Погибли два человека; возможно, три. Это все, что известно. Бульварные газеты полыхали заголовками о загадочном увечье и гибели Кеннета Скотта, видного балтиморского писателя и оккультиста, а позже они точно так же спекулировали на исчезновении Роберта Людвига, чья переписка со Скоттом хорошо известна в литературных кругах. Столь же странная и еще более пугающая смерть Пола Эдмонда, хоть и отдаленная от ужасающей сцены смерти Скотта на ширину целого континента, явно была с ней связана. Это видно из присутствия некоего вызвавшего бурные дискуссии объекта, который обнаружили в окоченевших руках Эдмонда – и который, по утверждению легковерной публики, стал причиной его гибели. Подобная причина представляется неправдоподобной, тем не менее, бесспорно, Пол Эдмонд умер от потери крови, вызванной рассечением сонной артерии, как верно и то, что в деле имеются подробности, труднообъяснимые в свете современной науки.
Бульварные журналисты донельзя раздули значимость дневника Эдмонда, и даже серьезным газетам непросто осветить сей необычный документ, не подвергнув себя при этом обвинениям в «желтизне». Лучше всех вышла из положения «Голливуд ситизен ньюс», опубликовав наименее фантастичные фрагменты дневника и недвусмысленно дав понять, что Эдмонд был беллетристом и что записки этого человека изначально не задумывались как беспристрастное изложение событий. Напечатанная неизвестной типографией брошюра «Об отсылании души», которой в дневнике отведена столь важная роль, имеет в своей основе, судя по всему, чистый вымысел. Ни один из местных книготорговцев о ней не слышал, и мистер Рассел Ходжкинс, виднейший библиофил Калифорнии, заявляет, что и заголовок, и само это издание, судя по всему, родились в уме несчастного Пола Эдмонда.
Тем не менее, согласно дневнику Эдмонда и некоторым другим документам и письмам, обнаруженным в его столе, именно эта брошюра побудила Людвига и Эдмонда предпринять роковой эксперимент. Людвиг решил нанести своему калифорнийскому корреспонденту визит и отправился из Нью-Йорка в неспешный вояж через Панамский канал. «Карнатик» пришвартовался пятнадцатого августа, и Людвиг успел несколько часов побродить по Сан-Педро. Именно там, в пахнущем плесенью магазине старой книги, он и приобрел брошюру «Об отсылании души». Когда молодой человек прибыл в голливудскую квартиру Эдмонда, книжка была при нем.
И Людвиг, и Эдмонд глубоко интересовались оккультными знаниями. Они даже попробовали свои силы в колдовстве и демонологии, что стало результатом их знакомства со Скоттом, который располагал одной из лучших в Америке оккультных библиотек.
Скотт был странным человеком. Худощавый, с острым взглядом, молчаливый, почти все время он проводил в Балтиморе, в старом особняке. Глубина его познаний в эзотерических материях граничила с феноменальной. Он прочел «Ритуал Чхайи» и в письмах к Людвигу и Эдмонду упоминал, какие смыслы на самом деле кроются за намеками и угрозами этого полумифического манускрипта. В его обширной библиотеке встречались такие имена, как Синистрари[8], Занкерий и печально известный Гужено де Муссо[9], а в сейфе своей библиотеки он, по слухам, хранил солидный альбом, заполненный выписками из таких фантастических источников, как «Книга Карнака», грандиозный «Шестидесятизначник»[10] и кощунственный «Старший ключ», о котором рассказывают, что на земле существует лишь два его экземпляра.
Не приходится удивляться, что двум студентам не терпелось сорвать покров неведомого и узреть потрясающие воображение тайны, о которых так осторожно намекает Скотт. В дневнике Эдмонд признался, что прямой причиной трагедии стало его собственное любопытство.
И тем не менее приобрел брошюру Людвиг, и они с Эдмондом принялись изучать ее на квартире последнего. Эдмонд описал книжицу достаточно четко, поэтому странно, что ни один библиофил не смог ее идентифицировать. Если верить дневнику, она была невелика, примерно четыре дюйма на пять, переплетена в обложку из грубой оберточной бумаги и от возраста пожелтела и крошилась. Печать – шрифтом восемнадцатого века с «длинной s» – была небрежной, и в книге не значилось ни выходных данных, ни имени издателя. Она насчитывала восемь страниц, семь из которых были наполнены, по выражению Эдмонда, обычными софизмами о мистике, но на последней приводились конкретные указания по достижению того, что нынче называется «выходом в астрал».
