настаивать на скорейшем разбирательстве.
– Кто такой Бакли?
– Руфус Бакли, прокурор. Он выступал обвинителем на процессе Лестера. Да ты помнишь его, такой крупный, с громким голосом…
– Да-да, помню. Громила Руфус Бакли. Совсем вылетел у меня из головы. А ведь он довольно опасен, так?
– Он умен, очень умен. Он продажен, и амбиции у него непомерные, в это дело он вцепится ради саморекламы.
– Но ты ведь побивал его, а?
– Было дело. Но и он побивал меня.
Джейк раскрыл свой кейс, достал папку. Еще раз он пробежал глазами условия заключения контрактов по защите интересов своих клиентов. Условия эти Джейк знал наизусть, но удостовериться лишний раз не помешает. Гонорар его определялся платежеспособностью клиента, которая у чернокожего населения была не очень-то высокой, если, конечно, не обнаруживалось где-нибудь в Сент-Луисе или Чикаго близкого родственника с высокооплачиваемой работой и достаточно щедрого. Но такое случалось нечасто. Джейк припомнил дело Лестера: у того в Калифорнии был брат, почтовый служащий, но он то ли не смог, то ли не захотел помочь. Жили в округе и какие-то сестры, однако у них самих забот хватало, поэтому они предлагали главным образом моральную поддержку. У Гвен было множество родственников, и жили они все довольно-таки благополучно, но процветающими их не назовешь. Карл Ли сам являлся собственником нескольких акров земли вокруг своего дома, которую заложил, чтобы помочь Лестеру расплатиться с Джейком.
В качестве гонорара за выигранный процесс Джейк потребовал пять тысяч долларов: половину Лестер заплатил еще до суда, вторую половину обязался выплатить частями на протяжении последующих трех лет.
Джейку претил разговор о деньгах. Более неприятной и трудной проблемы в его практической деятельности не было. Еще с порога, с самого начала клиенту прежде всего было необходимо узнать, на сколько его принудят раскошелиться, и все реагировали на ответы Джейка по-разному. Некоторых то, что они слышали, поражало, другие только судорожно сглатывали, третьи в гневе хлопали дверью. Кое-кто начинал торговаться, однако большинство платили или обещали заплатить.
Он вчитывался в условия контракта и с чувством полной беспомощности размышлял о приемлемой для обеих сторон сумме гонорара. Кое-кто из коллег Джейка взялся бы за такое дело за чисто символическую плату. Их больше интересовала реклама. Джейк подумал о земельном участке, о работе на бумажной фабрике, о семье и в конце концов произнес:
– Ты заплатишь мне десять тысяч.
Карл Ли даже не пошевельнулся.
– С Лестера ты взял пять тысяч.
– На тебе висят три жертвы, у Лестера была одна, – с готовностью откликнулся Джейк.
– А сколько раз я, по-твоему, смогу войти в газовую камеру?
– Неплохой вопрос. Сколько ты можешь заплатить?
– Тысячу я могу заплатить прямо сейчас. – В голосе Карла Ли звучала гордость. – Под остаток земли займу столько, сколько мне дадут, и все эти деньги отдам тебе.
Джейк на минуту задумался.
– У меня другое предложение. Прежде всего давай договоримся о сумме. Ты заплатишь тысячу мне прямо сейчас и подпишешь расписку на остальное. Как раздобудешь деньги, выкупишь расписку.
– Сколько же ты хочешь?
– Десять тысяч долларов.
– Я готов заплатить пять.
– Ты можешь заплатить и больше.
– А ты в состоянии сделать ту же работу и за меньшую сумму.
– О’кей, я в состоянии сделать ее за девять тысяч.
– Тогда я заплачу шесть.
– Восемь?
– Семь.
– Может, сойдемся на семи с половиной?
– Ну, пожалуй, столько я еще смогу заплатить. Это будет зависеть от того, сколько мне дадут за землю. Значит, ты хочешь, чтобы я отдал сейчас тебе тысячу, а на оставшиеся шесть с половиной написал расписку?
– Именно так.
– Хорошо. Договорились.
Джейк быстро заполнил строки контракта и официальный бланк расписки, и Карл Ли подписал оба документа.
– Джейк, а сколько бы ты запросил с действительно состоятельного человека?
– Пятьдесят тысяч.
– Пятьдесят? Ты серьезно?
– Да.
– Боже, но это же куча денег! Ты когда-нибудь столько получал?
– Нет. Но пока мне не приходилось видеть людей с большими деньгами в суде по обвинению в совершении убийства.
Затем Карлу Ли захотелось узнать все о возможной сумме залога, о жюри присяжных, о процедуре суда, свидетелях, председателе жюри, о том, когда он сможет выйти из тюрьмы, рассчитывает ли Джейк ускорить начало судебного разбирательства, какова будет его линия защиты и прочее в таком же духе. Джейк ответил, что у них будет достаточно времени, чтобы обговорить все эти проблемы. Он пообещал Карлу Ли позвонить Гвен и уведомить хозяина бумажной фабрики.
После того как Джейк ушел, Карла Ли поместили в камеру, расположенную по соседству с камерой для числящихся за штатом Миссисипи преступников.
Задний бампер красного «сааба» Джейка упирался в фургон с телевизионной аппаратурой. «Куда, интересно, запропастился водитель?» – подумал Джейк. Почти все газетчики ушли, но поблизости еще бродили несколько человек, явно чего-то выжидая. Было уже почти темно.
– Вы работаете у местного шерифа? – спросил кто-то Джейка.
– Нет. Я юрист, – небрежно ответил Джейк, стараясь выглядеть равнодушным.
