Глава 10

В четверг утром Руфус Бакли просматривал газеты, с интересом вчитываясь в отчет о предварительном слушании дела Карла Ли Хейли в суде округа Форд. Он был удовлетворен: его имя неоднократно упоминалось и репортерами, и адвокатом обвиняемого мистером Брайгенсом. Для прокурора мало что значили довольно обидные замечания последнего – главное, что пресса не обошла молчанием его фигуру. К Брайгенсу Бакли не испытывал ни малейшей симпатии, но тем не менее был признателен ему за то, что он несколько раз произнес его имя перед микрофонами и камерами. В течение двух дней все внимание средств массовой информации было сосредоточено на Брайгенсе и его подзащитном – пора бы уже всем вспомнить и об окружном прокуроре. Конечно, Брайгенсу не стоило никого критиковать за естественное человеческое стремление к популярности. Люсьен Уилбэнкс когда-то написал книгу о том, как можно манипулировать прессой до начала судебного процесса и в его ходе, и сразу видно, что Джейк был весьма прилежным учеником Уилбэнкса. И все же Руфус Бакли не имел к Брайгенсу никаких претензий. Он был доволен. Сейчас он предвкушал долгий скандальный судебный процесс – впервые ему предоставляется блестящая возможность выступить во всем своем грозном величии. Бакли с нетерпением ожидал понедельника – дня начала работы майской сессии окружного суда.

Руфусу Бакли был сорок один год, и, когда девять лет назад его впервые избрали на должность, он стал самым молодым окружным прокурором штата Миссисипи. Сейчас, на первом году своего третьего срока, Бакли изнывал от неудовлетворенного честолюбия. Пора было перебираться в новый кабинет – генерального прокурора или – почему бы и нет? – губернатора. А затем – в конгресс. Именно так он планировал свое будущее, мешало лишь одно: слишком мало он был известен за пределами двадцать второго судебного округа (административные округа Форд, Тайлер, Полк, ВанБюрен и Милберн). Необходимо дать людям возможность услышать его, увидеть. Необходима популярность. Но больше всего в данный момент Руфусу нужна яркая, убедительная и беспощадная обвинительная речь по какому-нибудь делу об убийстве.

Территория округа Форд лежала к северу от Смитфилда, административного центра округа Полк, где Руфус жил. А родился он в Тайлере, это еще севернее, на границе двух штатов: Миссисипи и Теннесси. Уравновешенный, благонадежный гражданин, Бакли был знающим и опытным прокурором. В ходе предвыборных кампаний он никогда не забывал упомянуть о том, что в девяноста случаях из ста суды соглашались с его обвинительными заключениями, равно как и о том, что он настаивал на смертной казни обвиняемого чаще любого другого прокурора штата. Его громогласная и неотесанная натура была насквозь пропитана ханжеством. Самим Господом ему суждено защищать интересы проживающих на территории штата Миссисипи людей, и он с честью выполняет эту высокую миссию. Люди ненавидят преступность, он тоже, значит, объединив усилия, они смогут искоренить зло.

Он умел разговаривать с жюри присяжных – о, как он умел это делать! Руфус умел наставлять, умолять, давить, ходатайствовать, требовать. Своей речью он мог так воспламенить присяжных, что те готовы были опрометью броситься в совещательную комнату, со слезами на глазах обсудить там решение, проголосовать и вернуться в зал, чтобы протянуть обвиняемому веревку для повешения. Он умел говорить так, как говорят ниггеры, умел подражать говору деревенщины, а этого было достаточно для того, чтобы ублажить большинство присяжных в двадцать втором округе. И жюри всегда относилось к нему с пониманием. Руфус Бакли любил Клэнтон.

Приближаясь к своему кабинету, расположенному в здании суда округа Полк, прокурор был приятно удивлен при виде заполнивших его приемную журналистов. Посмотрев на часы, Бакли на ходу бросил им, что он очень занят, но, возможно, уделит прессе минутку-другую.

Пригласив их в свой офис, он величественно уселся в стоявшее за столом вращающееся кожаное кресло. Вперед выступил репортер из Джексона:

– Мистер Бакли, испытываете ли вы сочувствие к обвиняемому мистеру Хейли?