В общих чертах процесс был обоим студентам знаком. Их исследования позволили им узнать, что душа – или на современном оккультном языке «астральное тело» – считается эфирным двойником, призраком, способным проецироваться на расстояние. Но что касается конкретных инструкций – это была необычная находка. К тому же инструкции казались не слишком сложны в исполнении. Эдмонд намеренно темнит о приготовлениях, но нетрудно сделать вывод, что для получения необходимых ингредиентов два студента посетили несколько аптек; где они раздобыли cannabis indica[11], позже обнаруженную на месте трагедии, – загадка, но, разумеется, не из тех, которые не поддаются решению.
Пятнадцатого августа Людвиг – очевидно, не поставив в известность Эдмонда – послал авиапочтой письмо Скотту, где описал брошюру и ее содержание и спросил совета.
В ночь на девятнадцатое августа, приблизительно через полчаса после того, как Кеннет Скотт получил письмо Людвига, два молодых оккультиста затеяли свой трагический эксперимент.
Позже Эдмонд корил во всем себя. В дневнике он упоминает обеспокоенность Людвига, словно тот чувствовал некую скрытую опасность. Людвиг предложил повременить с опытом несколько дней, но Эдмонд посмеялся над его страхами. В конце концов молодые люди сложили требуемые ингредиенты в жаровню и подожгли смесь.
Они осуществили и другие приготовления, но Эдмонд говорит о них довольно уклончиво. У него бегло проскальзывает пара упоминаний о «семисвечнике» и «инфрацвете», но что скрывается за этими терминами, понять не удается. Двое молодых людей решили попробовать спроецировать свои астральные тела через весь континент. Целью была попытка связаться с Кеннетом Скоттом. Во всем этом явственно слышится нотка юношеского тщеславия.
Cannabis indica входила в смесь на жаровне как один из ингредиентов, что подтверждает и химический анализ. Именно присутствие индийского наркотика многих побудило считать, что позднейшие записи в дневнике Эдмонда порождены таким ненадежным источником, как фантомы опиумного или гашишного опьянения, которые приняли такие причудливые формы исключительно потому, что обоих студентов в то время крайне занимали соответствующие темы. Эдмонду снилось, что он видит дом Скотта в Балтиморе. Но необходимо помнить, что до этого он много смотрел на фотографию этого дома, которую поставил перед собой на столе, и сознательно желал к этому дому отправиться. Иными словами, нет ничего более логичного, чем то, что Эдмонд попросту увидел во сне предмет, который желал увидеть.
Но точно такое же видение посетило и Людвига, или, по крайней мере, так он впоследствии утверждал – если, конечно, в этой записи Эдмонд не лжет. По мнению профессора Перри Л. Льюиса, признанного эксперта в области сновидений, Эдмонд во время гашишного опьянения говорил о своих иллюзиях вслух, не имея к тому сознательного намерения и позднее не сохранив об этом никаких воспоминаний. А Людвиг, как в гипнотическом трансе, всего лишь видел фантазмы, вызванные у него в мозгу словами Эдмонда.
Эдмонд указывает в дневнике, что, понаблюдав несколько минут за горящей жаровней, впал в состояние дремоты, но различал окружающую обстановку четко, хоть и с некоторыми любопытными изменениями, которые можно приписать исключительно действию наркотика. Курильщик марихуаны видит, как крошечная каморка превращается в огромную сводчатую залу; точно так же Эдмонд утверждал, что комната, в которой он сидел, словно бы увеличивается в размерах. Но, как ни странно, этот рост был неестественного свойства: постепенно искажалась геометрия комнаты. Эдмонд подчеркивает этот момент, не пытаясь объяснить его. Когда именно сдвиг стал заметным, он не упоминает, но в какой-то момент юноша оказался в центре помещения, которое хоть и узнавалось как его собственное, изменялось до тех пор, пока не сошлось в определенной точке.
Здесь заметки почти утрачивают связность. Эдмонду явно непросто описать, что представлялось ему в этих видениях. Все линии и изгибы комнаты, со странной настойчивостью повторяет он, словно указывали на одну конкретную точку: жаровню, где тлела смесь одурманивающих веществ и химикатов.
Постепенно в его уши проник очень тихий настойчивый звон, но стал сходить на нет и наконец полностью затих. В тот момент Эдмонд приписал звук действию наркотика. Лишь позднее он узнал об отчаянных попытках Скотта пробиться к нему посредством междугородного телефонного звонка. Пронзительный сигнал телефона мало-помалу ослабел и умолк.
