– Раз… два… ча-ча-ча… раз, два, ча-ча-ча… – звонкий голос дочери доносится из распахнутых дверей гостиной, когда я вхожу в квартиру старших Балашовых.
Мать Вадима ищет для меня тапочки, пока я разуваюсь и снимаю пальто. Она немного суетится, натянуто смеется, и причину ее странного поведения мне долго искать не нужно.
Я вижу стоящие на коврике мужские ботинки. Они мне отлично знакомы: коричневая кожа и выбитый на стельках логотип итальянского бренда.
– Ча-ча-ча…
Отведя от обуви глаза, смотрю на свекровь.
– Проходи… У меня там чайник кипит.
С этими словами она быстро уходит по коридору на кухню, оставляя меня тет-а-тет с этими ботинками. Вешая в шкаф пальто, я слышу приглушенный голос Балашова, а также голос его отца и смех Сабины.
Со дня на день мне нужно забрать дочь отсюда. Моя мать в сдержанной форме попросила привезти Сабину к ним. Это ее первый звонок с тех пор, как я ушла из родительского дома три дня назад, и я уверена, что вопрос моего развода там все еще не закрыт. Он всплывет снова, стоит только переступить порог, а моя сестра… я не видела и не слышала ее все эти дни. От этого на душе появился еще один камень, и он, твою мать, тяжелый.
Несмотря ни на что, я люблю свою сестру. Любила ее, еще когда она была крошечным свертком, который привезли из роддома. У меня никогда не было к ней ревности, я отдавала ей своих лучших кукол и плела ей косички. Я готова проявить мудрость и первой пойти на примирение, собственно, как всегда.
Последние два дня я принимала доставку мебели в квартиру, теперь жду мастеров, которые эту мебель соберут. Кровать, письменный стол и шкаф для дочери, а также кровать и шкаф для меня самой. Это произойдет со дня на день. Новую жизнь, как оказалось, организовать не так уж сложно…
Мое отражение в зеркале мне нравится. Если не считать слегка покрасневших от ветра щек, со мной все в полном порядке, но я еще пару секунд медлю, прежде чем пойти на голоса.
Сабина в пижаме, волосы еще не чесаные после сна. Приняв исходную танцевальную позицию, она демонстрирует разученные на занятиях движения.
– Ча-ча-ча… раз, два…
Отец Вадима отбивает для нее ритм ладонями, сам Балашов сидит на полу у дивана, согнув одну ногу в колене. Он выглядит расслабленным, но, когда я появляюсь в дверном проеме, взгляд мужа моментально переключается на меня.
Его глаза кристально ясные, изучающие.
На нем джинсы и свитер, что касается его лица, то оно изрядно заросло щетиной. Я бы сказала, что он кошмарно зарос, таким я его, кажется, вообще никогда не видела.
Позволяю себе смотреть. Прятать от него глаза – это то, чего я уж точно делать не собираюсь.
– Мама! – Саби принимается двигать своим маленьким телом еще активнее. – Смотри… раз, два…
На губах Вадима появляется легкая улыбка, когда он переводит взгляд на дочь. В конечном итоге Сабина срывается с места и, хихикая, несется к нему. Он подхватывает ее на подлете, выставив вперед руки, и смеха становится в три раза больше. На этот раз смеется и мой свекор, и Сабина, и Балашов.
– Ну папа, папочка… щеко-о-о-отно!
– Я тебе не верю…
– Ты колю-ю-ючий!
Отвернувшись, я направляюсь к окну. Улыбаюсь Андрею Юрьевичу Балашову, своему свекру. Он встает с кресла, тихо говоря:
– Здравствуй, Карина.
– Доброе утро, – отвечаю я ему.
За моей спиной происходит легкая возня. Писки Саби сменяются ее упорным нежеланием идти умываться и чистить зубы, но в конечном итоге она уступает.
– Сабина, без разговоров, – давит на нее отец.
– Не буду!
– Хочешь, чтобы тебя бактерии сожрали?
– Нет… – отвечает она понуро.
– Тогда иди.
– Я быстро.
В комнате наступает тишина, когда Сабина вместе с дедом уходит.
За окном обманчиво солнечный день, на самом же деле достаточно холодно. Сегодня суббота, и сейчас, в девять утра, я не встретила ни одного человека во дворе, да и на дорогах машин почти нет.
– Давай прогуляемся, – слышу голос Балашова за спиной.
Обернувшись, вижу, что он уже встал на ноги. Расправив плечи, Вадим направляется в прихожую. Я присоединяюсь к нему без споров, прекрасно понимая, что поговорить нам давно пора. Я была уверена, что он позвонит со дня на день, ну или обозначит свое присутствие в моей жизни еще каким-то способом, и этот способ не лучше и не хуже других.
Мы располагаемся на пустой детской площадке. Я кутаюсь в шарф, который набросила на голову, а Вадим усаживается на скамейку, положив на колени локти.
На нем зеленая парка, которую Балашов не потрудился застегнуть, но холод он игнорирует.
Несмотря на эту многодневную щетину, Вадим выглядит чертовски бодрым и свежим. Кажется, он даже начал набирать вес, который потерял за последний год. Его тело стало отточенным, как будто он соблюдал индивидуальный план питания, на самом деле хуже, чем в этот год, он не питался никогда.
Если у него был отпуск, то он пошел ему на пользу. Вадиму нужен был отпуск. После того, как закончились суды, отпуск ему был просто необходим.
– Как у тебя дела? – спрашивает Балашов.
– Может, опустим эту часть? – предлагаю я. – Обсуждать с тобой свои дела мне не хочется.
– Я думаю, что в нашем случае обсуждать их как раз нормально. Мы не чужие люди, Карина.
– Это вопрос времени. Очень скоро станем чужими. Это побочный эффект разводов. Так что у тебя ко мне?
Вижу, как он поигрывает желваками, опустив лицо. Расстояние в два шага, которое я между нами оставила, как нельзя лучше защищает от любых его эмоций.
– Ты не выставила никаких требований, – говорит он, продолжая смотреть на свои ботинки. – Чего ты хочешь? Половину имущества или?..
– Ничего, – перебиваю я. – Мне ничего от тебя не нужно.
– Карина.
– Только то, что положено Сабине. А это… на твое усмотрение.
Я уверена, что нашу дочь он не сможет хоть в чем-то ущемить. Кого угодно в этой жизни, но не ее.
В его глазах раздражение и немного злости, когда он на меня смотрит.
– Ты была моей женой семь лет. Любой адвокат скажет, что ты можешь претендовать на что угодно.
На что угодно, кроме его бизнеса. Основная доля оформлена на родителей, и так было всегда. А недвижимость или машины – это не то, чем Вадим Балашов действительно дорожит.
– Судебные тяжбы меня не интересуют. Мне отлично известно, как сильно они портят жизнь.
– Я дам тебе время, – говорит он. – И мы вернемся к этому вопросу снова.
Привычка никогда и ни о чем с ним не спорить отточена у меня годами. Сейчас я тоже не пререкаюсь, но мое молчание означает лишь одно – я сделаю по-своему. Он читает это в моих глаза, когда встает.
Сократив разделяющее нас расстояние, Вадим обхватывает ладонью мое плечо и прижимается губами ко лбу, пробормотав:
– Скажи Сабине, что я заеду завтра вечером.
Обойдя меня, он идет в противоположную сторону от входа в подъезд дома своих родителей, то есть возвращаться в квартиру не собирается.
Повернув голову, я провожаю его взглядом, чувствуя, как в горле поднимается знакомый гребаный ком.