Явно погруженный в глубокую задумчивость, прокурор улыбнулся:

– Да, испытываю. Мне всегда жаль родителей, чьи дети подверглись насилию. Конечно, испытываю. Однако я не могу смотреть сквозь пальцы, да и вся наша система не может смириться с попытками самовольно вершить правосудие.

– У вас есть дети?

– Да. Сын, он совсем маленький, и две дочери, одна ровесница дочки Хейли. Я не нахожу себе места при одной мысли о том, что моих девочек может кто-то изнасиловать. Однако я уверен: наша правоохранительная система в состоянии справедливо покарать преступника. Я непоколебимо верю в это.

– Значит, вы рассчитываете на то, что суд согласится с вашим обвинением?

– Безусловно. Присяжные, как правило, соглашаются с моими заключениями, и я намереваюсь убедить их и на этот раз.

– Вы будете требовать смертного приговора?

– Да, похоже, мы имеем дело с классическим случаем преднамеренного убийства. Думаю, что смерть в газовой камере будет заслуженной карой.

– Вы уверены, что вердикт присяжных будет именно таков?

– Полностью. Жюри присяжных округа Форд всегда с пониманием относилось к требованию смертной казни, если оно было достаточно обоснованным и исходило от меня. У меня там очень добросовестные присяжные.

– Мистер Брайгенс, адвокат обвиняемого, утверждает, что жюри вполне может и не предъявить никакого обвинения.

Бакли усмехнулся:

– Ну, видимо, мистеру Брайгенсу не стоило торопиться с выводами. Дело будет представлено большому жюри в понедельник, и во второй половине дня обвинение уже огласят. Обещаю вам это. Но ему, конечно же, виднее.

– Как по-вашему, дело будет слушаться в округе Форд?

– Мне все равно, где оно будет слушаться. Обвинение за мной.

– Вы ожидаете, что защита попробует сыграть на невменяемости Хейли?

– Я ожидаю чего угодно. Мистер Брайгенс – весьма талантливый адвокат по уголовным процессам. Не представляю, к каким хитростям он прибегнет, но штат Миссисипи в моем лице готов ко всему.

– А как насчет возможной попытки отвести состав суда?

– Я не очень-то верю в такие словопрения. Как, кстати, и Брайгенс. Нет, подобного я не предвижу.

– Он сказал, что еще ни разу не проиграл вам дела, по которому вы требовали смертной казни.

Улыбка тут же исчезла с лица прокурора. Навалившись грудью на стол, Бакли с неприязнью посмотрел на журналиста.

– Это так, но я готов держать пари, он и словом не обмолвился о делах по грабежам и кражам, а? Я тоже своего не упустил. Девяносто процентов в них мои, если уж говорить честно.

Журналисты начали собираться, парень из Джексона поблагодарил Бакли за интервью.

– Без проблем, – ответил ему Руфус, – в любое время рад буду видеть вас.


С трудом передвигая ноги, Этель поднялась по лестнице и, войдя в кабинет Джейка, подошла к его огромному столу.

– Мистер Брайгенс, вчера вечером нам с мужем наговорили по телефону кучу мерзостей, и только что был еще один такой же звонок уже сюда, в офис. Мне это не нравится.

Джейк указал ей на стул:

– Садитесь, Этель. И что же эти люди говорят?

– Грубостью это, в общем-то, не назовешь. Скорее, запугиванием. Они угрожают мне, потому что я работаю на вас. Говорят, я еще пожалею, что служу у такого любителя черномазых. А когда позвонили сюда, то раздались угрозы вам и вашей семье. Я просто боюсь.

Джейк тоже испытывал тревогу, но старался не показывать это Этель. Еще в среду он связался с Оззи и рассказал ему о звонках.

– Смените номер, Этель. Я заплачу за это.

– Я не хочу менять свой номер. Он у меня уже семнадцать лет.

– Хорошо, не меняйте. А я свой заменил, не такая уж это сложная штука.

– Я этого делать не буду.

– Отлично. Что-нибудь еще?

– Н-ну, я думаю, вам не стоило браться за это дело. Я…

– Меня абсолютно не интересует ваше мнение на этот счет. Я плачу вам вовсе не за то, чтобы вы размышляли о моих клиентах и их делах. Если мне захочется узнать, что вы думаете, я спрошу вас сам. Но пока я этого не делаю, держите язык за зубами.