Эдмонд был по натуре испытателем. Он старался перемещать взгляд на конкретные объекты, которые помнил: на вазу, на лампу, на стол. Но комната, казалось, обладала необъяснимой вязкой текучестью, и он неизменно обнаруживал, что его взгляд скользит вдоль искривленных линий и закруглений и вновь оказывается устремлен на жаровню. Тогда-то Эдмонд и осознал, что в этом месте происходит нечто необычное.
Смесь уже не тлела. Вместо нее внутри жаровни выстраивалось странное кристаллическое образование. Описать этот объект Эдмонд не нашел возможным. Он смог лишь сказать, что кристалл казался продолжением искривленных линий комнаты, уводил их за пределы точки, в которой они сходились. Очевидно, не ощущая безумности подобного концепта, он далее указывает, что его глаза начинали болеть, когда он рассматривал кристаллический объект, но он не мог отвести взгляд.
Кристалл тянул Эдмонда к себе. Тот почувствовал резкое и мучительное притяжение, в воздухе зазвучал высокий монотонный гул, и внезапно с нарастающей скоростью Эдмонд поплыл к предмету в жаровне. Кристалл всосал его – такова необъяснимая фраза самого Эдмонда. На мгновение он ощутил невероятный холод, а затем ему явилось новое видение.
Серый туман и зыбкость. Эдмонд подчеркивает это странное ощущение неустойчивости, которое, по его заявлению, возникло у него внутри. Он чувствовал себя, по собственному неясному выражению, облаком дыма, колышущимся и бесцельно дрейфующим в пространстве. Но, глянув вниз, он увидел свое тело, полностью одетое и, без сомнения, вполне материальное.
Его ум начало теснить крайнее беспокойство. Туман сгущался и закручивался водоворотами. Кошмарный беспричинный страх, знакомый курильщикам опиума, схватил его в тиски. Эдмонд чувствовал, что к нему приближается нечто – невероятно ужасное и несущее мощную угрозу. А потом туман совершенно внезапно пропал.
Далеко внизу Эдмонд увидел то, что поначалу принял за море. Он висел без какой-либо опоры в пустом пространстве, а от горизонта до горизонта мерцала и расползалась вздымающаяся и опадающая серая масса. Колеблющуюся свинцовую поверхность усеивали круглые темные пузырьки; их было несметное количество. Он почувствовал, как вопреки своей воле устремляется вертикально вниз; по мере приближения к таинственной серой массе он все яснее ее разглядывал.
Он не мог определить ее природу. Субстанция казалась морем серой слизи, бесформенной, как протоплазма. Но теперь он различил, что темные пузырьки – это головы.
К пугающему полчищу
Вниз Эдмонда влекло.
В памяти Эдмонда промелькнул фрагмент повествования, которое он некогда читал. Оно было написано в двенадцатом веке монахом Альберико, и считается, что этот текст представляет собой описание схождения в ад. Подобно Данте, Альберико видел муки проклятых. «Хулители Господа, – пишет он своей выспренней, многоумной латынью, – были погружены по шею в озеро расплавленного металла». Теперь Эдмонд припомнил слова Альберико. Затем он увидел, что головы принадлежат не существам, погруженным в серую слизь; они представляли с серой массой одно целое. Головы росли из нее!
Страх покинул Эдмонда. С каким-то отстраненным любопытством он разглядывал расстилавшуюся под ним невообразимую поверхность. На сером море покачивались и кивали человеческие головы, бессчетные тысячи голов, но еще большее количество голов принадлежали не людям. Некоторые из них несли на себе антропоидные черты, но в прочих едва можно было опознать живые объекты.
Головы жили. Их глаза таращились в пространство в неизмеримых страданиях, губы кривились в беззвучных ламентациях; у многих по впалым щекам лились слезы. Даже отвратительно нечеловеческие головы – подобные птичьим, змеиным, головам монструозных существ из живого камня, металла или растительности – являли следы непрекращающихся мук, которые их терзали. К пугающему полчищу вниз Эдмонда влекло.
Снова его охватила чернота. Она оказалась скоротечной, но, очнувшись от секундного беспамятства, Эдмонд почувствовал себя (по его собственным словам) причудливым образом преображенным. Нечто произошло с ним в этот роковой период темноты. Его ум затуманивала какая-то неопределенность, так что все окружающее он воспринимал в полумраке и словно сквозь дымку. В этом новом видении ему представлялось, что он очутился высоко в воздухе над безмолвными, залитыми лунным светом улицами и стремительно движется вниз.
