УАЗик с рычанием пёр по трассе, впереди, метрах в ста, вилял задом на поворотах Данин Хайлюкс. Кузов был накрыт тентом и притянут тросами, а сам Даня периодически что-то кряхтел в рацию, пытаясь хоть как-то развлечься в дороге.
Мы стартовали около восьми утра и уже час ехали к выезду из области, стараясь держать среднюю скорость около восьмидесяти. Судя по всему, в голове у Дани что-то поменялось после новостей о беременности супруги, поэтому он осторожничал так, что порой даже бесил меня. Ну да ничего, Хантер целее будет.
Верх мы снова не стали натягивать, примотав свёрнутый тент к трубам каркаса. Наши с Ольгой сумки уместились в багажнике, где в железном ящике, запертом на замок, также покоился дробовик в чехле и сумка со всякой электроникой – ноутбук, зарядки, запасной телефон и ещё пара фонарей, помимо тех, что лежали в бардачке, и тех, что носил при себе каждый из нас. Я убедил спутников в том, что света мало не бывает, а нам и под землю лезть, и вообще, своя ноша не тянет.
Мимо проплывали деревеньки, типичные для региона – наполовину разрушенные, наполовину с пластиковыми окнами и торчащими спутниковыми тарелками. Вообще привычная картина, разбитый трактор советской сборки во дворе соседствовал с каким-нибудь Лексусом или ещё-чем-то, тоже неизменно престижным. А говорят, вымирает деревня. Ну-ну. Хватало и шатающихся пьяниц в драной одежде, и детей, бегающих по улочкам, и мужиков, спешащих домой с утренних работ. По дороге в обоих направлениях мчали машины, кто-то ехал совсем налегке, а у кого-то весь салон до потолка был завален набитыми пакетами, сумками и чемоданами.
Хантер привлекал внимание, всё-таки настолько прокаченный автопром был редкостью в наших краях. Я подумал было, что стоило всё-таки взять Форестер, но потом вспомнил, что мы понятия не имеем, куда нам предстоит лезть. Лучше быть готовым ко всему.
Ещё примерно через час мы въехали в Новгородскую область. Солнце уже жарило во всю, я даже скинул куртку, оставшись в одном поло. Да и Ольга пригрелась, тоже сняла ветровку, благо, комары на ходу как-то не приживались в открытой машине.
Я решил, что пора бы набрать нашего доцента, поинтересоваться последними новостями из мира криминала, к коему он теперь имел непосредственное отношение. Вытащил из кармана телефон, но меня ждал облом – связи не было. Ладно, едем дальше, позвоню из Новгорода.
Около половины двенадцатого мы въехали в некогда столицу Древней Руси. На улицах было оживлённо, множество людей, машины сновали туда-сюда, автобусы и маршрутки делили дорогу с фурами и грузовиками. Жизнь кипела, тем более, в летний выходной: люди торопились кто на дачу, кто на отдых. Кто-то работал, кто-то строил, кто-то собирался на природу, а кто-то, как и мы, просто транзитом ехал дальше. Ближе к центру города стали появляться автобусы с туристами, а возле самого Кремля их оказалось вообще несметное множество. Мы без остановок проехали дальше, здесь уже я держался за Даней, пару раз отматерив его, когда тот проскакивал на мигающий зелёный.
Миновав исторический центр, мы решили где-нибудь взять кофе на вынос. Останавливаться в кафе и тратить время не хотелось, поэтому на Большой Санкт-Петербургской, ближе к выезду из города, мы заехали на попутную заправку. Пока Даня заправлял свой Хайлюкс, девушки убежали за кофе, затем настал мой черёд, я тоже залил полный бак, после чего мы двинули дальше.
Уступив Ольге место за рулём, я, не спеша, из большого картонного стакана потягивал кофе, оказавшийся на удивление вкусным. Вот тебе и заправка, ну надо же.
Мы покинули Новгород, и я с любопытством крутил головой по сторонам. Во-первых, по этой дороге я ещё никогда не ездил, а, во-вторых, пейзаж по бокам сильно напомнил мне Белоруссию, когда я был там в две тысячи тринадцатом. Хорошая дорога, широкие обочины, фонарные столбы с чёрно-белыми полосками по диагонали. Аккуратно подстриженная трава, аккуратные заборы, аккуратные домики и даже аккуратно сложенные поленницы. Пасторальный пейзаж немного портили рекламные баннеры и отсутствие общего стиля у домиков: кое-где стояли деревянные строения ещё явно советской постройки, их перемежали безвкусные кирпичные коробки прямиком из девяностых, метров так под четыреста общей площади. Попадались и недостроенные… Даже не знаю, как назвать лучше. Словно хозяева решили чуть ли не Мон-Сен-Мишель отгрохать, но денег хватило кому лишь на забор, кому на первый этаж, а кому только на стены без окон и крыши.
Но в целом мне нравилось. Да, понятно, что в стороне от оживлённой трассы картина будет уже не столь идиллическая, и тем не менее. Чувствовалось, что людям здесь не всё равно, что неимоверно радовало.
Чем дальше мы отъезжали от областной столицы, тем заброшеннее становился пейзаж. Трава поднималась всё выше, начал появляться борщевик, деревья и кустарник подступали прямо к дороге. Когда мы свернули на Кириши, нас окружили типичные «просторы» средней полосы. Двухполосное шоссе пополам разрубило густой непроглядный и непролазный лес, обочина сузилась до ширины ладони, а всё тот же вездесущий борщевик сменялся разлапистыми папоротниками.
Начали появляться поля. Не знаю, что там выращивали, но я засмотрелся, как ветер гонял огромные волны по бескрайней изумрудно-зелёной глади. Местами поля пересекали грунтовки, один раз я рассмотрел мелькнувшую рыжую шубу и пышный лисий хвост. И один раз на дорогу выскочил длинноухий заяц, благо Даня успел вовремя притормозить и пропустить отчаянного бегуна. Или беглеца.
Примерно через полтора часа пути нас обступили берёзы, заполнив всё пространство по бокам от шоссе. Любопытно, я никогда не видел столько этих деревьев вместе, весь лес только из них одних и состоял. В нашей области преобладали сосны, ели и можжевельники, иногда попадались осины, иногда дубы и ольха. Нет, конечно, берёзы тоже росли, но не в таких количествах. В общем, субъективно было непривычно.
А затем показалась огромная стела высотой в несколько человеческих ростов, гордо заявившая, что впереди Кириши – Всесоюзная комсомольская ударная стройка. Забавно, сразу за памятником социалистическому прошлому и вправду начиналась огромная стройка, хоть и вполне современная. Суетились рабочие, ползали бульдозеры и самосвалы, вдалеке, за гигантскими кучами грунта, песка и щебня двигал ковшом тяжёлый гусеничный экскаватор. Где-то там дальше дорога должна была пересекать Волхов, видимо, дорожники строили мост или подходы к нему. В любом случае, сейчас мы бы это не узнали, нам нужно было возле стелы сворачивать на север. Всё, дальше по прямой до самой Старой Ладоги, если навигатор не врал, то ехать нам оставалось минут сорок-пятьдесят.
Снова поля. Снова берёзы, снова кустарники и борщевик. Слева на небольшом отдалении замельтешили столбы железной дороги, затем над головами промелькнули провода высоковольтной линии, а справа, через рощу, пару раз блеснул своими водами Волхов.
Ещё на пути нам встретилась деревенька, запомнившаяся мне красными крышами домиков и красными же заборами. В остальном всё выглядело совершенно типично, а вот красный цвет на фоне буйной зелени выглядел чужеродно и привлекал внимание. Во мне даже заговорил внутренний параноик – ну ни к чему человеку своим жилищем притягивать лишние взгляды, как говорится: будете проходить мимо – проходите. А здесь, как нарочно, этакий якорь близ дороги. Зато, едва проехав деревню, у самой кромки леса мы увидели сразу трёх косуль, неторопливо перебирающих копытами куда-то по своим оленьим делам.