Обиженно надувшись, Этель вышла. Джейк начал набирать номер Оззи.

Примерно через час он услышал по интеркому голос Этель:

– Сегодня утром звонил Люсьен. Он попросил меня сделать копии нескольких последних дел и добавил, что ему было бы приятно, если бы вы подъехали с ними к нему сегодня, после обеда. Сказал, что после вашей предыдущей встречи прошло уже пять недель.

– Четыре. Займитесь копиями, я отвезу их ему сегодня.

Раз в месяц Люсьен обязательно заглядывал в офис или, по крайней мере, звонил. Он любил почитать отчеты о делах, старался быть в курсе последних новостей в законодательстве. Других занятий у него почти не было, разве что коротать время в компании «Джека Дэниэлса» или играть на рынке ценных бумаг. От двух этих развлечений Люсьен никогда не уставал. Большую часть времени он привык проводить в кресле на крыльце просторного, выкрашенного белой краской дома, стоявшего на вершине холма, в восьми кварталах от центральной площади, прихлебывая из стакана виски и вчитываясь в детали какого-нибудь дела.

После того как адвокатское сословие отторгло его, Люсьен здорово сдал. Он пригласил в дом прислугу, которую к тому же сделал и сиделкой, чтобы та подавала ему на крыльцо выпивку с полудня и до полуночи. На еду и сон он почти не тратил времени, предпочитая часами раскачиваться в кресле.

Предполагалось, что Джейк должен навещать его не реже раза в месяц. Так оно и было на самом деле, только эти визиты Джейка заставляло наносить какое-то странное чувство долга. Люсьен превратился в желчного больного старика, проклинавшего на чем свет стоит юристов, судей и особенно ассоциацию адвокатов штата. Джейк был его единственным другом, единственным слушателем, которого он мог найти и заставить в течение довольно-таки изрядного промежутка времени слушать свои излияния. Помимо чтения обличительных проповедей, Люсьен считал себя вправе давать Джейку юридические советы, которых тот и не думал просить. Эта его привычка была особенно раздражающей. Ему было известно все о тех делах, которые вел Джейк, хотя для самого Джейка оставалось загадкой то, откуда Люсьен черпает информацию. В Клэнтоне его видели на улицах весьма нечасто, да и то главным образом у магазина в квартале, где торговали спиртным навынос.

«Сааб» остановился позади грязного, видавшего виды «порше». Поднявшись по ступенькам крыльца, Джейк подал Люсьену копии дел. Не было произнесено ни слова приветствия, просто он протянул Люсьену пачку листов, и тот, не проронив ни звука, принял ее. Они сидели в креслах-качалках бок о бок на просторном крыльце и смотрели на город. Вдалеке над крышами домов и верхушками деревьев виднелся верхний этаж здания городского суда.

Наконец Люсьен раскрыл рот, для того чтобы предложить Джейку сначала виски, затем – вина, а после него – пива. Джейк на все отвечал отказом. Карла была против спиртного, и Люсьен это знал.

– Поздравляю.

– С чем? – удивленно спросил Джейк.

– С делом Хейли.

– И с чем же тут поздравлять?

– У меня никогда не было такого большого дела, а уж я-то знаю, что говорю.

– В каком смысле большого?

– Известность, популярность – вот название игры для настоящего юриста, Джейк. Если о тебе не знают, ты умрешь от голода. Когда люди попадают в переплет, они идут к юристу, но выбирают того, о котором хоть что-то слышали. Ты должен уметь подать себя публике, если уж ты называешь себя уличным юристом. Конечно, если ты работаешь на солидную корпорацию или страховую компанию, это – совсем другое дело: отсиживая задницу, сдирать с клиента по сотне долларов в час, и так десять часов в день, доить какого-нибудь беднягу и…

– Люсьен, – негромко перебил его Джейк, – мы уже столько раз об этом говорили. Не лучше ли вспомнить о деле Хейли?

– Согласен-согласен. Готов поспорить, что Нуз откажется сменить место проведения процесса.

– А кто сказал, что я потребую этого?