Стояла полная луна, и в ее свете он понял, что спускается к знакомому старому дому из песчаника. Это был дом Кеннета Скотта, выученный Эдмондом по фотографии. Дрожь ликования согревала его: значит, эксперимент удался!
Теперь дом возвышался перед ним. Эдмонд парил снаружи, перед открытым неосвещенным окном. Заглянув в комнату, он узнал худощавую фигуру Кеннета Скотта, сидевшего за письменным столом. Губы оккультиста были плотно сжаты, а лицо омрачала тревожная гримаса. Перед ним лежал огромный фолиант с пожелтевшими пергаментными страницами, и ученый внимательно рассматривал его. Время от времени его обеспокоенный взгляд устремлялся на стоявший рядом с ним на столе телефон. Эдмонд попытался окликнуть Скотта – тот поднял глаза и пристально вгляделся в окно.
В ту же секунду лицо Скотта исказила пугающая трансформация. Человек словно обезумел от страха. Он вскочил на ноги, опрокинув стул, и одновременно с этим Эдмонд почувствовал неодолимую силу, потянувшую его вперед.
Все, что произошло после, – запутанно и туманно. Записи Эдмонда в этом месте фрагментарны, и можно лишь догадываться, что Эдмонд очутился в комнате и с необъяснимым и ненормальным упорством преследовал впавшего в панику Скотта. Эдмонд плыл по воздуху… а Скотт оказался загнан в угол… и здесь записки Эдмонда обрываются полностью, словно воспоминания об этом эпизоде оказались сильнее него.
В тот момент милосердная чернота поглотила Эдмонда, но, прежде чем сон стал таять и пропал, вспыхнуло напоследок еще одно видение. Он снова оказался снаружи перед окном Скотта, быстро удаляясь в ночь, а в светящемся желтом квадрате открытого окна виден был край стола Скотта и обмякшее тело самого хозяина, лежащее на ковре. По крайней мере, Эдмонд заключил, что это тело Скотта, поскольку либо шея у человека была согнута под невозможным углом, так что голову скрывал торс, либо человек был обезглавлен.
На этом сон закончился. Эдмонд проснулся и обнаружил, что комната прогружена в темноту; рядом сонно пошевелился Людвиг. Оба студента были растеряны и перевозбуждены. Они взволнованно заспорили, время от времени позволяя себе нервные всплески эмоций, и Людвиг признался, что его видение в точности совпадает с тем, что испытал Эдмонд. К сожалению, ни один из них не потрудился проанализировать произошедшее и найти ему логическое объяснение, но как-никак оба были мистиками и целиком приняли все на веру.
Раздался звонок. Бесстрастная телефонистка спросила, согласен ли Эдмонд принять вызов из Балтимора. Она добавила, что уже некоторое время пытается дозвониться в их квартиру, но никто не отвечает. Эдмонд резко перебил ее и потребовал, чтобы его соединили. Но сделать это не удалось. Телефонистка на коммутаторе в Балтиморе сообщила, что ее абонент не ответил, и после непродолжительных бессмысленных расспросов Эдмонд повесил трубку. Тогда Людвиг признался, что писал Скотту, и посетовал на собственную скрытность, помешавшую ему рассказать балтиморскому оккультисту о цели эксперимента: о месте назначения, в которое были направлены астралы.
Не унял их страхов и обнаруженный в жаровне предмет. Очевидно, хотя бы частично видение основывалось на истине – неизвестные химикалии выкристаллизовались в нечто из плоскостей и углов. Предмет состоял из некой хрупкой субстанции, напоминающей матовое стекло, имел приблизительно пирамидальную форму и от вершины до основания составлял около шести дюймов. Людвиг хотел немедленно его разбить, но Эдмонд не позволил.
Их споры пресекла телеграмма от Скотта. Она гласила:
НИКАКИХ ЭКСПЕРИМЕНТОВ С БРОШЮРОЙ О КОТОРОЙ ВЫ ГОВОРИЛИ ТЧК ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ОПАСНО И МОЖЕТ ПРИВЕСТИ К МОЕЙ СМЕРТИ ТЧК СЕГОДНЯ ПРИШЛЮ ВСЕ ПОДРОБНОСТИ АВИАПОЧТОЙ ТЧК БРОШЮРУ РЕКОМЕНДУЮ СЖЕЧЬ
КЕННЕТ СКОТТ
За этим последовали еще две новости, в результате чего Пол Эдмонд провел некоторое время в голливудской больнице. Первая новость подоспела к утреннему выпуску «Лос-Анджелес таймс» от двадцатого августа. В заметке коротко сообщалось, что Кеннет Скотт, известный писатель и оккультист, проживавший в Балтиморе, штат Мэриленд, загадочным образом убит. Никаких улик, указывающих на личность убийцы, не найдено, а тело обнаружили только днем девятнадцатого. Тот факт, что голова жертвы была отделена от тела и необъяснимым образом исчезла, сперва поставил под сомнения результаты опознания, но врач Скотта подтвердил логические выводы. Таинственности делу придали следы сероватой слизи, которой был испачкан ковер. По заявлению судебного эксперта, голова Скотта была аккуратно отсечена от тела острым лезвием. Полиция заявила, что арест обвиняемого последует в ближайшее время.