Вообще весь путь от Пскова до Ладоги оказался совершенно спокойным, рутинным и, можно сказать, скучным. Скучным настолько, что мне не помогали ни кофе, ни рёв двигателя, ни ветер, рьяно обдувавший открытый внедорожник. Я изо всех сил боролся со сном, то и дело косясь на Ольгу, но она, похоже, чувствовала себя прекрасно, полностью сосредоточившись на дороге и погрузившись в свои мысли.
Спустя ещё некоторое время нас встретил дорожный знак «Старая Ладога», а я разочарованно крутил головой по сторонам, разглядывая длинные трёхэтажные дома из белого кирпича и покосившиеся деревянные заборы. Не знаю, я ожидал чего-то… ну другого. Всё-таки первая столица Древней Руси. Где-то здесь, по легенде, могила Вещего Олега. И следующая подсказка на пути к сказочному Китежу. Мне думалось, нас встретят исторические здания, словно продолжения каменных стен ладожской крепости. Монахи в рясах, деревянные избы, мощёные мостовые. И с чего я ожидал всего этого? Тысячу-то лет спустя? Сам виноват, переклинило славянской романтикой.
А ещё через минуту справа от дороги показался совершенно обычный, даже будничный, дорожный указатель с белыми буквами и стрелкой на синем фоне.
«Никольский мужской монастырь».
На этот раз встреча со Шмелёвым проходила у него в кабинете, в бетонной коробке здания Министерства культуры в Малом Гнездниковском переулке. Неуклюжее серое строение, стоило к нему лишь приблизиться, живо напоминало обо всех прелестях идеологической выдержанности искусства, обращенного в массы, и этими же самыми массами востребованного. Иными словами, глядя на несколько серых прямоугольников, словно бы вдавленных один в другой и усеянных стройными рядами кондиционеров, Бехтерев впал в уныние. «Какая культура может прививаться многонациональному народу нашей необъятной, если даже сам центр, принимающий решения, в каком направлении эту самую культуру двигать, имеет абсолютно невзрачный вид, начисто лишённый какой-либо уникальности и самоидентичности? – возникла мысль. – Неужели нельзя было переехать в какой-нибудь дворец или особняк? Их же несметное множество! Как можно управлять культурными процессами в стране, имея вокруг себя такие бетонные шоры? Как можно вдохновлять народы и народности, если ты не видишь перед глазами самой сути русской идеи?»
Внутреннее убранство лишь укрепило Бехтерева в первоначальных суждениях. Сочетание глянцевого красно-кирпичного пола, серых стен и белого потолка угнетало профессора, выдёргивая из глубин памяти далеко не самые счастливые моменты его жизни. Впрочем, он сделал над собой усилие, пытаясь абстрагироваться от тоскливых мыслей. В самом деле, какая ему разница? Что за неуместная то ли философия, то ли меланхолия, то ли всё вместе разом?
Пару часов назад Александру Михайловичу позвонил Шмелёв. За эти пару дней они не общались, а сегодняшним утром замминистра сам набрал профессора и попросил срочно приехать. По телефону никаких объяснений не последовало, но Бехтерев и так понимал, что причина встречи может быть лишь одна, в чём он имел возможность убедиться, едва переступив порог кабинета Шмелёва.
На большом – не сказать что огромном, но действительно большом – тёмном столе, в металлическом контейнере-дипломате среди пенопласта покоилась табличка. Контейнер был раскрыт, дневной свет из окон падал на стол, оттеняя на камне полустёртые символы. Бехтерева снова накрыло воспоминаниями, гораздо более свежими, чем пять минут назад, но ещё менее счастливыми. Сразу вспомнилась неудачная экспедиция в псковские леса-болота, череда несчастных случаев, бригадир Алимов и въедливые следователи. И позор. Казалось, в академических кругах только ленивый не удосужился пнуть Шмелёва, а заодно, по инерции, и Бехтерева, поверивших в сказки Древней Руси.
Как бы то ни было, на столе перед ними была точно не подделка, не шутка и не розыгрыш. Табличка один-в-один повторяла манерой изготовления своих собратьев, найденных тогда на развалинах часовни под Кудеверью. И Бехтерев готов был поклясться, что символы на всех камнях нанесла одна и та же рука одним и тем же инструментом.
– Какие мысли, Саша? – Шмелёв вместо приветствия сразу перешёл к делу.
– Подлинник, – Бехтерев ответил в тон. – Сто процентов. Сходу. Даже без наших экспертов.
– То, что подлинник, я и сам вижу, ты уж не обижайся. Давай лучше о сути. Что по расшифровке скажешь? Насколько я понимаю, речь действительно идёт об указании места?
– Подожди.
Бехтерев достал из кармана брюк телефон, потыкал в экран, после чего сделал несколько снимков.
– Сейчас я поеду в университет. На нашу беду сегодня суббота. Я попытаюсь дозвониться до коллег, но… Не факт, в общем. Да и не стоит, пожалуй, слишком распространяться. Помнишь, что было после экспедиции?
– Помню, Саша. Потому и цепляюсь сейчас за эту возможность. Ты подумай, если здесь подсказка, действительно подсказка, – Шмелёв выделил слова интонацией. – что нам это даёт? Это шанс, Саш. Для нас обоих. И чёрт с ней, со славой. Ты просто представь…
– Женя! – в голосе Бехтерева словно металл звякнул, он тоже сменил интонацию. – Ты сам подумай, чего это будет стоить в случае неудачи? Кто из нас больше рискует? Да, карьера твоими стараниями подросла, не спорю. И здесь тебе огромное человеческое спасибо. Но ты не забывай только, что мне, помимо карьеры, нужно имя. Полоумный профессор – да на кой мне такие перспективы? Обесценить все мои работы разом? Одним махом? Да плевать все хотели, в каком МГУ я преподаю, какую науку веду и кого представляю. Ты хоть понимаешь, сколько времени понадобилось, чтобы… Да чтобы даже студенты – студенты, Женя! – ладно, коллеги, так ведь даже эти бестолочи пытались кусать. «Александр Витальевич, а правда?», «Александр Витальевич, а Атлантида?», «Александр Витальевич, а что вы думаете о внеземных цивилизациях?» и тому подобная ересь. У меня нет твоей бетонной шкуры, я не Железный Феликс! Да, я не меньше тебя хочу совершить что-то… Великое. Да, назови это Великим с большой буквы. И я понимаю все преференции, которые даст такое открытие. Но ты сам-то понимаешь риск? От нас даже костей не оставят, если мы вновь ошибёмся. Причём, от меня не оставят, тебе-то твоя научная карьера побоку, ты в одном шаге от политики…
Бехтерев распалялся всё больше и больше, Шмелёв наблюдал за ним с интересом. Не каждый день его товарищ выкидывал подобные пассы. Да и за столько лет Евгений Николаевич Шмелёв отвык выслушивать истерики – порядок в своём ведомстве он наводил железной рукой, тут профессор угадал с характеристикой. Но вот замшелость мышления, помноженная даже на какое-то мещанство товарища, привела его в замешательство. Он не узнавал того, кого иногда даже считал своим другом, не мог понять всех этих низменных стремлений к тёплому месту и спокойной пенсии. Нет, даже не так, он не мог осознать, в какой момент завзятый авантюрист, плевавший на мнение любых авторитетов, вдруг съёжился до забитого и заплёванного предпенсионера. Между тем, Бехтерев не успокаивался.
– А ты подумай, что тебе твоё руководство скажет про очередную нецелёвку? Или с министерских высот уже и на коррупцию плюют? Так то с твоих! Или мне, профессору, доктору наук, в шестьдесят два года к тебе на поклон идти? Женя, помоги, Женя выручи? Мне до самой смерти к тебе бегать, что ли? Спасибо за место, но доколе? И всё из-за одной ошибки? Ты хоть сам осознаёшь?