– Ты будешь последним дураком, если поступишь иначе.

– Почему?

– Примитивнейшая статистика! Наш округ на двадцать шесть процентов черный. А любой другой будет черным по крайней мере на тридцать. Ван-Бюрен – на сорок процентов. Это значит: больше черных присяжных, потенциальных присяжных. Так что если тебе удастся перевод дела, ты обеспечишь себе более благоприятную атмосферу в совещательной комнате. Если же дело будет слушаться здесь, ты рискуешь тем, что все жюри окажется белым. Поверь, таких случаев было здесь немало. У нас достаточно присутствия в жюри одного ниггера, чтобы присяжные не пришли к единогласному решению.

– Но тогда назначат новое заседание.

– И все повторится сначала. А после третьего раза они сдадутся. Если жюри не сможет прийти к единому мнению, это будет лишним щелчком по самолюбию Бакли. Но после третьей попытки успокоится и он.

– В таком случае не проще ли прямо сказать Нузу, что я хочу перенести суд в другой округ, чтобы дело рассматривалось иным жюри, более черным?

– Можешь так и сделать, если хочешь, но я бы не стал. Я запел бы старую песню о необходимости привлечь к суду внимание широких кругов общественности, о предвзятом отношении к обвиняемому в родном городе и так далее.

– Но ты же сам говоришь, что Нуз не согласится.

– Конечно, не согласится. Дело слишком уж громкое, а станет еще громче. После вмешательства прессы суд фактически начался. О нем узнали все, и не только в округе Форд. В целом штате ты не найдешь человека, у которого бы на сегодняшний день не сложилось еще убеждения в виновности либо невиновности Хейли. А раз так, то какой смысл переносить суд в другое место?

– Тогда с какой стати мне требовать этого?

– Чтобы, когда этого беднягу признают виновным, иметь возможность подать обоснованную апелляцию. Ты сможешь утверждать, что суд был несправедливым потому, что не сменили место его проведения.

– Спасибо, что не дал совсем упасть духом. Каковы, интересно, шансы на то, что слушание все же перенесут в другой район, ну, скажем, куда-нибудь в дельту?

– Выбрось это из головы. Ты можешь потребовать переноса в другое место, но настаивать на каком-то конкретном месте у тебя права нет.

Этого Джейк не знал. Во время своих визитов к Люсьену он всегда узнавал нечто новое. Понимающе кивая, он не отрываясь смотрел на сидящего рядом пожилого мужчину с длинной седой бородой. Ни разу еще ему не удалось поставить Люсьена в тупик каким-нибудь вопросом из области уголовного права.

– Салли! – заорал вдруг Люсьен, резким движением руки посылая кубики льда из стакана в кусты.

– Кто такая Салли?

– Моя прислуга, – ответил он как раз в тот момент, когда на пороге появилась высокая и привлекательная негритянка и улыбнулась Джейку.

– Да, Люсьен?

– Мой стакан пуст.

Скользящей походкой она подошла, чтобы взять у него стакан. Ей не было еще и тридцати. Безукоризненная фигура, приятное лицо и очень темная кожа. Джейк попросил себе чаю со льдом.

– Где ты ее нашел? – спросил он, когда негритянка ушла.

Люсьен не отрывал взгляда от крыши здания суда.

– Где ты ее нашел?

– Не знаю.

– Сколько ей лет?

Люсьен не раскрыл рта.

– Она и живет здесь?

Никакого ответа.

– Сколько ты ей платишь?

– Неужели и это тебя касается? Уж побольше, чем ты платишь Этель. К тому же она еще и сиделка, чтоб ты знал.

«Ну еще бы», – ухмыльнувшись, подумал Джейк.

– Держу пари, забот ей хватает.

– Это не твои проблемы.

– Как я понимаю, ты не в восторге от моих шансов на оправдательный приговор.

На мгновение Люсьен задумался. Грациозная прислуга (или сиделка) вернулась с виски и чаем.

– В общем-то, нет. Это будет весьма непросто.

– Почему?

– Все выглядит как умышленное, хорошо спланированное убийство. У меня, во всяком случае, такая информация. Я не прав?

– Прав.

– Уверен, ты будешь настаивать на том, что он действовал в состоянии помешательства.

– Не знаю.

