Виолетта.
Мамуля всю жизнь проработала штатным психологом МВД. Она консультировала сотрудников, проводила тесты, позволяющие выявить скрытую агрессию или стресс.
Помню, именно ее запрет, оформленный в отношении одного из офицеров, спас многим жизнь… Он застрелился потом… А мог покалечить людей – подозреваемых, знакомых, сослуживцев. Членов семьи, в конце концов…
Она видит людей. Человека…
Потому у меня нет причин не доверять ей… Сердечко трепетало и сладко ныло, когда она про реакцию Артема говорила… Как он на Алису смотрел. Как тронуть боялся, испугать… Верю ей. И, наверное, ему. Я не наследная принцесса, чтобы охотиться за моим ребенком. Значит, Суркову нужен ребенок. Просто нужен… Из каких побуждений – второй вопрос… Может, его совесть заела поедом? А, может, правда, отцовские чувства взыграли? Не хочу анализировать его рвение.
А вот этой шкуре я не доверяю… Не верю в ее мнимую доброту и приветливость. И все тут… Мама учила отличать ложь от правды. Жесты Кристины слишком нарочитые. Она контролирует их. Шаги, взмахи ладонью, улыбки. Давит их из себя, как и сюсюканья в адрес Алисы. Искренний человек ошибается. Может что-то сделать неловко – уронить что-либо или угол задеть.
А она напряжена до предела. Артем не чувствует ничего. Не видит. А я исходящее от Крис напряжение за версту ощущаю… От него не тепло – жарко… Кажется, оно способно осветить квартиру…
После рождения Алисы я и правда стала другой. Чувствительной, глубокой, сочувствующей. Наверное, доброй. И интуиция выросла как снежный ком… Не понимаю, с чем это связано, но я вижу Крис словно под микроскопом.
Понимаю немного, но… Но боюсь доверять дочь. Алиса не нужна ей. Помеха, досадная нелепость – вот кто она. И никогда она не станет ей близкой подругой или второй мамой. Крис будет нарочито широко улыбаться и в лучшем случае просто терпеть ее… А в худшем – избавится от моего ребенка.
– Виолочка, Тема ничего не сказал о твоих предпочтениях в еде. Что ты любишь?
– Жареную картошку с луком, – честно отвечаю я.
Ну а что? Мама отлично готовит это блюдо. А еще супы, вареники с картошкой, щи… Мы скромно питаемся. Но я не бываю голодной. И мой ребенок тоже.
– Хм… Прости за назойливость, а кто ты по образованию?
– Программист. Мы с Артемом коллеги в некотором роде.
Видели бы вы рожу Суркова! Когда-то мой Бриллиант его уделал. Он не мог понять, кто за ним стоит? Когда узнал – отказался от сотрудничества и моей помощи. А потом Бриллианта не стало – его поглотила хакерская террористическая организация Лунное Сияние. Я чудом избежала пожизненного срока. Позволила им забрать у меня все – имущество, доставшееся от отца, деньги, контакты… Они задвинули меня на задворки, сохранив жизнь. Я должна быть довольна тем, что отбываю наказание вот так…
Ужиная в шикарной квартире, смотря на набережную, воспитывая дочь…
– А чем ты занимаешься сейчас? – вздыхает Кристина, на миг сбросив надоевшую маску. Окидывает меня холодным взглядом, от которого по телу разбегаются мурашки…
Я лучше ее, вот что я скажу. Нескромно, самоуверенно, но и себе я знаю цену.
Во-первых, волосы. У меня они длинные и густые. Шелковистые и вьющиеся. У Кристины – тонкие и выкрашенные в модный оттенок блонда. Во-вторых, кожа у меня лучше. У нее – измученная уходом у косметологов. Неплохая, но стоит ей пропустить сеанс… Ну, вы поняли.
Да и грудь… Пусть Сурков с пеной у рта доказывает, что я ему противна, я прекрасно помню, какой вернулась от него домой.
Другая бы едва ноги переставляла, не справившись с его напором – дикого, необузданного животного… На моих упругих, тренированных бедрах темнели синяки, к соскам было невозможно прикоснуться – они болели и ныли…
Он терзал меня – по-другому и не скажешь… Трахал так, словно хотел наказать…
– Я танцую, – без стеснения отвечаю я. – В детстве и юности я занималась спортивными бальными танцами.
Выкуси, Сурков! Думал меня сломать, уделать? Крутил и вертел, мучительно ожидая, когда я взвою от дискомфорта или боли. Но нет… Я ни звука тогда не издала. Мне нравилось с ним быть… И ему нравилось…
– Хм… А куда ты ходишь? Тебе разрешают? – подает голос Артем.
– Да. Студия находится в ближайшем дворце детского творчества. Мой… жених составляет мне компанию, – вру я.
Есть Серега – офицер УФСИН, пытающийся за мной ухаживать. Надо бы написать ему первой и пригласить в гости… Господи, прости меня за вранье! Другого выхода утереть нос Суркову просто нет.
– А кто он? – глухо произносит он.
– Та-дам! А вот и ужин, – восклицает Крис, заслышав звонок домофона.
Копошится в прихожей, принимая пакеты с едой.
– Темушка, помоги мне накрыть на стол. Я не умею готовить, Виола, – манерно закатывает глаза она. – А ты?
– Я умею. Особенно мне удается яичница, – не удерживаюсь о шпильки в адрес Суркова.
– Простите, мне нужно покормить дочь. Кормление грудью в общественных местах не считается сексуальным вызовом. Так что вы не обращайте на меня внимание.
Выкуси еще раз, Темушка… Тебе нравились мои сиськи. И не спорь…
Алиска удивленно распахивает глазки, когда я предлагаю грудь. В это время она ест прикорм, а тут я… На щеках Суркова расцветает румянец, когда я вытаскиваю внушительных размеров грудь и предлагаю малышке.
Она захватает сосок и трогает меня ладошкой.
– Прости, Ви… Можно мне… Я хочу посмотреть, можно? – спрашивает он, опускаясь на корточки возле моего стула.
– Может, ты мне поможешь? – с едва уловимой ноткой разрежения просит Крис. – Бокалы для сока на антресолях.
– Возьми обычные чашки, – не отрывая от малышки взгляда, произносит Артем.
Алиса беспокоится, замечая пялящегося на нее незнакомого дядьку, и выпускает сосок. Сурков все видит… Краснеет, но не отворачивается. Трогает ее за нежную, липкую от молока щечку, гладит волосы. Что ты с нами сделал, дурак? Зачем все… так? Так больно… Мне больно видеть тебя с другой, играть роль добренькой и понимающей мамаши… Я буду тебя провоцировать, так и знай… Ты не заметишь этого. Поверь, моей хитрости хватит, чтобы вернуть себе жизнь и поставить тебя на место…
– Ты не рассказала, кто твой мужчина?