Профессор успокоился. Возбуждённый тон стих, он как-то весь обмяк, сдулся, втянув голову в плечи. Ещё только всхлипываний не хватало.
– Саша? У тебя всё в порядке? – язвительно-участливо поинтересовался Шмелёв. – Ты, может, запамятовал, какой риск мы раньше брали? И какие высоты? Так ты Югру вспомни, вспомни, кто их письменность в кучу собрал. Заодно вспомни про чудь в четырнадцатом веке. Кто доказал, что они как племя сохранились? Да, этого мало. Да, масштаб не тот. Но ведь чья заслуга? Наша! Наша с тобой! Причём я лишь участник, компаньон, соавтор, я даже на лавры не претендовал! Тебе судьба сама шанс даёт! Я что, по-твоему, риск не могу оценить? Да, засмеют, если ошибёмся. Загнобят, кости перемоют и вспомнят каждую мелочь, каждую ошибку, каждое слово неправильное в твоих работах.
Шмелёв резко наклонился в своём кресле, положив руки на стол и придвинувшись ближе.
– А с другой стороны, Саша, это потенциальное открытие. Великое. Сколько таких в новейшей истории было? У нас с тобой здесь не физика и не медицина. Не электроника с генетикой. Вообще ни разу. У нас такие открытия раз в сто лет. И что теперь? В сторону отойти? Из-за того, что тебе, видите ли, до пенсии досидеть хочется без насмешек идиотов? В твои-то годы? Совсем рехнулся?
Тон Шмелёва окреп в противовес осунувшемуся профессору.
– Саша, подумай не только о себе. Да, мне важна карьера, даже спорить не буду. И у нас с тобой протекция более чем достаточная для продолжения начатого тогда. Насмешки, насмешки… Сам послушай, что ты несёшь? Размяк ты в своих аудиториях. Расслабился, – Бехтерев обиженно поднял глаза на товарища. – Впрочем, это у тебя кризис, как мне думается. Ты засиделся, Саш. Аудитория – дом – дача. Аудитория – дом – дача. И всё. Размяться пора. И выстрелить напоследок. Причём выстрелить чем-то таким, что шансов не оставит никому даже на малейшие… Даже на малейшее проявление сомнений.
Бехтерев обиженно молчал, глядя на табличку.
– Мы сейчас, Саша, на пороге чего-то большого. Я это даже не чувствую, просто знаю, и всё тут. Да, в прошлый раз мы ошиблись. И ни разу это не повод пасовать. Соберись. Возьми себя в руки. Шестьдесят два! А ведёшь себя как… Как институтка на БАМе. Размяк ты. Но это не страшно, я понимаю твои опасения… В чём-то. Отчасти. Посему выслушай меня. Мы друг другу нужны, не забывай, пожалуйста.
Шмелёв откинулся на спинку, устало потёр переносицу и вздохнул. Затем, немилосердно скрипнув тяжеленным на вид креслом из добротной кожи, встал и сделал пару шагов к окну, засунув руки в карманы.
– Я с тобой сейчас поделюсь нашим планом. Вернее, моим, но ты опять устроишь истерику. Поэтому нашим. И не смотри на меня так, ты не детдомовец, у которого котлету отобрали, – Шмелёв снова устало вздохнул. – Мы с тобой друг друга не первый год знаем. Да, было всякое. И уж кому, как не тебе, видеть, насколько больше у нас с тобой побед, чем поражений…
Бехтерев облокотился на стол, обхватив правой рукой подбородок и глядя на товарища исподлобья через очки.
– Я кратко, с твоего позволения, у меня суббота обычный рабочий день, – при этих словах профессор заметно дёрнулся. «Шалят нервы, подрасшатал за годы», подумал Шмелёв, – мне ещё в Сергиев Посад пилить, открывать ярмарку. Поэтому слушай внимательно и запоминай.
Замминистра убавил голос.
– Сейчас ты поедешь в университет. Расшифруешь надпись до конца. Мы оба видим, что табличка подлинная, это раз, и что речь идёт именно о Китеже, это два. И три, здесь написано про Ладогу. Поэтому давай полностью, с дословным переводом, вернее, пословным. И с нормальной трактовкой, художественной, называй как хочешь. Дальше мы собираем экспедицию. Точнее, собираю я, ты можешь предложить светлые головы из своих. И в твоих же интересах, чтобы их было как можно меньше – меньше звон будет в случае чего. У меня есть человек, он возьмет на себя вопросы как снабжения, так и безопасности. Это он, кстати, табличку привёз сюда. Дальше мы выдвигаемся. Моему человеку нужно будет несколько часов на сборы. Твоим сколько?
Всё это время молчавший Бехтерев задумался. Было видно, что решение даётся ему непросто, но, похоже, эмоциональный угар утих. «Ему что, негде пар выпустить? – подумал Шмелёв. – Совершенно другой человек, а всего три минуты прошло».
– Без понятия, Жень. Если мои в городе, то часа три. Если нет… Тогда как дозвонюсь. И не факт, что сегодня.
– Саша, ты немного не осознаёшь серьёзности нашего мероприятия, – Тон Шмелёва сменился на вкрадчивый. – У нас нет времени. У нас есть табличка, которую видели аборигены в Пскове. У нас есть подсказка на пути к Китежу. У нас есть силовики, и у нас есть финансы на этот раз. И ты сейчас хочешь добавить сюда своих дебилов, которые не в состоянии телефон под рукой держать?
– Эти, как ты говоришь, дебилы, нам с тобой всю жизнь помогали карьеру делать, или ты забыл? – Бехтерев повысил голос.
– Хорошо, прости, я тоже на эмоциях, – Шмелёв примирительно поднял руки и хохотнул. – Ты меня заразил своей вспыльчивостью, виноват, давай лучше снова о деле. Ты помнишь, что было в тех табличках? Тогда, под… Как там эта деревня называлась? Не суть. Помнишь про источник?
– Ты что, всерьёз поверил? Вечная жизнь?
– Почему бы и нет?
– Женя, это чушь. Это невозможно. Это образ, образно. Сто процентов.
– И тем не менее. Это ли не повод?
– Повод, – устало вздохнул на этот раз Бехтерев. – Что дальше?
– Дальше мы выдвигаемся на Ладогу. Или куда там подсказка укажет. Мне думается, мой человек нам может оказать серьёзное подспорье. Проще будет решать… Нестандартные ситуации. Но ты должен быть к этому готов. Ты рискуешь не меньше меня, поэтому, будь так добр, оставь свои мерехлюндии в этом кабинете, и верни мне того Сашу, с которым мы по уши в дерьме кисточками откапывали два метра кирпича посреди болота. Или это слишком сложно в твоём возрасте? – съязвил Шмелёв.
– Потерплю, раз тебе ещё свербит карьеру делать на старости лет, – не остался в долгу Бехтерев. Он хищно оскалился. – Что не сделаешь ради старого друга, да, Жень?
– В точку. Сейчас давай к себе, а я свяжусь с Бирюковым. Зовут его Андрей, если что. И я тебя очень прошу, Саш. Нет, умоляю. Не спорь с ним. Человек об экспедициях знает больше нас с тобой вместе взятых, даже если ты ещё весь свой научный персонал приплюсуешь. Не мешай ему, хорошо? И ещё, Саш. Если нужно будет в этот раз сыграть грязно, играй. Или не мешай играть другим. Ты не хуже меня знаешь весь профит и все риски. Потому думай головой и не мешай другим действовать руками, и всё будет хорошо. У нас всех. Договорились?
Сперва мы решили озаботиться ночлегом, оставив монастырь на вторую половину дня. Может, это было и неправильно, но теперь приходилось постоянно думать и об Алисе, которой требовался чуть больший комфорт, чем всем нам. Проехав ещё немного по центральной улице-трассе, мы увидели небольшую стоянку с левой стороны дороги. Даня сбросил скорость, заморгал поворотником и припарковался под раскидистыми деревьями, следом за ним манёвр повторили и мы. Собравшись возле капота УАЗика, мы начали искать гостиницы или что-то вроде того.