– Ты должен будешь это сделать, – строго поучал его Люсьен. – Я не вижу другого выхода. Не можешь же ты заявить, будто все это вышло случайно. Не скажешь же ты, что он пристрелил двух этих парней, закованных в наручники и безоружных, в целях самозащиты. Или скажешь?

– Нет.

– И не станешь организовывать ему алиби, чтобы объявить на суде: твой подзащитный в это время находился у себя дома, был с семьей?

– Конечно, нет.

– Что же тогда тебе остается? Ты должен будешь сказать, что он рехнулся!

– Но, Люсьен, на самом-то деле он нормален, и я не представляю, как можно найти какого-нибудь заумного психиатра, который признал бы, что в момент совершения преступления Хейли был не в себе. Ведь он предусмотрел абсолютно все, каждую деталь.

Люсьен улыбнулся, сделал большой глоток.

– Вот поэтому ты и попал в беду, мой мальчик.

Джейк поставил свой стакан с ледяным чаем на стол, качнулся в кресле. Люсьен наслаждался моментом.

– Вот поэтому ты и попал в беду, – повторил он.

– Что ты можешь сказать о присяжных? Ты и сам знаешь, что они будут сочувствовать.

– Именно поэтому тебе и следует настаивать на его невменяемости. Ты должен дать жюри возможность выхода. Ты должен показать им, каким образом обвиняемого можно признать невиновным, если им этого вдруг захочется. Если они и на самом деле окажутся преисполненными сочувствия, если вознамерятся оправдать Хейли, тебе совершенно необходимо избрать такую линию защиты, которую смогли бы использовать и они. И абсолютно не важно, верят они в его помешательство или нет. В совещательной комнате это не имеет никакого значения. Зато необходимо, чтобы у жюри был законный повод для оправдательного приговора, если опять же они захотят оправдать Хейли.

– А они захотят?

– Кое-кто – безусловно, однако Бакли выстроит очень мощное обвинение в предумышленном убийстве. Как прокурор он очень силен. Все сочувствие присяжных улетучится. Когда Бакли закончит свою речь, Хейли превратится в еще одного ниггера, преданного суду за убийство белого человека. – Люсьен покачал стакан, кубики льда зазвенели. Глядя на коричневую жидкость, он продолжил: – А ведь еще есть заместитель шерифа. Нападение на офицера с попыткой убийства влечет за собой пожизненное заключение без права на амнистию. Попробуй-ка справиться хотя бы с этим.

– Здесь не было никакого намерения.

– Замечательно! Это прозвучит чертовски убедительно, когда бедняга проковыляет на свидетельское место, чтобы показать присяжным свою культю.

– Культю?

– Да. Культю. Вчера вечером ему ампутировали ногу.

– Луни!

– Да, тому самому, в которого стрелял мистер Хейли.

– А я думал, с ним все в порядке.

– Он в полном порядке. Только без ноги.

– Как ты узнал об этом?

– У меня свои источники.

Поднявшись из кресла, Джейк подошел к краю крыльца, оперся на столбик. Его охватила слабость. Уверенность в себе куда-то исчезла, опять ее отнял у него Люсьен. У Люсьена была дьявольская способность отыскивать слабые места и ошибки в каждом деле Джейка. Для него это было чем-то вроде спорта, и, как правило, он не ошибался.

– Послушай, Джейк, я вовсе не хотел, чтобы мои слова прозвучали так безнадежно. Дело можно выиграть – это будет трудное и рискованное предприятие, но это возможно. Ты в состоянии вывести подопечного из зала суда, и ты должен верить в это. Только не слишком задирайся. На сегодняшний день ты сказал газетчикам достаточно. Остынь и принимайся за работу.

Люсьен выбрался из кресла, чтобы, подойдя к ступенькам, смачно плюнуть в кусты.

– Никогда не забывай о том, что мистер Хейли виновен, виновен с ног до головы. Подавляющая часть обвиняемых в уголовных преступлениях виновны, но Хейли виновен особенно. Он принялся вершить правосудие собственными руками и убил двух человек, обдумав их убийство самым тщательным образом. Но такого правосудия наши законы не признают. Это дело ты можешь выиграть, и если ты его выиграешь, то справедливость восторжествует. Однако если ты проиграешь, справедливость все равно восторжествует. Немного оно странное, это твое дело, а? Жаль, что веду его не я.