Излишне говорить, что арест так и не произвели. Бульварные газеты ухватились за лакомый кусочек и выжали из новости все возможное, а один предприимчивый репортер раскопал, что незадолго до времени, в которое зафиксировали гибель Скотта, тот отправил с главпочтамта Балтимора письмо авиапочтой. Это сообщение и стало непосредственной причиной нервного срыва и госпитализации Эдмонда.
Письмо было обнаружено в квартире Эдмонда, но оно практически не пролило света на дело. Скотт был визионером, и письмо подозрительно напоминает его литературные труды.
Как вы оба знаете, – в частности, говорилось в этом пространном письме, – за старыми легендами и фольклором часто скрываются факты. Циклопы уже не миф, как подтвердит вам любой врач, знакомый с врожденными патологиями. Вам также известно, что мои теории эликсира жизни подтвердились с открытием тяжелой воды. Так вот, миф о Гидре также основан на фактах.
Имеется бесчисленное количество сказок о многоголовых монстрах, и в их основе лежит описание реальной сущности, о которой на протяжении веков было известно очень немногим. Существо это появилось не на земле, но в безднах Запределья. В определенном смысле это была вампирическая сущность, но питающаяся не кровью своих жертв, а их головами – их мозгом. Вам это может показаться странным, но сейчас вы уже знаете, что в Запределье обитают сущности, чьи потребности и плоть отличаются от наших. Множество эпох эта сущность рыскала в поисках добычи в бесконечности за границами нашего измерения, посылая зов, чтобы собрать свои жертвы, где возможно. Ибо, поглощая головы и мозг разумных существ как нашего мира, так и других планет, эта сущность многократно приумножает свою мощь и жизненную силу.
Вы оба знаете, что веками появлялись люди, желающие поклоняться Великим – даже злобным Чужим, которые дошли до нас в фольклоре в образе демонов. У каждого бога и каждой сущности, от Черного Фарола до самого мелкого из Чужих, чья сила выше человеческих, есть свои почитатели. И культы эти перемешиваются очень любопытным образом, поэтому мы обнаруживаем, что следы забытых верований прорастают в более поздних временах. Например, когда римляне в темных лесах Италии поклонялись Великой Матери, как вы думаете, почему они включали в свой ритуал мистическое славословие: «Горго, Мормо, тысячеликая луна»?[12] Выводы ясны.
Я углубился в подробности, но это было необходимо, чтобы подготовить вас к моему объяснению происхождения брошюры, которую Роберт обнаружил в Сан-Педро. Я знал об этой книжице, напечатанной в Салеме в 1783 году, но решил, что ни одного ее экземпляра больше не существует. Эта брошюра – ловушка, и наигнуснейшая. Создали ее служители Гидры, чтобы заманивать жертв во чрево своей богини!
В книге заявляется, что она представляет собой описание невинного эксперимента с астральной сущностью. Однако подлинная ее цель – открыть портал и подготовить жертву для Гидры. Когда эти брошюры начали распространять по секретным подпольным каналам, в Новой Англии вспыхнула эпидемия смертей. Десятки мужчин и женщин были найдены обезглавленными, и вокруг – никаких следов убийцы в человеческом обличье. На самом деле настоящими убийцами были те, кто осуществлял эксперимент в соответствии с инструкциями, приведенными в брошюре, и невольно позволял Гидре использовать их жизненные силы и материализоваться на этой планете.
Грубо говоря, происходит вот что: субъект, следуя инструкциям, вдыхает дым наркотика, который разрывает завесу между нашим миром и Запредельем. Экспериментатор сосредотачивается на человеке, которому хочет нанести визит своей астральной сущностью, и этот человек обречен, поскольку его утаскивает в Запределье, в другое измерение, и посредством определенного психического и химического процесса он временно ставится одним целым с Гидрой. Сводится это к следующему: Гидра, используя астрал экспериментатора как носителя, приходит на Землю и забирает свою добычу – человека, на котором субъект сосредоточился. Для самого экспериментатора никакой реальной опасности нет, за исключением разве что возможности получить мощное нервное потрясение. Но второго – жертву – Гидра забирает себе. Он обречен на вечные муки, кроме некоторых необычных случаев, когда может поддерживать психическую связь с чьим-то земным разумом. Но не стоит об этом.