Вариантов переночевать обнаружилось не слишком много, что, впрочем, неудивительно для села с населением меньше двух тысяч человек. Интернет выдал что-то вроде муниципальной гостиницы и пару непонятных то ли частных музеев, то ли гостевых домов. А последним (или крайним?) местом в списке оказался сам Никольский монастырь, вернее, гостиница при нём. И вот тут мы задумались.
С одной стороны, соблазн заселиться в гостиницу при монастыре был, прямо скажем, очень велик. В таком случае нам бы и ходить далеко не пришлось, и проблема с проникновением на территорию отпала сама собой. Но тут же и минусы – нас сто процентов кто-нибудь запомнил бы. Опять же, куда уходить в случае чего? В свой номер? Дескать, всё, меня не трогайте, я в домике? Нет, плохая идея, однозначно. Машины будут на стоянке, на приличной освещаемой стоянке рядом с монастырём. Буквально в двадцати метрах. И обязательно попадутся кому-нибудь на глаза. Если Хайлюкс выглядит более-менее буднично, то тюнингованный Хантер без крыши – как ни крути экзотика, по крайней мере, в том виде, в каком он был сделан у меня. М-да, не подумал, Субару здесь выглядел бы совершенно неприметно.
Муниципальную гостиницу мы отмели, просто полистав фотографии. Будь я здесь один, в командировке, работая целыми днями и приходя лишь переночевать – тогда никаких вопросов. Но в этот раз мы, помимо всего прочего, пытались использовать на полную отпуск, посему четыре этажа когда-то светлого, возможно даже белого, кирпича с чьим-то бельём, сушащимся на верёвках, протянутых вдоль балконов с рассохшимися деревянными рамами, наводили глухую тоску до зубовного скрежета. Короче, тоже мимо.
Затем мы принялись за гостевые дома, и вот тут нам повезло. Меньше чем в трех километрах от монастыря, на противоположном конце городка нам попался шестиместный коттедж с большой стоянкой, беседкой, грилем и приличными с виду спальнями, насколько можно было судить по отзывам. И, самое главное, именно сегодня он каким-то чудом оказался свободен. Ольга, разговаривавшая по телефону с хозяйкой, сразу подтвердила бронь и пообещала, что мы заселимся в течение часа.
Прекрасно, хотя бы с этим решили. Настроение улучшилось, ещё бы в душ и перекусить. Нет, даже не перекусить, а поесть. Но это всё позже.
Немного посовещавшись, мы с Даней решили оставить его Хайлюкс где-то, не доезжая до гостевого домика всё по той же простой причине – он менее приметен, чем УАЗ. Быстро перекидав часть наших вещей из Хантера в Тойоту, а часть вещей ребят из кунга пикапа в наш багажник, мы двинули дальше по улице на север, по направлению к домику.
Справа проплыла такая величественная в моём представлении и совершенно не поражавшая масштабами в реальности Староладожская крепость. Тот же камень, похожий на бут, к которому я привык в наших краях, та же архитектура. Только место, как мне показалось, было слишком уж неудобным для обороны в те давние века. Хотя раньше вокруг стен наверняка всё выглядело иначе, просто видоизменилось, отпало за ненадобностью, перестав быть гаванью для морских судов, насколько я помню историю. Кого сейчас впечатлишь рвами и кольями, земляными валами и такими непривычно широкими, словно наизнанку вывернутыми бойницами? Детей разве что.
Здесь, вдоль крепости, было оживлённо. Село жило за счёт туризма, на парковке виднелись пара двухэтажных автобусов, автобус попроще вроде МАЗа или НЕФАЗа, микроавтобусы и легковушки. И множество туристов, великое множество. Какая-то женщина в красной куртке что-то вещала толпе через черный микрофон, закреплённый на груди, слов было не разобрать. Бегали дети, мы даже засмеялись, увидев ребёнка в жёлтом дождевике и с воздушным шариком. Сто процентов родители пошутили, будучи фанатами Кинга – небо было ясным, и даже в открытой машине на ходу было жарковато. Каково уж в дождевике по такой погоде гулять, я даже представлять не хочу.
Мы ехали дальше. Улица обогнула стены Свято-Успенского монастыря, оставив позади «деловой центр» с магазинчиками сувениров и продуктов. По левой стороне раскинулась немалых размеров площадка с аккуратно подстриженной травой, над которой возвышалась концертная сцена.
Дальше дорога разделилась. Трасса забирала вправо длинным поворотом, а влево отходила узкая асфальтированная однополоска в частный сектор. И где-то там, дальше, по правой стороне нас ждал коттедж с хозяйкой, представившейся по телефону Натальей.
Мы притормозили, Даня аккуратно припарковал Хайлюкс вдоль пышных кустов, после чего вытащил с заднего сиденья пару рюкзаков и запер машину. Ребята пересели к нам, и мы не спеша двинулись вглубь частного сектора.
Проехав метров триста, мы свернули, увидев ряд однотипных коттеджей, отделанных крашеной в темно-красный цвет вагонкой, с белыми наличниками окон и под красной же металлочерепицей. Судя по всему, посёлок должен был своим видом напоминать норвежскую деревеньку, но то ли этому мешали окружающие дома, выстроенные в стиле «кто во что горазд», то ли ржавый и разбитый Кировец на обочине, то ли поликарбонатные теплицы и штабели досок, накрытых рекламными баннерами. В общем, потомками викингов мы себя так и не ощутили.
Наталья ожидала нас во дворе второго по счету коттеджа. Ворота были уже распахнуты, мы с шумом выгрузились из машины, старательно изображая желание кутить и всячески морально разлагаться. Даня отыгрывал роль удалого туриста, дорвавшегося до свободы и сходу поинтересовался, где в селе можно найти водки в ночное время. Алиса с Ольгой всячески вешались нам на шеи – в общем, согласно плану, мы должны были произвести впечатление вырвавшегося из города офисного планктона, жаждущего алкоголя и плотских утех на свежем воздухе вдали от дома.
Хозяйка, поморщившись, с неохотой выдала что-то вроде «налево, потом два раза направо». Мы всё так же шумно осмотрели двор, дом, спальни и кухню и получили строгий наказ не греметь музыкой после десяти. И всё время, пока Наталья проводила экскурсию по участку, в её взгляде читалось нескрываемое презрение к современному поколению и столь неинтеллигентным формам отдыха оного, несмотря на то, что разница в возрасте между нами и ней составляла не больше десяти лет. Нам это только на руку, по крайней мере, вряд ли в первую очередь искать нарушителей монастырского порядка станут в нашей стороне. Если вообще станут, конечно.
Распрощавшись с хозяйкой, мы перетащили вещи для ночёвки в дом, закинув взятые с собой из дома продукты в холодильник. На часах была половина четвёртого, у нас оставалось ещё два с половиной часа до закрытия монастыря. И примерно семь часов до темноты, когда мы, собственно и планируем совершить акт вандализма в отношении памятника исторического наследия с возможным осквернением чьих-то чувств.
Пока Ольга с Алисой разбирали зубные щётки, полотенца и прочие принадлежности, мы с Даней дозаправили из канистры УАЗик. Затем Даня вытащил небольшую сумку, в которой покоился квадрокоптер с отличной камерой, а я достал из рюкзака фотоаппарат, перепроверяя свободное место на карте памяти и зарядку аккумуляторов. Убедившись в том, что вся техника исправно работает, мы сложили всё обратно в сумки, и Даня отнёс их обратно в машину.
