Начальники станций – Задержки поездов – Мошенничество на железной дороге – Крепостной дух – Идеи социализма и нигилизма – Император Александр и религиозное влияние в России – Церковная вертикаль могущественней царя – Залы ожидания в Ряжске – Суеверие и грязь – Сызрань
Я снова в дороге, однако на этот раз в купе оказался один, пока ко мне не подсел некий чиновник, чья обязанность состояла в инспектировании ветки между Москвой и Рязанью. Он выявлял случаи несанкционированных задержек на станциях, поскольку в последнее время начали поступать многочисленные жалобы на опоздания поездов. Предполагалось, что виноваты в том сами начальники станций, нерадиво относившиеся к своим обязанностям и служившие основной причиной задержек.
– Я бы легко вывел их на чистую воду, – заметил инспектор, – если бы не треклятый телеграф, который просто сводит меня с ума. Негодяи в сговоре один с другим, и стоит им увидеть меня на платформе, как тут же телеграфируют об этом своей братии далее по маршруту.
В нашем разговоре выяснилось, что в России на железных дорогах прежде было много мошенничества, совершаемого кондукторами. Дождавшись какого-нибудь пассажира у кассы, где он собирался купить билет, они спрашивали: «Каким классом поедете?» И если человек хотел в первый или во второй класс, кондуктор обыкновенно предлагал: «Возьмите билет в третий. Дадите мне пару рублей, и я вас пересажу в первый. Я работаю на том поезде». Однако теперь, согласно словам инспектора, эта порочная система изжита. В результате прибыль железных дорог возросла, хотя говорить о возврате инвестиций, вложенных в это большое дело, еще очень и очень рано. От инспектора я также узнал, что мне следовало купить билет до Сызрани. Именно там на данный момент находится временная конечная станция в направлении Оренбурга. Оплачивать разницу было уже слишком поздно, поэтому по прибытии в Пензу мне предстояло потратить некоторое время на приобретение нового билета и переоформление багажа.
Несмотря на всю нашу меховую одежду, той ночью мы сильно замерзли. В Рязани, где при смене поезда пришлось прождать целый час, один русский дворянин, подсевший до этого в наш вагон на промежуточной станции, устроил скандал старику, отвечавшему за печку. Тот почему-то забыл подбросить дров. Дворянин вышел из себя и бранил старика последними словами. Провинившийся дрожал от страха и плакал, будто его наказывали кнутом.
Много времени потребуется русским на то, чтобы до конца избавиться от крепостного духа. С момента освобождения крестьян минул уже не один год, но рожденные и воспитанные в рабстве люди до сих пор не могут избавиться от чувства благоговения в присутствии тех, кто выше их по статусу. Возможно, это и к лучшему. Для России наступили бы горькие времена, если бы идеи социализма и нигилизма, набирающие сейчас популярность в крупных городах, распространились и в деревенской среде. Русское крестьянство в настоящий момент объединено такой любовью к императору, которая может сравниться, пожалуй, только еще с одним таким же всеобъемлющим чувством. Эта преданность Батюшке, как они называют своего царя, вполне им заслужена, поскольку император Александр пошел на огромный персональный риск, одним росчерком пера отменив рабство в своих владениях. Подобный шаг с его стороны, несомненно, требовал колоссальной нравственной отваги. Не много найдется на свете императоров, которые бы рискнули столь кардинально задеть интересы высших классов своей страны для совершения акта справедливости по отношению к низшим.
Возможно, единственным влиянием наумы крестьян, сравнимым по значимости с их привязанностью к царю, служит вера в Бога. Ни в одной стране мира, наверное, кроме России, это явление не имеет такой силы. В религии, крепко замешанной на суевериях, заключена здесь такая мощь, какая могла бы противостоять даже воле самого императора Николая. Церковная вертикаль тут определенно могущественней царя. Веками эти два начала в России взаимодействуют как рука с перчаткой. Что, в общем, и хорошо, поскольку любой раздор между ними неизбежно привел бы к революции.
В зале ожидания на станции в Ряжске официанты торопливо разносили стаканы с горячим чаем, который охотно заказывали все пассажиры. Для иностранца, кстати сказать, объемы этого напитка, потребляемые русским человеком, кажутся поистине ошеломляющими. Наша классическая английская прачка, таланты которой в этой области считаются исключительными, не имела бы ни малейшего шанса, вступи она в состязание с любым из подданных русского царя. На столике для закусок стоял большой samovar (латунная емкость, похожая на урну). Вода в нем поддерживалась в кипящем состоянии отнюдь не при помощи спиртовой горелки, как делается это у нас в Англии, а посредством дымовой трубы, помещенной внутрь этой самой урны и наполненной раскаленным древесным углем. Некоторые путешественники, очевидно, придерживались режима экономии. Вместо того чтобы положить сахар в стаканы, они держали небольшой кусочек во рту, подслащивая таким образом обжигающий напиток.