Я серьезно встревожен. Я заказал междугородний звонок в квартиру Эдмонда, и, без сомнения, вы все узнаете задолго до того, как придет это письмо. Если вы окажетесь настолько опрометчивы, что предпримете эксперимент раньше, чем я с вами свяжусь, мне будет грозить серьезная опасность, поскольку вы, вероятно, попытаетесь осуществить проекцию вашего астрала в Балтимор, ко мне. После того как я отправлю это письмо и пока я ожидаю телефонного соединения, я предприму все возможное, чтобы найти охранительную формулу, хотя не думаю, что она существует.
Кеннет Скотт
Именно это письмо уложило Эдмонда на несколько дней в больницу, где ему пришлось поправлять состояние нервов. Людвиг, видимо, оказался покрепче; по просьбе Эдмонда он остался в квартире последнего и занялся собственными экспериментами.
Что именно произошло в квартире Эдмонда в следующие несколько дней, мы никогда не узнаем наверняка. Людвиг ежедневно навещал хозяина квартиры в больнице и рассказывал ему о своих опытах, а Эдмонд записывал все, что запомнил, на листках бумаги, которые потом вставлял между страницами своего дневника. Есть основания верить, что необыкновенная смесь веществ в жаровне еще оказывала влияние на умы двух студентов, поскольку эксперименты Людвига, судя по записям Эдмонда, весьма напоминали продолжение исходного наркотического сна.
Как и следовало ожидать, брошюру Людвиг сжег. А затем, на следующую ночь после отъезда Эдмонда в больницу, второй молодой человек, по собственному утверждению, услышал, как с ним разговаривает Скотт.
Будучи исключительно восприимчивым ко всему необычному, Эдмонд не стал поднимать его на смех. Он внимательно выслушал Людвига, который заявил, что ученый еще жив, хотя и существует в другом измерении пространства. Гидра захватила Скотта, но у оккультиста хватило силы связаться с Людвигом. Необходимо не упускать из виду, что ни один из двух юношей после перенесенного нервного потрясения окончательно не пришел в себя.
Итак, каждый день Людвиг прибавлял к своей истории все новые и новые подробности, а Эдмонд слушал. Говорили они тайно, шепотом, и Эдмонд тщательно следил, чтобы его заметки не попали в руки скептиков. Вся суть, говорил Людвиг, заключалась в странном кристаллическом объекте, который образовался в жаровне. Именно он держал открытым путь в Запределье. Размером кристалл меньше человеческой головы, но при желании через него можно пройти, поскольку он создает «искривление в пространстве» – термин, который Эдмонд упоминает несколько раз, хотя объяснить не удосуживается. Гидра же способна вернуться на землю, только если будут воспроизведены первоначальные условия эксперимента.
Людвиг сказал, что слышал слабый шепот Скотта из кристаллического предмета, состоящего из невообразимых граней и углов. Оккультист испытывал страшные муки и постоянно просил Людвига спасти его. Это несложно, если студент будет неукоснительно следовать инструкциям. Опасность есть, но надо проявить смелость и попытаться исправить причиненное зло. Только так Скотт сможет избавиться от бесконечных мучений и вернуться на Землю.
И Людвиг, как он рассказывал Эдмонду, прошел сквозь кристалл – опять эта неясная и странная фраза! – взяв с собой то, что велел ему Скотт. Главным среди всего этого был острый как бритва кухонный нож с костяной рукояткой. Были и другие предметы, причем некоторые добыть было непросто; какие именно, Людвиг не уточнял, а если и уточнял, то Эдмонд не упоминает о них в своих записях.
По рассказам Людвига, он прошел через кристалл и отыскал Скотта. Но не сразу. Были ночи, когда он на ощупь пробирался сквозь фантастические и жуткие видения из кошмаров, все время направляемый настойчивым шепотом Скотта. Нужно было проходить ворота и пересекать странные измерения. И Людвиг шел сквозь жуткие бездны пульсирующей, пугающей тьмы; он миновал место с необычным фиолетовым светом, который заходился у него за спиной дребезжащими глумливыми порывами ведьмовского хохота; он прошел сквозь опустевший циклопический город из черного камня, в котором с содроганием узнал легендарный Дис. Наконец он отыскал Скотта.