Ольга принимала душ на втором этаже. Когда я поднялся к ней, по пути заскочив в спальню и захватив полотенце, на меня выпорхнуло целое облако пара. За стеклянной перегородкой-шторкой размывался загорелый силуэт. Я подошёл к узкому окну, распахнул его, впуская свежий воздух. Ольга выглянула из-за перегородки:
– Как думаешь, нам сколько времени нужно на монастырь?
– Ну, при прочих равных, если всё на виду, и никто не будет мешать и тащить на экскурсию… Минут тридцать-сорок, по идее, а всё остальное время на отдых.
– Плюс минут двадцать на дорогу и вход, итого час, верно?
– Ага, – я подвинулся к перегородке и поцеловал сначала подставленный нос, а затем и губы.
– Тогда успеем, – обхватив меня за шею, прошептала она.
Я зашипел от неожиданности, когда струи горячей воды ударили мне по ноге. А затем я притянул жену к себе, её руки скользили по моему телу, да и мои тоже не оставались без дела. И мы оба издавали уже совершенно другие звуки, не слишком похожие на шипение от воды, стараясь делать это как можно тише, и задержавшись ещё на четверть часа…
Когда мы наконец спустились, Алиса уже собралась, а Даня дожёвывал наспех сделанный бутерброд, запивая минералкой. Мы заперли коттедж, погрузились в Хантер и направились обратно к монастырю – нужно было засветло получить представление, откуда нам потом на территорию обители можно влезть, куда топать и с какой стороны ждать охрану.
И снова я забыл позвонить Москалёву.
Возвращение в Москву заняло почти два часа, пилотам пришлось некоторое время кружить в подмосковном небе, ожидая разрешения на посадку.
Пока они летели, Андрей успел осмотреть раны. Удивительно, но, похоже, обошлось без переломов. Да, на боку с правой стороны наливался огромный синяк, но рёбра остались целы. Нога и плечо немилосердно болели, но, опять же, просто ушибы. Ладони были разодраны об асфальт в тот момент, когда он споткнулся, растянувшись на тротуаре, и когда это падение спасло ему жизнь. Самым неприятным было сотрясение – Андрей уже не первый раз испытывал подобное. Голова раскалывалась, его знобило, накатывала тошнота, а перелёт усилил эти ощущения, потому едва только самолёт поднялся в воздух, Бирюков заперся в туалете, склонившись над унитазом.
Опустошив желудок, Андрей воспользовался зеркалом и кое-как оттёр кровь на лице и руках. На правой скуле и на лбу, также с правой стороны, несколько глубоких ссадин и порезов непрерывно кровоточили, пришлось накладывать повязку.
Четыре таблетки обезболивающего хоть и медленно, но помогали – почти ушла боль в рёбрах, да и рука с ногой начали двигаться более-менее привычно. Вообще повезло.
В отличие от остальных. Хесус, Смайл и Лимон остались позади, в темноте, погибшие в мирное время на мирной земле. Погибшие непонятно от чего, от неизвестного, доселе невиданного врага. И вот с этим нужно разобраться.
Что это за противник такой, меняющий форму, словно дым? И способный одним ударом перевернуть внедорожник, разорвать железо и отбросить человека на несколько десятков метров?
И почему враг оставил его в покое, когда Андрей приблизился к аэропорту? Возле шлагбаума он несколько раз оборачивался, ожидая нового нападения и пытаясь в свете мерцающих фонарей разглядеть неведомого противника, однако тот больше так и не показался.
Всё это какая-то паранормальщина. Или просто бред. Голова кружилась, волнами накатывала тошнота вперемешку со слабостью, Андрей вновь припал к унитазу.
Погнали с самого начала.
Шмелёв позвонил, вызвал в Москву. Андрей прилетел из Судана, встретился с замом министра, тот поставил задачу немедленно выдвигаться в Псков и изъять некий артефакт в местном университете. Андрей подтянул своих знакомых из конторы, с кем не единожды выполнял задачи на территории бывшего СНГ, а с Хесусом они пересекались и в Северной Африке, и в Сирии. Шмелёв же обеспечил финансирование, оплатив и работу отдела аналитиков, и наружное наблюдение, и доступ к архивам от Пенсионного фонда до УМВД. И за его же счёт они были обеспечены транспортом, понятное дело, числившемся в угоне, но тем не менее. Затем, прибыв на место, они оперативно доразведали обстановку, после чего, в строгом соответствии с планом, проникли в здание, нейтрализовав охрану и изъяли некую археологическую ценность. После чего, опять же согласно плану, они ушли.
А вот дальше нонсенс. Дальше невиданный противник. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы увязать его именно с артефактом.
До сего момента и в постсоветском пространстве, и на Ближнем Востоке, и в Африке всё было просто. Если объект или цель человек – противником был человек. Если нефть – снова человек. Золото, литий, документы, кимберлит – снова и снова человек. И вот теперь, здесь, на территории родной страны, Андрей впервые взялся за что-то, представляющее некую историческую ценность, и сразу получил соперника, превосходящего на голову всё, что можно было бы ему противопоставить.
Колебаний не было. Бирюков был реалистом, прекрасно понимая, что технологий, которые позволили бы человеку организовать такое нападение, просто не существовало. Но он видел своими глазами, это было реально. Оно случилось с ним, с ними. Значит, это нужно просто принять.
Голова закружилась с новой силой, Андрей выбрался из туалета и плюхнулся в кресло, неуклюже зацепившись порванным боковым карманом штанов за пластиковый подлокотник.
Артефакт, артефакт… Бирюков протянул руку к соседнему сиденью, где покоился рюкзак, сгрёб его и запустил руку внутрь. Нашарив пластиковый мешок, в который Смайл упаковал каменную пластину, он вытащил тот наружу, извлекая пластину под свет фонарей салона.
Кусок тёмно-серого камня со светлыми прожилками был чуть больше обычного листа бумаги, имея толщину сантиметра два. Края стёрлись, сгладились, судя по всему. Кое-где камень начал выкрашиваться, разваливаясь от времени. Обратная сторона была гладкой, с глубокой трещиной почти посередине, а лицевая была испещрена угловатыми символами, отдалённо напоминавшими кириллицу. Андрей попытался сложить в слова хоть что-то, но голова закружилась так, что он чуть не выронил камень на пол.
Бирюков посидел пару минут, вцепившись в подлокотник и закрыв глаза, а затем вновь взялся за табличку.
Да, некоторые символы складывались в слова. Андрей разобрал что-то вроде «друзи твои», «град» и «Китеж». Первой мыслью было – что за чушь? Его группа погибла ради какой-то мифической выдумки? Нет, стоп. За выдумку не убивают. За мифы тоже. И, тем более, не убивают так.
Раз речь в табличке идёт о вещах мифических, значит, противник тоже непростой. Поэтому… поэтому принимаем это за новую нормальность. И думаем, как такого противника можно победить. Раз он нанёс ущерб физический, значит, он материален. Значит, и его можно достать. Чем-то или как-то.
И снова голова дала о себе знать. Ладно, Андрей решил, что вернётся к этому чуть позже. Какая-то мысль мелькнула, но тут же потерялась, растворилась в потоке головокружения, тошноты и боли.
Сначала о другом. Знают ли в конторе, с чем они могли столкнуться? Вряд ли. Наверное. Во всяком случае, аналитики могут быть в курсе. Руководство… с высокой долей вероятности. Шмелёв – наверняка знает.
В любом случае, сначала разговор со Шмелёвым. И, в любом случае, будет внутреннее расследование.
Что будет, когда УМВД обнаружит машину и тела? Расследование, на обычную аварию такое не спишешь – следов на месте нет, повреждения для ДТП нехарактерны. На одном из участков найдут тело Хесуса, поймут, что никакая авария не могла привести к такому исходу. И вот тут подключится УФСБ. А это совершенно другой уровень.
Из рюкзака раздалась электронная трель спутникового телефона. Андрей, не глядя, нашарил нужный карман, расстегнул молнию. Либо контора, либо Шмелёв.