– Ты серьезно?

– Конечно, серьезно. Такое дело – мечта адвоката. Выиграй его – и слава тебе обеспечена. Ты станешь здесь первым среди юристов. Ты станешь богатым.

– Мне понадобится твоя помощь.

– Можешь рассчитывать на нее. Нужно же и мне что-то делать.


После ужина, уложив Ханну спать, Джейк рассказал Карле о звонках в его офис. Как-то во время одного из судебных заседаний, где Джейк выступал адвокатом по делу об убийстве, в доме тоже раздался странный звонок. Но не было никаких угроз, только чьи-то стоны и прерывистое дыхание. На этот раз все было по-другому. Неизвестный называл их имена и обещал отомстить, если Карла Ли оправдают.

– Ты волнуешься? – спросила его Карла.

– Не очень. Скорее всего, это какие-нибудь мальчишки или кто-то из дружков Кобба. А ты напугана?

– Было бы лучше, если бы они нам не звонили.

– Такие звонки раздаются у каждого. Оззи получает их сотнями. Буллард, Чайлдерс – да кто угодно. Меня они не волнуют.

– А если все это вдруг станет более серьезным?

– Карла, я ни за что на свете не соглашусь подвергнуть свою семью опасности. Никакое дело не стоит этого. Как только мне покажется, что угрозы серьезны, я выйду из игры. Обещаю тебе.

На Карлу слова мужа особого впечатления не произвели.


Лестер отсчитал девять стодолларовых банкнот и артистическим жестом выложил их на стол перед Джейком.

– Здесь только девятьсот, – заметил Джейк. – Мы договаривались о тысяче.

– Гвен должна на что-то покупать продукты.

– А может, тебе просто захотелось выпить чуть-чуть виски?

– Брось, Джейк, ты же знаешь, я не стану воровать у родного брата.

– Ладно-ладно. Когда же Гвен отправится в банк за остальной суммой?

– Прямо от тебя я иду к ее банкиру. Эткавэйдж, если не ошибаюсь.

– Да, Стэн Эткавэйдж из «Секьюрити бэнк», это по соседству. Мой старый приятель. Он же предоставлял ссуду Карлу Ли под залог земли и в твоем деле. Доверенность у тебя с собой?

– В кармане. Сколько, интересно, он может нам дать?

– Представления не имею. Пойдешь и узнаешь.

Лестер вышел, а через десять минут Джейку позвонил Стэн.

– Слушай, Джейк, я не могу предоставить ссуду этим людям. Что, если его признают виновным, – не обижайся, я знаю, что ты отличный адвокат, – помнишь мой развод? Но как он будет расплачиваться, сидя в камере в ожидании исполнения приговора?

– Спасибо за комплимент, Стэн. Если он не расплачивается с тобой, его десять акров земли переходят к тебе, ведь так?

– Так, плюс еще его хибара. Десять акров кривых деревьев, кустарника и старая развалюха. Как раз то, о чем мечтает моя жена. Брось, Джейк!

– У него славный домик, почти полностью оплаченный.

– Это хибара, настоящая хибара. Она ничего не стоит, Джейк. Она не нужна банку.

– Но ведь раньше ты ссужал под нее деньги.

– Раньше Хейли не сидел в тюрьме, там был его брат, ты и сам это помнишь. Раньше он работал на фабрике, и работа у него была не такая уж плохая. Теперь же его ждет Парчмэн.

– Стэн, спасибо тебе за моральную поддержку.

– Джейк, я как никто другой верю в твои адвокатские способности, но только не могу ссужать под эту веру деньги. Если кто-то его может спасти, то только ты. И я надеюсь, ты сделаешь это. Но дать ему ссуду – нет. Бухгалтеры-аудиторы разорвут меня на части.

Лестер попробовал обратиться в «Пиплз бэнк» и в «Форд нэшнл» – результат везде был один. Все надеялись, что его брат будет оправдан, но вдруг выйдет иначе?

Великолепно, думал Джейк. Девятьсот долларов в качестве гонорара по делу об умышленном убийстве.

Загрузка...