– А не вы ли адвокат мистера Хейли?
Джейк повернулся к человеку, задавшему вопрос. Стоявшие рядом люди прислушивались к их разговору.
– Собственно говоря, да.
– Не согласитесь ли ответить на несколько вопросов?
– Задавайте, но не обещаю, что полностью удовлетворю ваш интерес.
– Не встанете ли вы вот сюда?
Джейк шагнул навстречу микрофонам и камерам, сделав вид, что несколько раздражен свалившимися на его голову хлопотами. За разворачивающейся сценой из окна своего кабинета следил Оззи, окруженный подчиненными.
– Джейк любит киношников, – заметил Оззи.
– Как и все юристы, – отозвался Мосс.
Репортер начал интервью:
– Как ваше имя, сэр?
– Джейк Брайгенс.
– И вы адвокат мистера Хейли. – Это прозвучало как утверждение.
– Совершенно верно, – холодно подтвердил Джейк.
– А мистер Хейли – это отец маленькой девочки, изнасилованной двумя белыми парнями, которых сегодня убили?
– Да.
– Кто их убил?
– Я не знаю.
– Мистер Хейли?
– Я сказал: не знаю.
– Какое обвинение предъявлено вашему клиенту?
– Он арестован по подозрению в убийстве Билли Рэя Кобба и Пита Уилларда. Пока ему не предъявлено никакого обвинения.
– Вы считаете, что мистеру Хейли суд предъявит обвинение в совершении двух убийств?
– На этот вопрос я не отвечаю.
– Почему?
– Вы уже разговаривали с мистером Хейли? – вступил другой репортер.
– Да, несколько минут назад.
– Ну, и как он?
– Что вы имеете в виду?
– Ну… э-э… как он?
– Вы хотите сказать, как он находит тюрьму? – Джейк позволил себе легкую усмешку.
– М-м-м… да.
– И на этот вопрос я не отвечу.
– Когда он появится в суде?
– Может, завтра, может, в среду.
– Его признают виновным?
Джейк широко улыбнулся:
– Естественно, нет.
Съев свой ужин холодным, они сидели в креслах-качалках на крыльце, следили за струйками воды из газонополивалки и обсуждали события дня. Новость об убийстве негром двух белых мужчин прокатилась по всей стране, Карла записала несколько репортажей. По двум телеканалам, имевшим в Мемфисе своих корреспондентов, велась прямая трансляция из зала суда, и зрители, настроившиеся на волну агентств новостей Мемфиса, Джексона и Тьюпело, видели на экранах, как Кобба и Уилларда вводят под охраной в зал суда, а через несколько минут выносят из здания на носилках под белыми простынями. Показали даже, как заместители шерифа топчутся на ступеньках, не решаясь войти внутрь.
В вечерние новости интервью Джейка попасть не успело, поэтому они сидели и ждали с видеомагнитофоном наготове десятичасового выпуска. И вот он появился на экране, с кейсом в руке, подтянутый, с элегантной прической, симпатичный и уверенный в себе, полный отвращения к прессе и тем неудобствам, которые она ему причиняет. Джейк подумал, что на экране он выглядит великолепно; глядя на себя самого во все глаза, он начал приходить в волнение. До этого ему уже довелось однажды мелькать в кадрах телехроники – после того как присяжные оправдали Лестера, – и завсегдатаи кафе потом не давали ему прохода своими насмешками.
Настроение у Джейка было превосходное. Он уже сделал себе неплохую рекламу и предвкушал еще более широкую известность. Он копался в памяти, но так и не мог вспомнить другое дело, другое судебное разбирательство, способное привлечь большее внимание, чем случай с Карлом Ли Хейли. А что начнется, когда Карла Ли Хейли, черного, за убийство двух белых парней, которые изнасиловали его дочь, оправдает жюри присяжных, состоящее целиком из белых, да еще в каком-то захолустном городке штата Миссисипи…
– Чему это ты улыбаешься? – нарушила приятное течение его мыслей Карла.
– Ничему.
– Как же! Мечтаешь о суде, о репортерах, об оправдательном вердикте. Ты уже видишь, как выходишь из зала суда, обнимая Карла Ли за плечи, а на пятки вам наступают газетчики, стрекочут фото- и кинокамеры, люди хлопают тебя по спине, выкрикивая поздравления. Уж мне-то прекрасно известно, о чем ты сейчас думаешь.
– Тогда зачем спрашивать?
– Чтобы посмотреть, сознаешься ли ты в этом.
– Хорошо, ты права, признаю. Этот процесс может сделать меня знаменитым и принести нам в перспективе не меньше миллиона.
– При условии, если ты его выиграешь.
– Да, если я его выиграю.
– А если проиграешь?
– Я выиграю.
– А вдруг нет?
– Будь уверена.
Раздался телефонный звонок, и следующие десять минут Джейк провел в беседе с издателем, владельцем и единственным репортером городской газеты «Клэнтон кроникл». Он положил трубку, но телефон зазвонил вновь, и ему пришлось отвечать на вопросы корреспондента ежедневной мемфисской газеты. После разговора с ним Джейк набрал номер Гвен, а затем, как он и обещал Карлу Ли, связался и с руководством бумажной фабрики.
В следующий раз телефон потревожил его в пятнадцать минут двенадцатого. Джейк услышал в трубке мужской голос – ему угрожали смертью; говоривший, естественно, не представился. Джейк успел разобрать только, что его назвали «влюбленным в черномазых сукиным сыном», который «распрощается с жизнью, если ниггер выйдет из зала суда на свободу».