– Слушаю, Бирюков.
– Андрей, приветствую, Шмелёв беспокоит.
Ну да, ну да, вспомнил… солнце.
– Евгений Николаевич, готов доложить.
– Подождите, потом. Пластина у Вас?
– Точно так, артефакт взяли, направляемся во Внуково, имеем потери…
– Андрей, не по телефону. Во Внуково ждёт машина, Вас встретят перед терминалом, фургон Мерседес.
– Фургон Мерседес, принял.
– И Андрей, сразу предупрежу, с сегодняшнего дня наше с Вами сотрудничество становится более плотным и приобретает постоянный характер. Надеюсь, не возражаете?
– Есть, Евгений Николаевич.
– Всё, жду.
– Отбой.
Бирюков ткнул кнопку с красным символом, сложил антенну и убрал кирпичик спутникового обратно в карман рюкзака. Затем достал блистер из аптечки, выдавил на ладонь ещё пару таблеток обезболивающего и потянулся за бутылкой минералки в подлокотнике. Сделав большой глоток, Андрей наклонился к иллюминатору – внизу впереди светилась ночными огнями Москва.
Монастырь не впечатлял. Впрочем, я уже не особо удивлялся или разочаровывался, видимо, сработали собственные завышенные ожидания и от Ладоги, и вообще от мини-путешествия в целом.
Мы подъехали со стороны трассы по ухабистой грунтовке. Я изо всех сил старался рулить аккуратнее, помня про Алису, но творение советского гения к комфорту располагало весьма условно. Радовало то, что такой дороги было всего пара сотен метров, в принципе, можно и пешком пройти. Но народная мудрость утверждает, что лучше плохо ехать, чем идти, вот мы и ехали, пусть и медленнее, чем обычно.
Периметр монастыря состоял из одноэтажных зданий, пространство между которыми было закрыто каменной оградой высотой в полтора-два человеческих роста. Большая часть зданий была отделана белой штукатуркой, чтобы сохранять видимость порядка и какой-то аккуратности, а остальное было выполнено из красного кирпича, по всей видимости, дополнительно окрашенного для пущей нарядности.
Мы объехали весь комплекс с востока вдоль Волхова и припарковались на стоянке на южной стороне. Не то чтобы монастырь был недостаточно величественен… Но как-то большего ожидаешь от памятника то ли тринадцатого, то ли четырнадцатого века. Взять тот же Печорский монастырь – масштаб был просто несравним. Да даже Крыпецкий или Спасо-Елеазаровский, да даже Никандрова пустынь – все они были куда мощнее, масштабнее и более обжитые, что ли, несмотря на расположение в самом углу нашей необъятной.
Нет, ни в коем случае я не умалял значимости или красоты Никольского монастыря, просто он был отличен от привычного мне образа. Плюс идущая реконструкция, спрятавшая в металлических заборах и строительных лесах примерно две трети всех построек на территории. Приехать бы сюда лет через пять, когда его приведут в порядок – сказка будет, а не монастырь.
Мы прошли через ворота, накрытые невысоким арочным сводом, над которым горела лампада в красном стеклянном сосуде, я забыл, как называют эти штуки. А вот дальше, стоило нам войти на территорию обители, мой взгляд приковали к себе кирпичные стены старинных храмов и построек.
Выщербленный кирпич выглядел просто великолепно, повсюду сновали люди – туристы, монахи, строители. Народу было очень много, и это за час до закрытия и с учётом полупустой стоянки.
Пока объезжали монастырь, я не увидел ни одной камеры, обращённой наружу периметра, фасады зданий, закрывающих периметр, были девственно чисты, и лишь в одном углу, ближнем к трассе, газовая труба жёлтой полосой перечёркивала белоснежную стену. Вот и вероятная точка входа, здесь даже особых усилий не потребуется, чтобы попасть на территорию. И, что самое приятное, внутри мы тоже не увидели ни одной камеры. Вообще.
Изнутри монастырь представлял собой прямоугольный двор сто на сто двадцать метров, если карты не врали. Справа от входа располагалась гостиница, чему мы не обрадовались совершенно. В любой момент кто-то из постояльцев мог выйти наружу и испортить нам весь план. С другой стороны, вдруг получится самим сойти за гостей?
От входа в монастырь по прямой устремлялась изрядно разбитая асфальтовая дорожка, упиравшаяся в здание на противоположной стороне. Вдоль неё, справа, высилась церковь, судя по всему единственная действующая здесь и пребывавшая в относительно неплохом состоянии.
За церковью устремлялась в небо серая башня колокольни высотой с пятиэтажный дом, а вот за ней и был интересовавший нас собор Николая Чудотворца. И вот он представлял собой совершенно удручающее зрелище.
Стены из разваливающегося, некогда красного, а теперь уже выцветшего, почти серого кирпича, кое-где заляпанные бетонной штукатуркой, потрескались в нескольких местах сразу. Глубокие трещины шириной с ладонь рассекали каждую из четырёх стен квадратного строения – собором назвать эти развалины язык не поворачивался. Окна отсутствовали, вместо дверей арочный проём, выходящий на дорожку монастыря, прикрытый деревянными щитами. При этом арка раскрошилась, в верхней её части не было изрядного куска кирпичной кладки, впрочем, как и над многими арочными окнами. Картину разрухи и запустения дополнял ржаво-серый покосившийся купол и огромная куча строительного мусора между колокольней и тем, что некогда было собором.
Во всяком случае, нам это на руку. Наша задача максимально упростилась, что не могло не радовать, и самым сложным, похоже, было остаться незамеченными во время ночной вылазки.
Мы неспешно оставили собор позади, дойдя почти до конца дорожки, упиравшейся в административное здание. Одну камеру мы всё же обнаружили. Стеклянный глаз был направлен на служебные ворота западной стены, но нам это не помеха – в этой точке делать нам нечего, да и обращён он был в противоположную от интересующей нас сторону. В дальнем, северо-западном углу, с обратной стороны которого мы как раз насмотрели газовую трубу, располагалось крыльцо с дверью в какие-то служебные помещения, накрытое крышей и огороженное высокими перилами. В общем, идеально и для входа, и для выхода.
Теперь хорошо бы понять, сколько человек остаётся в монастыре на ночь, и что представляет из себя охрана.
Я неспешно крутился на месте, щёлкая затвором фотоаппарата, а Даня снимал видео на телефон, особое внимание уделяя именно персоналу и отмечая, в какие помещения они заходят.
В центре монастыря располагалось довольно крупное трёхэтажное здание, сейчас реконструируемое и, по всей видимости, не используемое. Оконные проёмы зияли дырами, штукатурка была отбита, обнажив такой же выщербленный серо-красный кирпич. Раскопанный периметр фундамента представлял из себя небольшой ров, а вместо крыльца, которое должно бы вести на первый этаж, были уложены деревянные щиты, перепачканные цементом вперемешку с грязью.
В общем-то, наша экскурсия по монастырю была завершена. Мы потоптались на месте ещё минут десять, продолжая снимать и поглядывая по сторонам, пока из здания, в которое упиралась дорожка, к нам не вышел молодой длинноволосый парень в джинсах и синей клетчатой рубашке и сообщил, что монастырь закрывается, и если мы не постояльцы гостиницы, то нам необходимо проследовать к выходу. Мы поблагодарили его, извинились на всякий случай и не спеша двинулись обратно к воротам, попутно отмечая для себя людей, служащих в монастыре.
Проследовав через ворота, мы покинули территорию, неспешно пересекли стоянку и погрузились в УАЗик. На этот раз я снова уступил Ольге место за рулём, заняв пассажирское сиденье. Уезжать мы не торопились, болтая ни о чём и отмечая, покинет ли обитель кто-то из тех, кого мы только что видели внутри.
Я достал из рюкзака ноутбук, подключил картридер и перебросил снимки с фотоаппарата, заодно скачав и Данино видео с телефона. Это чтобы время не терять потом, когда мы доберёмся до нашего временного «дома».