Людвиг проделал все необходимое. Когда на следующий день он пришел в больницу, Эдмонда потрясла бескровная бледность друга и бегающие в его глазах огоньки безумия. Зрачки были неестественно расширены, а говорил Людвиг в тот день бессвязным шепотом, разбирать который Эдмонду было непросто. Это сказалось на записях. Как можно понять, Людвиг заявил, что освободил Скотта из плена Гидры, и беспрестанно бормотал что-то про ужасную серую слизь, которая испачкала лезвие его кухонного ножа. Он уверял, что его дело еще не закончено.
Без сомнения, за Людвига говорило его затуманенное наркотиком сознание, когда он рассказывал, как оставил Скотта или, по крайней мере, живую его часть в некоем измерении, не враждебном человеческой жизни и не подверженном естественным законам и процессам. Скотт желал вернуться на землю. Теперь он мог вернуться, сообщил Эдмонду Людвиг, но удивительная витальность, которая поддерживала жизнь в том, что осталось от Скотта, на земле немедленно улетучится. Существование как таковое было возможно для Скотта лишь в отдельных планах и измерениях, а чужеродная сила, которая поддерживала его в живых, постепенно уходила – теперь, когда он больше не получал энергетической подпитки от Гидры. Людвиг сказал, что действовать необходимо быстро.
В Запределье существует место, где Скотт мог исполнить свое желание. В этом месте мысль неявно связана с энергией и материей из-за пронзительных звуков труб (так рассказывал Людвиг), которые с начала времен просачиваются сквозь пелену мерцающих оттенков. Оно расположено очень близко к Центру – Центру Хаоса, где обитает Азатот, Повелитель Всего Сущего. Все было создано мыслями Азатота, и только в Центре Абсолютного Хаоса Скотт обретет возможность снова жить на земле в человеческом облике. На этом месте часть записок Эдмонда стерта, и возможно разобрать лишь один фрагмент: «…материализовавшейся мысли».
Людвиг с побелевшим лицом и ввалившимися щеками говорил, что должен завершить свое дело. Он считал себя обязанным отвести Скотта в Центр, хотя признавался, что невероятный ужас заставляет его колебаться. На пути подстерегают опасности и ловушки, в которые легко угодить. Хуже всего, что завеса, ограждающая Азатота, тонка, а если даже случайно увидеть Повелителя Всего Сущего, это будет означать полное и окончательное уничтожение узревшего. Скотт говорил об этом, добавил Людвиг; кроме того, упоминал о непреодолимом желании, которое будет притягивать взгляд юного студента к роковому месту, если тот не сумеет изо всех сил этому желанию сопротивляться.
Нервно покусывая губы, Роберт Людвиг ушел из больницы и, как мы можем предполагать, по дороге к квартире Эдмонда стал жертвой насилия. Поскольку на земле Эдмонд своего друга больше не увидел.
Полиция еще разыскивала пропавшую голову Кеннета Скотта. Так Эдмонд заключил из газет. На следующий день он с нетерпением ожидал появления Людвига и, когда безрезультатно прошло несколько часов, позвонил к себе в квартиру, но никто не ответил. В конце концов обеспокоенный Эдмонд, которому было уже не по себе от тревоги, провел десять минут в бурной беседе со своим врачом и еще десять – с полицейским инспектором. Наконец он добился своего, вызвал такси и поехал домой, пренебрегая запретом больничных властей.
Людвиг исчез. Пропал без следа. Эдмонд хотел было вызывать полицию, но быстро отказался от этой мысли. Он нервно мерил шагами квартиру, изредка отводя взгляд от кристаллического объекта, который так и покоился на жаровне.
Дневник едва ли проясняет события той ночи. По записям можно восстановить, что Эдмонд приготовил еще одну дозу наркотического снадобья или что вредоносное воздействие паров, которые он вдыхал за несколько дней до того, в конце концов нанесли его мозгу такое разрушение, что он уже не различал вымысел и реальность. Запись в дневнике, датированная следующим утром, начинается внезапно: «Я его слышал. Как и рассказывал Боб, он говорил через ту кристаллическую вещь. Он в отчаянии и говорит мне, что у Боба ничего не вышло. Он не отвел Скотта в Центр, иначе С. снова бы материализовался на земле и спас Боба. Нечто – не знаю, что именно, – захватило Боба, да поможет ему Бог. Да поможет Бог всем нам… Скотт говорит, мне надо начать там, где бросил свою задачу Боб, и довершить ее».
