Мален часто встречала старого священника, живущего в маленьком бревенчатом домике возле церкви. Его лицо было всё в мелких морщинках, а в глазах светились жалость и доброта.
– Бедная маленькая сиротка, – говорил он Мален и ласково клал ей на голову свою высохшую лёгкую руку. – Идём со мной.
Он усаживал Мален рядом с собой и открывал большую книгу с пожелтевшими страницами.
При свете тонкой одинокой свечи он негромко, нараспев читал девочке Евангелие и рассказы о жизни святых людей, живших в далёкие времена.
– Это ничего, что ты ничего не слышишь, – ласково приговаривал он. – Эти святые слова идут прямо в сердце и там пускают незаметные ростки.
Мален сидела тихо и неподвижно, не сводя глаз с лица священника, и ей казалось, что она сама постепенно превращается в тонкую одинокую свечу и освещает старинные пожелтевшие страницы.
Ухти злился, когда священник уводил Мален в свой маленький домик. Он кидал в окно мелкие камешки, стегал по стенам хворостиной, но Мален ничего не слышала, а священник только скорбно вздыхал.
Теперь Мален страстно захотелось самой научиться читать, она с радостью открыла бы доброму священнику свою тайну. Но Ухти всё время был рядом. Он кидал в окно мелкие камешки, стегал по стенам хворостиной, мерзко хихикал под окном. Мален молчала, а священник только скорбно вздыхал.
Но слова повторялись снова и снова, и скоро она уже запомнила почти все буквы. А когда она нашла в бурьяне брошенный Ухти растрёпанный букварь, дело пошло ещё быстрее.
– Я научилась читать, матушка, – шептала Мален по ночам. – Если бы я могла попросить у священника какую-нибудь книгу… Я знаю, знаю, он дал бы мне её! Но если Ухти узнает мою тайну, мне несдобровать…
Священник всегда подкармливал голодную девочку. И вот однажды, когда она уже собралась уходить, он дал ей круглую медовую лепёшку. Мален спрятала её в рукаве.
Она скользнула в сарай, плотно, как всегда, закрыла дверь и припёрла её кольями.
Спать ложиться было ещё рано, закатные лучи резко пробивались сквозь щели.
Она достала медовую лепёшку. Понюхала. Пахнет как целый цветочный луг. А уж вкусная, наверное!
Мален отломила кусочек и зажмурилась. Мягкая, сладкая, прямо тает во рту. Жаль только, маленькая.
– Вот обжора! – услыхала она обиженный голосок. – Я так и знала, что ты обжора, обжора! Ну и ешь одна эту чудесную медовую лепёшку.
Мален огляделась и тихо ахнула. Она увидела сороконожку, чуть ли не в целый метр длиной. Да нет, это была вовсе не сороконожка. У этого странного создания было милое кукольное личико, блестящие кудри и большие глаза.
– Нет того, чтобы предложить поужинать важной особе, которая милостиво пожаловала в твой убогий сарай, – сердито проговорила странная гостья.
– Вы… кто? – изумлённо спросила Мален.
– Я – Сорокоручка, – надменно ответила гостья. – И что тут особенного? А вообще-то меня зовут Диди.
Только тут Мален разглядела, что у Диди вместо ножек были аккуратные ручки – на каждой пять пальцев с круглыми ухоженными ноготками.
– Вы очень красивая, – прошептала Мален.
– Ещё бы! – откликнулась Диди. – Оказывается, ты не так уж глупа, как кажешься. Словом, однажды в полнолуние я прогуливалась под окном этой мерзкой госпожи Морильды. Она там у себя наверху варит всякие настои и зелья. Да видно, у неё что-то не заладилось, и она выплеснула целый кубок своего варева за окно. Прямо на меня, представляешь? И вот я стала такой, какой ты меня видишь!
– Вы просто прелесть, – прошептала Мален.
– Не спорю, – кивнула Диди. – Потом разок, тоже в полнолуние, я сводила туда моего друга. Ну, может, он не просто друг… Впрочем, это не твоего ума дело.
Диди уставилась круглыми глазами на сладкую лепёшку.
– Не желаете ли отведать кусочек? – робко предложила Мален.
– Не откажусь, – благосклонно согласилась Диди.
Мален разделила поровну медовую лепёшку, и они обе принялись уплетать редкое лакомство. Диди аккуратно собрала крошки всеми ручками и отправила их в свой маленький рот.
– Скоро Ухти, сын госпожи Морильды, станет принцем, – вздохнула Мален, вытирая губы. – А он такой противный.