Выждав минут двадцать, мы решили более не привлекать к себе лишнего внимания и немного прокатиться по городку. К монастырю нам предстояло вернуться примерно через час, когда случайные туристы уже разъедутся, но будет ещё достаточно светло, чтобы иметь возможность осмотреть закрытую территорию с воздуха.
Мы ещё раз прокатились по самой Ладоге, сделав круг по городку и заехав на заправку, где снова взяли по большому картонному стаканчику кофе каждому, кроме Алисы. А затем я пересел за руль и вновь направился в сторону монастыря, но на этот раз я проехал дальше вдоль берега, отдалившись примерно на километр. Выбрав безлюдное место, Даня распаковал сумку, соединил телефон с пультом, и через пару мгновений Мавик Мини с жужжанием взмыл в воздух.
Резко подняв квадрокоптер до двух сотен метров, мой товарищ направил его в сторону монастыря. Дрон скрылся из виду, да и слышать его мы перестали раньше, чем он достиг заданной высоты.
На экране смартфона лентами тянулись дорога, зелёная полоса кустов и деревьев и серо-синяя гладь Волхова. Даня слегка отпустил джойстик, и дрон полетел медленнее, позволяя нам разглядеть два автомобиля на стоянке и внутренний двор, откуда совсем недавно нас вежливо попросили.
А людей стало меньше. Мы увидели, как через служебные ворота выехал КАМАЗ, а следом за ним, погрузив в своё нутро шестерых рабочих, пристроилась белая ГАЗель. Плюс водитель, итого семь. И водитель грузовика, значит, восемь. Даня повёл дрон над монастырём против часовой стрелки, следя за тем, чтобы двор занимал большую часть кадра.
Из дальнего здания вышли двое, следом ещё один, наверняка монах, мы разглядели только чёрное пятно. Вся троица проследовала наискосок, скрывшись в дальнем конце соседней постройки.
Через пару минут из церкви вышел ещё один монах, направившись туда же, куда ушли предыдущие. На этом какое-либо движение прекратилось, зато сразу в трёх зданиях зажглись окна. Это значит, минимум три человека. Ждём дальше.
Спустя ещё минут пять в гостинице поочерёдно зажглись несколько окон, а потом на улицу вышел охранник, направившись за угол.
– Даня, веди его, он курить в сторону собора бегает.
– Вижу, щас, пять сек! – Даня увлечённо вёл дрон в обратную сторону, обратив камеру в сторону гостиницы.
Охранник действительно бегал курить за угол, но, насколько я мог прикинуть углы обзора, собор в поле его зрения попадал лишь частично, одним только юго-восточным своим углом. Который нас не интересовал совершенно. Докурив, он потопал обратно в недра гостиницы.
Тем временем батарея почти разрядилась. Даня снова взял общий план, квадрокоптер начал удаляться, а мы успели увидеть, как из двери, за которой скрылись первые замеченные нами обитатели монастыря, вышли сразу шесть человек и направились через двор куда-то в здание в северо-восточном углу. А я вслух отметил, что группа хоть и вышла, но свет в окнах не потух, значит, скорее всего, люди там ещё оставались.
Пожалуй, теперь и нам пора. Ещё один заряженный аккумулятор дрона мы оставили на ночную вылазку, а третий был в качестве неприкосновенного запаса на всякий случай. Даня собрал квадрокоптер обратно в сумку, а я завёл машину – пора было возвращаться к коттеджу, посмотреть в спокойной обстановке отснятые изображения и видео. Ну и изображать дикую пьянку городских, отрывавшихся как в последний раз, нуворишей, если этот термин применим к владельцам пусть и тюнингованного, но УАЗа.
Разговор со Шмелёвым состоялся, Бирюков не стал гадать, поверит ему наниматель или нет, поэтому просто изложил всё то, что видел своими глазами. И немало удивился, когда увидел, что замминистра поверил. Пусть не до конца, но поверил. Значит, с этим уже раньше сталкивались. Или хотя бы с чем-то подобным.
Получив табличку и выслушав доклад, Шмелёв попросил Андрея подождать в приёмной. Мимо Бирюкова в кабинет прошёл какой-то пожилой мужчина интеллигентного вида, исчезнув за плотно прикрытой дверью почти на час.
За время, проведённое в ожилании, Андрей связался с Седьмым, в конце концов, пора было доложить о произошедшем. И вновь удивился, когда узнал, что тот уже переговорил со Шмелёвым.
По итогам разговора выходило, что Седьмой не возражает против подработки Андрея, более того, Шмелёв попросил «СГБ Консалтинг» оказать содействие в выполнении задач на территории России. Судя по всему, с финансированием у замминистра проблем не возникло – шеф сообщил, что Манул вправе пользоваться транспортным парком конторы по запросу. И, в довершение всего, Седьмой решил направить в помощь ему ещё семь человек, включая прибывающих в столицу через несколько часов Бора и Липу.
Видимо, оба руководства верно оценили всю серьёзность ситуации, просчитав противника, с которым уже столкнулась группа Андрея. Сейчас, спустя несколько часов, факт того, что он сумел выжить в вечерней заварушке, казалась ему всё большим чудом.
Перед глазами снова и снова мелькал момент гибели Хесуса, тёмный сгусток дыма и пульсирующий стук. Шар перестал преследовать Андрея в тот момент, когда он приблизился к людям, выскочив с тёмной улицы…
Снова какая-то догадка мелькнула в голове и исчезла, растворившись в боли от сотрясения.
Люди. Люди не были помехой для противника – нападение произошло в частном секторе, где запросто могли быть случайные свидетели. Да и нечто, атаковавшее группу, вовсе не опасалось четверых вооруженных бойцов, словно зная, что те не смогут причинить никакого вреда. Правда, они и не пытались оказывать сопротивление, некогда было. Но всё же.
Наконец, дверь кабинета приоткрылась, в проёме показался Шмелёв и вновь пригласил Андрея.
За прошедший час ничего не изменилось, каменная табличка всё так же лежала посреди стола, заботливо уложенная в кейс. На кресле справа восседал мужчина в тёмной рубашке и пиджаке, зашедший в кабинет более часа назад. Он устало потирал короткую бородку, смотря в точку на стене напротив, а его очки при этом сползли на кончик носа. Шмелёв обогнул стол и плюхнулся на своё место руководителя, жестом указав Андрею на кресло напротив интеллигента.
– Знакомьтесь, Андрей. Бехтерев Александр Витальевич, профессор, доктор исторических наук, декан исторического факультета Московского государственного университета. На ближайшее время Ваш коллега и руководитель. Александр Витальевич, это Андрей Николаевич Бирюков, наш с Вами ответственный за охрану, поступает в Ваше распоряжение.
Бехтерев машинально, даже механически протянул руку, лишь на секунду взглянув на Андрея.
– Андрей, скажите, пожалуйста, Ваши коллеги уже с Вами связались?
– Так точно.
– Значит, теперь мы с Вами работаем вместе. Вы же не возражаете?
– Никак нет, – Андрей придвинулся к столу. – Мой руководитель около получаса назад звонил, сказал, что «СГБ» подключается к работе с Вами. Дал добро на обеспечение силами и средствами «СГБ», а также на использование их транспорта. Дополнительно в наше распоряжение поступает группа из семи человек, ориентировочно около десяти утра они будут здесь. Открытым остаётся вопрос моего статуса – я работаю как Ваш человек или как сотрудник «СГБ»?
– Андрей… Работаете Вы в составе «СГБ». После произошедшего, как я полагаю, нам не помешают дополнительные ресурсы, которые мы можем привлечь через Вашу компанию. В связи с этим мы посчитали целесообразным обратиться к Вашему руководству напрямую, попросив их поддержки в решении некоторых вопросов, с которыми нам предстоит иметь дело.