Решив использовать с толком наше промедление в Ряжске, я отправился изучать другие станционные помещения для проезжающих. Они были переполнены пассажирами третьего класса. Причудливое зрелище являла собой вся эта мешанина из разных народностей, набившаяся сюда подобно овечьему стаду и расположившаяся в самых разнообразных позах прямо на полу. В одном углу, например, крепко спал татарский купец, облаченный в длинный пестрый халат и сапоги с высоким голенищем. Голову его покрывала маленькая желтая феска. Он крепко прижимал к себе спящую женщину, лицо которой скрывалось под непроницаемой белой вуалью, а подле этой пары закутанный в тряпки ребенок играл с родительской меховой шапкой. Носовой аппарат звучно сопевшего рядом с ними мужчины характерными очертаниями указывал на несомненную принадлежность своего владельца к племени Израилеву. Время от времени обладатель шумного носа порывисто нащупывал небольшую кожаную сумку, предательски выглядывавшую из-под засаленного черного пальто и даже во сне остававшуюся предметом его тревоги. Зычным руладам иудея слаженно вторили раскинувшиеся в живописных позах ладно скроенные крестьяне в тулупах из грубой кожи, туго подпоясанных узкими кожаными ремнями с украшением в виде медных и серебряных пуговиц. Напротив печи, подогнув под себя ноги, в полудреме сидел старик бухарец в просторном халате. Судя по его виду, он находился под воздействием опиума и грезил, наверное, о райских гуриях и грядущем блаженстве. Парнишка со смышленым лицом, приходившийся с учетом сходства между ними, очевидно, ему сыном, старался отодвинуться, насколько это было возможно, от остальной груды тел, явно не слишком радуясь неожиданно тесному соседству с русскими крестьянами.
Магометане Средней Азии бесспорно имеют как минимум одно серьезное преимущество перед местным мужиком – они любят мыться. Если бы кому-нибудь удалось уговорить русского крестьянина повнимательней отнестись к идее регулярного омовения, это послужило бы великому благу – пусть и не для самого мужичка, раз ему плевать на элементарный комфорт, так хотя бы для тех, с кем он путешествует. Суеверие и грязь в России подобны братьям-близнецам. Я частенько подмечал следующее: чем самозабвеннее крестьянин поклоняется всевозможным идолам (obrazye), выставленным напоказ на крыльце каждого дома, тем категоричней он в своей забывчивости о пользе воды и мыла.
В Пензе мне едва хватило времени на то, чтоб запастись новым билетом до Сызрани, где заканчивалось мое передвижение по железной дороге. В итоге я оказался в просторном вагоне-салоне. Практически все места в нем были заняты, поскольку носильщики загромоздили их багажом пассажиров, путешествующих в соседнем вагоне.
Все эти баулы и чемоданы погрузили сюда, пока их владельцы сидели в зале ожидания, с целью сокращения длины состава, дабы не прицеплять отдельный багажный вагон. Цель была достигнута, однако расплатой послужили весомые неудобства, претерпеваемые путешественниками в лихорадочном поиске своих утраченных вещей при тусклом свете пропитанного жиром и сильно чадящего фитиля.
В разговоре, который завязался у меня с одним из этих людей, высоким плотным мужчиной среднего возраста, выяснилось, что кратчайший путь до Оренбурга лежит через Самару. Мой собеседник как раз направлялся туда, поэтому предложил совместно нанять тройку – сани и полагающихся к ним лошадей. Я с готовностью принял его предложение, и спустя несколько часов мы вместе стояли на платформе в Сызрани. Спутника моего тут явно знали, служащие на станции уважительно брали под козырек, а носильщики как-то уж очень быстро доставили наш багаж в зал ожидания. Должен признать, я был удивлен, обнаружив так далеко от столицы по-настоящему хороший буфет. С учетом кратких остановок для перемены поезда мы находились в пути более шестидесяти часов, неуклонно приближаясь к Азии и удаляясь, таким образом, с каждым шагом от цивилизации. Однако буфет в Сызрани оказался безупречен. В самое кратчайшее время нам подали прекрасный завтрак, не уступающий ничему, на что вы можете рассчитывать в любом ресторане Франции.
Тем не менее пора было задуматься о нашем путешествии на санях. Немного поторговавшись, мой спутник договорился с одним зажиточным крестьянином, жившим по соседству; тот брался снабдить нас транспортом и переменой лошадей до Самары, поскольку казенные почтовые станции между двумя городами отсутствовали. Нам предстояло преодолеть около восьмидесяти пяти миль.