На последних страницах этой записи он обнажает душу, и это зрелище не из приятных. Почему-то самые пугающие из потусторонних ужасов, описанных дневником, не настолько ужасающи, как последний конфликт, произошедший в квартире над Голливудом, когда человек боролся со своим страхом и осознал собственную слабость. Пожалуй, только к лучшему, что брошюра была уничтожена, поскольку наркотик, настолько разрушающий мозг, как в ней описано, явно возник в аду столь же ужасном, как тот, что описал Эдмонд. Последние страницы дневника являют нам ум, рассыпающийся в прах:
«Я прошел. После Боба легче; я могу начать там, где он остановился, как говорит Скотт. И я прошел через Холодное пламя и Вихревые водовороты и наконец достиг места, где находится Скотт. Вернее, находился, поскольку я подхватил его и пронес через несколько уровней, пока мне не пришлось вернуться. Боб не сказал о тяге, с которой приходится бороться. Но крепчает она только после того, как я продвинулся вглубь на довольно существенное расстояние».
Очередная запись датирована следующим днем. Ее едва можно разобрать.
«Не выдержал. Пришлось выйти. Час гулял по Гриффит-парку. Потом вернулся в квартиру, и Скотт тотчас же заговорил со мной. Мне страшно. Мне кажется, он это ощущает и тоже испуган – и сердится.
Он говорит, что нельзя больше терять время. Его жизненные силы на исходе, и ему нужно быстро добраться до Центра и вернуться на землю. Видел Боба. Мельком, так что даже не узнал бы, если бы Скотт не сказал. Боб был весь какой-то искаженный и пугающий. Скотт говорит, что, когда его захватило, атомы его тела адаптировались к другому измерению. Надо быть осторожным. Мы уже почти у Центра».
Последняя запись.
«Еще раз – и дело сделано. Боже, как же мне страшно, как же мне невероятно страшно. Слышал трубы. От них леденеет мозг. Скотт кричал на меня, заставлял идти дальше и, мне кажется, пытался заглушить тот… другой звук, но, конечно же, не смог. В отдалении виднеется очень слабое сиреневое сияние и разноцветные вспышки. За ними, по словам Скотта, Азатот.
Не могу. Не хватает духу – эти трубы и эти формы, которые движутся вдалеке. Если я посмотрю в ту сторону, когда окажусь у завесы, это будет означать… Но Скотт злится на меня как безумный. Говорит, это я всему причиной. Мной овладел неутолимый порыв позволить этой тяге утянуть меня назад, а затем разбить врата – кристаллическую штуку. Может быть, когда я снова пройду сквозь нее, я пойму, что не могу не смотреть на завесу, я именно так и сделаю. Я сказал Скотту, что если он отпустит меня обратно на Землю сделать еще один глоток воздуха, то в следующий раз я закончу. Он согласился, но велел поторопиться. Его жизненные силы быстро иссякают. Он сказал, что, если я через десять минут не пройду через врата, он придет за мной. На самом деле не придет. Жизнь, которая поддерживает его в Запределье, на земле ему не поможет, разве что на секунду-другую.
Мои десять минут истекли. Скотт зовет из врат. Не пойду! Мне не вынести – только не последний ужас Запределья, когда за завесой движутся эти штуки и орут эти ужасные трубы…
Не пойду, я тебе сказал! Скотт, нет – мне не вынести! Тебе не выбраться, вот и все. Ты умрешь – я сказал тебе, что не пойду! Тебе меня не заставить – прежде я разобью врата!.. Что? Нет! Нет, ты не… ты этого не сделаешь! Скотт! Не надо, не надо… Боже, он выходит…»
Это последняя запись в дневнике, который полиция обнаружила открытым на столе Эдмонда. После того как раздался ужасающий вопль, а потом из-под двери квартиры медленно потекла красная жидкость, на месте оказались два офицера из патрульной машины.
Тело Пола Эдмонда нашли у двери. Голова и плечи лежали в расширяющейся багровой луже.
Неподалеку валялась перевернутая медная жаровня, а по ковру были рассыпаны хлопья белого вещества. Окоченевшие пальцы Эдмонда крепко сжимали объект, о котором с тех пор не умолкают споры.
Этот объект поразительно хорошо сохранился, принимая во внимание его природу. Он частично покрыт странной сероватой слизью, а его челюсти плотно стиснуты. Зубы страшно изуродовали горло Эдмонда и перерубили сонную артерию.
Необходимость в дальнейших поисках пропавшей головы Кеннета Скотта отпала.