Бирюков заметно помрачнел, Шмелёв, заметив это, немедленно решил исправить ситуацию.
– Андрей, я бы хотел добавить, что решение обратиться в «СГБ» консалтинг не отменяет факта нашего с Вами сотрудничества. И все наши договорённости остаются в силе, Вы продолжаете и лично выполнять мой заказ.
– Евгений Николаевич, благодарю, – Бирюков приободрился. – Какие мои действия в случае… Если в процессе работы окажется так, что интересы Ваши и интересы «СГБ» начнут несколько… не совпадать?
– Андрей, мы не первый раз с Вами работаем. Да, возможно, наши задачи не столь регулярны, как в частной компании, но они вполне себе окупаются. Я уверен, что Вы сможете найти выход и в этой ситуации, который устроит нас обоих.
Вот так. Мол, я плачу и твоей конторе, и тебе лично, поэтому ты, в первую очередь, соблюдаешь мои интересы. А если твоему руководству что-то не понравится, выкручивайся сам, если хочешь и дальше зарабатывать в обход кассы.
А почему бы и нет? В конце концов, именно деньги Шмелёва решили основную цель Андрея. И именно они сейчас позволят закрепить результат, надёжно избавив сына от повторной болезни. И именно поэтому озвученное предложение Андрей принял без малейших колебаний.
– Понял Вас, Евгений Николаевич, есть найти выход.
– Ну вот и отлично. Тогда собираемся здесь же в десять утра в полном составе.
– Так точно, – Андрей пожал протянутую руку.
– Камень Рюрика, судя по всему, будет представлять из себя камень…
– Логично, – хмыкнул я.
– Не ёрничайте, – голос Москалёва, как обычно занудно-брюзжащий, приглушился нотками усталости. – Будет представлять из себя камень примерно в человеческий рост. Там будут письмена, скорее всего, тоже высеченные, как и на Вашей табличке.
– То есть даже в темноте пещер я его вряд ли пропущу. Это радует.
– Несомненно. Делаете фотографии, после чего отправляете мне и дожидаетесь расшифровки. Я позвоню сразу же.
– Понял Вас, Пал Георгич, – я замолчал на пару секунд. Москалёв, похоже, закончил раздавать указания.
– Как Вы, профессор? Что говорят компетентные органы?
– Суматошный день, Слава. Меня вызывали в отделение, допросили ещё раз. Я просто повторил им всё то, что говорил вчера вечером.
– Ну а зацепки есть какие-нибудь?
– Так они мне и ответят! В лучшем случае, что-то могут сказать ректору, и то, исключительно по большому знакомству. Я, кстати, с ним… с ней сегодня имел честь пообщаться. Пока что мне удалось замять это дело, но если всплывёт ещё что-то, может быть неприятно.
– Вы же сказали, что никто толком не представляет, что мы нашли?
– Верно. И именно поэтому мне пока что удаётся валять дурака.
– Авантюрист, м-да. Засиделись Вы, профессор, на своих шести сотках, вот в Вас и бьёт ключом авантюризм. Да так, что даже до нас долетело.
– Слава, не бухтите. Вы ведь понятия не имеете, чем я занимался раньше, когда годы ещё позволяли. И опыт какой-никакой у меня присутствует. Поэтому, если я Вам говорю, что всё обойдётся, значит, всё обойдётся.
– А-а-а, – протянул я. – Так вы у нас тайный Индиана на пенсии?
– Кто?
– Индиана Джонс, слыхали про такого?
– Слыхал. И смею заметить, мы с Вами не в Голливуде. Хоть мне Ваше сравнение и лестно, но Индиана больше кулаками махал. А мы с Вами наукой занимаемся.
Я сразу вспомнил про ночного гостя. Может, пора уже рассказать? Хотя нет, незачем пока что.
– Ладно, Павел Георгиевич. Мы как раз через три часа будем наукой заниматься, так что держите телефон под рукой и постарайтесь не спать, Вам ещё всю ночь переводить. Если всё пойдёт по плану.
– Я допоздна не сплю, так что жду новостей!
– Добро, до связи, – я отключился.
Значит, доцент там в порядке, что радует. И мы не при делах, что не менее замечательно. Конечно, если табличку свяжут со мной, а потом выяснят, что я наутро регион покинул, могут быть вопросы. Но, опять же, стоимость ущерба определить невозможно, охранник в порядке, более ничего не пострадало. Не должны это дело сильно разматывать, не тот масштаб бедствия.
Тогда сосредоточимся на предстоящей вылазке.
Фото и видео мы уже просмотрели, ничем нам это особо не помогло, лишь разглядели на одном из снимков ещё одну камеру, направленную изнутри на главные ворота. Как мы пешком её не увидели, непонятно, вот же она, прямо напротив входа. Ладно, главное, что сейчас обнаружили. И что она нам не помешает.
Я убрал телефон в карман и вернулся к ребятам на улицу в беседку. Мы старались вести себя как можно более шумно, запивая соком минералку, которую наливали из бутылок с этикетками сорокаградусной, и заедая всё это сосисками и овощами, обжаренными на мангале. Периодически мы ловили неодобрительные взгляды соседей, а когда часы показали почти одиннадцать, какая-то тётка подошла к забору и чуть ли не сквозь зубы попросила нас вести себя потише. Отлично, впечатление произвели, продолжаем.
Я старательно изображал вусмерть пьяного и предложил ей присоединиться или хотя бы угоститься с нашего стола, на что она лишь презрительно фыркнула и удалилась в соседний дом, покачивая полами цветастого халата, словно кобра капюшоном.
Мы посидели ещё пару минут, а затем перебрались в дом. Всё, пора. Как говорил классик, «смеркалось».
Даня ушёл собираться, сняв с зарядки батарею для дрона – теперь их снова три заряженных, полтора часа съемки с воздуха. Ну красота же!
Я поднялся по лестнице в спальню. На кровати лежал собранный пару часов назад чёрно-серый однолямочный рюкзак через плечо. Понятия не имею, что нам может понадобиться, поэтому в рюкзаке покоились и литровая бутыль с водой, и болторез, и запасной фонарь, и видавшая виды, предусмотрительно заправленная бензином, Зиппо. Немного подумав, добавил туда пауэрбанк с кабелем. А поверх рюкзака я прицепил десятиметровую прочную верёвку, оканчивающуюся компактной кошкой.
Теперь переодеться. Песочные карго и поло отправились на кровать, их заменили тёмно-серые «тактические» брюки от Геликона и какой-то тёмно-серый же безымянный лонгслив. На ноги треккинговые Мерреллы. Небольшой складной танто в карман, перчатки в боковой карман на брюках. Компактный диодный г-образный фонарь на пояс. И тёмный бафф на руку, поверх часов. Готов.
Я покосился на чехол с дробовиком, лежавший на кровати чуть поодаль. Нет, не буду брать. В кого я там стрелять собрался? В монахов? Или в дым? Пусть будет у Ольги, мне так спокойнее, да и она себя защищённее почувствует.
Я спустился обратно в гостиную-столовую. Даня экипировался подобным же образом, только верёвки не хватало. И продолжал прямо сейчас набивать желудок, заталкивая в себя завёрнутую в лаваш сосиску.
План был простым – девушки остаются в доме, изображают продолжение пьянки. Мы с Даней пешком добираемся до Хайлюкса, который в посёлке пока что не видели, и на нём двигаем до монастыря. Оставляем в отдалении машину, а дальше всё, на своих двоих. За пару часов должны управиться. А затем обратно, таким же путём.
Что-то я забыл… Точно! Рации.
– Даня, а где у нас…
Тот, ухмыляясь, протянул мне Баофенг.
– Ну тогда выходим, чего замер? – я чмокнул Ольгу, Даня Алису, Ольга щёлкнула выключателем, вырубая свет на первом этаже и во дворе на пару минут, и мы выскользнули наружу.